Песня для тумана

Геро слышала, как королева насмешливо называла придворного певца кровавым жрецом Кенн Круаха, но слышать это одно... По сравнению с этим зрелищем купающийся в реке мужчина выглядел почти умиротворяющим. Домашним.

— Бард, ты нормальный вообще? — Геро уселась на берегу и свесила ноги в воду.

Ульв обернулся к ней. Спокойно, без спешки или удивления.

— Для цверга — более чем. — Он горстью зачерпнул воды, принялся оттирать плечо.

Альва заметно смутилась. Бард снова отвернулся, перестав обращать на неё внимание. Геро какое-то время ёрзала на месте, пока, наконец, не выпалила:

— Это она тебе приказала? Ну... чтобы так?

На этот раз Ульв замер, но продолжал стоять к альве спиной.

— Нет. Это только моё дело.

Геро готова была поклясться, что сейчас он добавит: "И не надо ей об этом говорить", но Ульв промолчал.

— Она хочет тебя видеть, — сообщила альва.

Придворный певец невозмутимо продолжал отмывать руки от крови.

— Скоро буду, — ответил он спокойно, будто задержка объяснялась невычищенным плащом или сложной шнуровкой на сапогах.

Зато едва заметно вздрогнул, когда к его спине прикоснулся пучок мягкой травы.

— Давай, помогу, — лукавое личико Геро отразилось в тёмном зеркале воды, насмешливо исказилось волнами.

— Хорошо, — цверг собрал прилипшие к спине волосы, перебросил их вперёд.

Альва отпрянула.

— Ульв, у тебя тут... — нерешительно начала она.

— Две раны, — голос барда звучал монотонно и безжизненно. — Одна рваная, но поверхностная. Вторая...

— Вторая смертельная!!! — выпалила Геро, сорвавшись на жалкий писк. — И от неё несёт железом!

— Потому что её нанесли железом. — Бард полоскал в воде волосы, снова добавив красного в только начавшую очищаться воду.

— Как ты ещё стоишь? — осведомилась Геро, подозрительно осматривая придворного певца. Он был бледно-зелёным, так что мог, по большому счёту, сойти за мертвеца. Вот только он таким был всегда.

Ульв ответил не сразу. Но всё-таки произнёс:

— Меня невозможно убить.

Заинтересовавшись, альва передумала в панике бежать.

— Почему?

— Потому что я бессмертный. — Бард криво усмехнулся.

Геро снова подошла поближе, гонимая любопытством.

— Совсем бессмертный? Как бог?

Ульв покачал головой.

— Бога можно убить. А меня — нет.

Пучок травы снова коснулся его кожи. Но на этот раз гораздо бережнее. Некоторое время оба сосредоточенно отмывали цверга.

— Хочешь, — нерешительно начала Геро, — я могу...

— Хочу. Но тебе будет больно. Там много железа.

Альва только насмешливо фыркнула.

К тому времени, как спина Ульва снова стала гладкой и цельной, выражение лица Геро разительно изменилось. Рогатую трясло, руки горели, хотелось скулить и скоблить их, или забиться куда-нибудь, или пожаловаться королеве Мэб...

— А тебе хоть бы хны, — обиженно бросила она цвергу. — Мало, что бессмертный, так ещё и не чувствует ничего, чурбан!

— Я чувствую, — Ульв вышел из воды и, нисколько не стесняясь альвы, принялся неторопливо одеваться. — Не хуже тебя.

— Ты даже не вскрикнул! Только дёрнулся слегка.

— Крик отнимает много сил, — сообщил бард. — И связки можно повредить. Голос мне не для этого.

— Ну тебя, — буркнула Геро и поплелась в лес.

* * *

— Где ты пропадал так долго? — спрашивая, Мэб не глядела на собеседника прямо. Ульв знал этот её взгляд искоса, цепкий, не упускающий ничего. Придворный певец откинул полу чёрного плаща и поклонился.

— Я принёс тебе кое-что, моя королева.

Бард действительно протянул ей цветущую ветку. Мэб осторожно взяла, при этом её прохладные пальцы коснулись его горячей ладони.

— Тёрн? — тонкая бровь изогнулась не то вопросительно, не то насмешливо. — Ты любишь цветы, Бард?

— Я люблю всё прекрасное, — Ульв всматривался в лицо королевы, подмечал непривычные складочки в уголках губ, слишком жёсткие завитки волос, обрамляющих высокий лоб, непонятное выражение глаз.

Мэб задумчиво вертела подношение в руке.

— Этот куст разрастается, захватывая всё вокруг... плоды у него кислые и терпкие, и эти шипы!

— Но разве он не прекрасен? — Певец подошёл ближе, как будто крохотная лесная полянка, на которой они стояли, была огромным залом, с другого конца которого надо кричать, чтобы быть услышанным.

Мэб пощекотала цветок кончиком ногтя.

— Милый. Не более того. Кувшинки гораздо красивее.

— Холодные. — Бард стоял так близко, что тепло его дыхания согревало кожу повелительницы фей. — Мне нравится тёрн. Его плоды опьяняют, и аромат их тоньше, чем у верескового мёда. Нужно только уметь их приготовить.

Королева прислонилась к стволу ясеня, разлапистая ветка тут же закрыла от барда её лицо. Но по голосу Ульв безошибочно определил: Мэб улыбалась.

— А ты умеешь? Готовить?

Бард отогнул преграду в сторону, тоже облокотился о дерево и очень серьёзно произнёс:

— Пока нет. Но я обязательно научусь.

Мэб опустила взгляд на ветку, которую всё ещё держала в руке. Провела пальцем вдоль длинного шипа.

— Прекрасное всегда нуждается в защите, — Ульв отнял пальцы королевы от шипов и поднёс к своим губам.

— На нём, кажется, кровь, — Мэб нерешительно отвернулась.

— Должно быть, я был неосторожен, — бард уже целовал чашечку ладони, — и поранился. — Его губы пахли терпким мёдом и оказались непривычно горячи. — Я ведь так неловок, моя королева. Но что с цверга взять?

Мэб небрежным жестом вплела терновую ветвь в волосы. На мгновение складочки у губ волшебницы разгладились, и Ульву показалось, что вот, сейчас она скажет что-нибудь обычно-язвительное, и его тело снова окажется опутанным колдовством, или...

Но странное выражение снова вернулось в тёмные глаза повелительницы фей.

— Мой бард, — Ульв замер, насторожённый её мягкой интонацией, но руки Мэб так и не выпустил. Напротив, сжал в своей. — Что ты запоёшь, мой бард, когда твой бог соберёт ночных всадников и пойдёт войной на твою королеву?

"Я больше не Великий Бард, не жрец и не друид", — хотел ответить Ульв. Но молчал, потому что это была бы ложь. А лгать королеве он не мог.

— Я клянусь тебе, — наконец, сказал он, — что Кенн Круах не...

— Чш-ш-ш, — рука Мэб, которую певец только что целовал, запечатала его губы. — Об этом я не просила.

Ульв смотрел на женщину, которую несколько дней назад баюкал на руках, и не узнавал. Что-то новое появилось сегодня в повелительнице фей. Или, возможно, что-то такое, чего он раньше не замечал за игривой насмешливостью. Бард невольно отступил на шаг. Наряд королевы, сотканный из солнечных бликов в листве, вдруг потемнел грозовой тучей.

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.

Ульв склонил голову.

— Всё, что пожелаешь, моя королева.

Мэб протянула ему небольшой кристалл, похожий на один из тех, что украшали пещеру, только этот был ярче и переливался разными цветами. Бард поднёс его к глазам и всмотрелся в игру света на идеально отшлифованных гранях.

— Радужный мост? — не сдержал он возгласа удивления.

Повелительница фей кивнула.

— Когда-то мне подарил его Король-под-Горой. Он хотел, чтобы я могла наведываться в Свартальфахейм, когда захочу. У этого цверга большое сердце.

— Мостом несложно пользоваться, — улыбнулся Ульв. — Я научу тебя...

— Пользоваться им я и без тебя умею, — отрезала Мэб. — Но я останусь здесь, на своей земле. И высшие альвы. Они решили сражаться. А всякой мелочи, вроде кобольдов, лепреконов и цветочных фей, будет нечего тут делать, когда придёт Кенн Круах. Только под ногами путаются. И ещё люди... большая часть. Поэтому, когда придёт время, ты откроешь радужный мост и проследишь, чтобы все они по нему прошли. А потом закроешь. С той стороны.

Узкое лицо цверга отчётливо позеленело. Скулы заострились, под глазами залегли глубокие тени.

— Я, если ты забыла, тоже альв, а не цветочная фея. Я не собираюсь отсиживаться в Свартальфахейме, пока ты тут...

Улыбка Мэб стала мечтательной. Королева погладила Ульва по щеке.

— Ты такой хорошенький.

Округлившиеся глаза барда сделали его похожим на растерянного ребёнка.

— Для цверга, разумеется, — фыркнула Мэб, развеселившись. Но прежде, чем Ульв успел этим воспользоваться, снова посерьёзнела: — Ты или будешь делать то, что я говорю, или сейчас же возвращаешься к Кенн Круаху. Я понятно излагаю?

Она сияла, воплощая величие и самодержавную власть всем своим обликом, от шлейфа ставшего вдруг изумрудным платья, до последнего завитка высокой причёски.

Ульв молчал, и по тому, как двигались его скулы, было заметно, как судорожно он сжимает зубы. Королева немного смягчилась и снизошла до объяснений:

— Король-под-Горой весьма удивится и вряд ли обрадуется, если в его владения хлынут мои подданные. Мне нужен кто-то, кто сможет ему это объяснить.

— Почему бы не предупредить его заранее? — угрюмо спросил бард.

— Вот ты этим и займёшься, — парировала королева и неторопливо прошла мимо Ульва. Тот последовал за ней, продолжая хмуриться.

— Цветочные феи погибнут без солнца.

— Да и людям там не понравится, — согласилась Мэб. — Поэтому после того, как ты разместишь моих подданных в их временном пристанище, ты отправишься в Льесальфахейм. И договоришься с эйп Аквилями...

— Почему именно с ними? — насторожился Ульв Брокксон.

— А почему бы и нет? — усмехнулась волшебница, стрельнув в собеседника лукавым взглядом из-за плеча. Но цверг её игривого настроения не разделял.

— И это твой план? — резко сказал он. — Отослать меня вместе с маленьким народцем? Ты думаешь, рогатая Геро успеет хотя бы глазом моргнуть, когда дин ши занесёт над тобой меч?

Мэб остановилась так внезапно, что Ульв едва на неё не налетел.

— А ты что, успеешь спеть ему колыбельную?

Сухой спазм перехватил горло придворного певца. Королева стояла так близко, что их рукава соприкасались, и смотрела Ульву прямо в глаза. Так, как не смотрела, наверное, с дня их первой встречи. И явно ждала ответа.

— Нет. — Чарующий, волшебный, покоряющий голос барда подвёл хозяина, предательски дрогнув. Ульв знал, что против отряда ночных всадников ему не выстоять. Да даже против одного из дин ши, лучших в мире воинов, быстрых, как мысль, неотвратимых, как смерть.

— Тогда что тебе здесь делать? — в Мэб не осталось ничего от раненой железом королевы фей. Перед Ульвом стояла Душа Ирландии. Древняя, прекрасная, воинственная, неукротимая, упрямая и независимая. Только сейчас бард осознал, что Мэб пришла с материка вместе с племенами людей, ходящих без штанов, раскрашивающих лица перед битвой и отрезающих головы врагам. Дагда, Луг и фоморы для неё не красивая легенда, а не такое уж далёкое воспоминание.

— Я не знаю, кто победит, — сказала Мэб, поправляя веточку тёрна в волосах. — Но одно могу сказать точно: Кенн Круах пожалеет, что связался со мной.

Ульв склонил голову и бесстрастно произнёс:

— Желание королевы — мой приказ.

Мэб недоверчиво сощурилась.

— Конкретнее.

— Если Кенн Круах перейдёт границу твоих владений, моя повелительница, я уведу маленький народец и людей, которые пожелают следовать за мной, в Свартальфахейм по радужному мосту, и расселю их там и в Льесальфахейме, на то время, пока люди не смогут снова вернуться в Мидгард.

— Слово барда?

Ульв даже глазом не моргнул.

— Клянусь тебе моим сердцем.

Глава 3. Боги старые и новые

Сату устало опустилась на скамью. Вытерла пот со лба.

— Не выходит, — произнесла она обыденным голосом, а не тем глубоким, потусторонним, которым разговаривала с духами. — Он не идёт на мой зов.

Сигрид, до сих пор совершенно безучастная, вскочила и страстно воскликнула:

— Это всё королева! Она околдовала Ульва и не пускает обратно! Должен быть способ её победить!

Шаманка покачала головой и поёжилась, будто от холода.

— Королевы туманов там не было. Только темнота. И камень. Волк ушёл в него слишком глубоко. Он не слышит меня, потому что сам захотел оглохнуть и ослепнуть, перестать чувствовать. Перестать существовать.

Сигрид рассерженно топнула ногой и выскочила во двор, чуть не сбив с ног Онни. Молодой шаман, проделывавший всё почти то же самое, что и Сату, только расхаживавший снаружи дома, а не внутри, выронил бубен и поймал вывалившуюся на него девушку.

— Осторожно, — сказал он рассеянно, и эта отстранённость ещё сильнее разозлила Сигрид. Она сердито отпихнула от себя нойда и побежала. Если эти саамы ни на что путное не способны, она всё сделает сама. В конце концов, у викингов есть свои боги.

Онни проводил её взглядом и вошёл в дом.

— А жена его любит, — задумчиво сказал он шаманке.

— Жена... — повторила та и резко обернулась к Альвгейру. — Отведи меня в ваше святилище. Туда, где жених и невеста предстают перед богами.

— Но, бабушка, это ведь... — Онни, с трудом решившийся перечить старухе, запнулся. — Они ведь чужие боги.

Сату встала и невозмутимо огладила юбку, расправляя складки.

— Ты прав, мальчик. Поэтому приготовь побольше дров.

На этот раз старая саамка решительно выгнала всех из дома. Сигрид уходить никак не хотела, дралась и пыталась кусаться. Но Альвгейр молча заломил дочери руку за спину и вывел во двор. Сквозь злые слёзы девушка наблюдала, как молодой шаман неторопливо собирает костёр.

Потом был небольшой переполох с медведем. Огромный бурый зверь ворвался в селение, рыча и вращая глазами. Но пока женщины прятали любопытных детишек, а мужчины выбегали на улицу с оружием, медведь был уже побеждён. Онни бесстрашно обнял косолапого за шею и долго шептал тому что-то в ухо, то и дело вздыхая. Сигрид даже показалось, что нойд тоже смахнул непрошенную слезу. Зверь сел на задние лапы и тоскливо заревел, как будто шаман нанёс ему смертельную рану. Но Онни лишь потянул медведя за собой, тот упирался, рвался к дому, но молодой нойд не отступал, продолжал уговаривать, комкал в руке густую шерсть и в конце концов увёл зверя в лес.

* * *

Сату кружилась по комнате и даже закрыла глаза, стараясь отрешиться от всего. Порывисто ударяла в бубен, саму себя уводила со знакомого, проторённого пути.

Бум!

Ладонь пришлась в верхнюю часть бубна, как раз на фигурку оленя. Удивлённо качнулись золотые рога. Благородный хозяин леса отвернулся, медленно пошёл прочь, высоко поднимая изящные ноги.

Бум!!

Чёрный волк бежит, пригнувшись к земле, раздувая острые ноздри. Потревоженный медведь недовольно рычит, огрызается. Но больше для вида. Отступает... отступает дальше, дальше, вглубь леса. Волк, не отвлекаясь на него, мчится длинными скачками. Мощные лапы бросают вперёд поджарое тело. Он почти летит...

Бум!!!

Чёрный ворон летит, острым клювом рассекая самое небо. Взмахи его крыльев заслоняют солнце, ветер слегка ерошит лоснящиеся перья, подхватывает бережно, как меньшого брата, кружит, кружит... Ворон чуть поводит крыльями и спускается ниже, туда, где раскинул ветви ясень. Садится на одну из ветвей. А корни дерева уже обвил чудовищный чёрный змей.