Рождение Солнышка

— А наказание ей снимут, ну, раз семья довела?

— Возможно смягчат.

— Ей не будут стричь косу?

— Будут.

— Почему?

— Она пыталась тебя остричь, а ты её защищаешь?

— Просто у самой семья — не сахар. Понимаю, как они довести могут.

— Чудная ты.

— Её уже остригли? Я могу изменить её наказание? Всё же на меня напала она.

— Пока ещё не тронули. Просто заключили под стражу. Ждут волхвов. Что они скажут.

Волхвы — это хорошо. Наверное. Мудрости им не занимать.

Мы вернулись в палату.

Мне расстелила Алёна соседнюю с Яром кушетку.

— Я с ним хочу.

— Не стоит. Он ведь не пришёл в себя. Будешь ему мешать.

— Не буду.

— Я позову ребят, сдвинут кушетку поближе к твоему жениху.

— А можно попросить мои учебники и тетради?

— Можно. Я схожу. Всё нести?

— Желательно...

Девушка ушла. А я легла Яру под бочок. Переплела наши пальцы. Поцеловала его. А он вздохнул глубоко так и открыл глаза.

Я так обрадовалась, что растерялась.

— Ярушка...

— Марусь, ты ли это? Жива?

А я прижалась к нему. К его тёплой груди, отдающей стуком работающей наковальни. Слёзы хлынули из глаз.

Он провёл по моим спутанным волосам. Казалось, что ему совсем не тяжело, будто и не было этих зловещих трёх девятиц, высасывающих последние соки.

Его рука прикоснулась к моим щекам, смахивая слезинки. А голос тихий-тихий:

— Марусечка моя...

— Я ж сказала ложиться на отдельную постель! — раздался звонкий повелительный голос целительницы.

— Кто это? — спросил Яр.

Я скривилась. Почему-то неоднозначные чувства испытывала к Алёне.

— Целительница. Привели из целительского училища.

— А наш лекарь не справлялся?

— Он нас голодом морил. Начальству это не понравилось.

Целительница уже оказалась рядом.

— Меня что — не слышно? — чуть ли не прошипела на ухо. Вот как можно быть такой светлой и одновременно неприятной особой?

— Яр...

— Ой, вы очнулись! — сразу же сменила гнев на милость рыжая.

— Мара... — прошептал любимый, будто и не замечая девушку, глядя лишь в мои глаза. Отчего-то так приятно стало. Но его обращение не то, чтобы покоробило, а будто напомнило о моей покровительнице.

— Мара? — удивилась я.

— Мара? — повторила целительница.

А я вдруг выпрямилась, повернулась и взглянула с презрением на девушку.

Она отпрянула, да попятилась.

Мара?

"Не переживай, дитя, кое-кого надо на место поставить!"

— Ты забудешь всё, что тебе поведали эти уста, ибо недостойна! — это был приказ. — А на поведение твоё я ещё погляжу... — После чего обернулась к Яру. — Я оставляю вас одних. Встретимся, как условились.

И от меня отделилась тьма, которая тут же забралась под кушетку, растворяясь в тени.

— Где это я? — спросила целительница, будто очнувшись от морока.

— Алёна? — я обернулась к ней. — С тобой всё в порядке? — кинулась на помощь. — Как себя чувствуешь?

— Голова кружится... А вы кто?

— Маша. Ты не помнишь?

— Маша? А я — Алёна. Ничего не помню. Помню, что лекарь звал к двум больным, чтобы поставить их на ноги после...

— Путешествия в Навь, — подсказал Яр.

— Точно! Разве такое бывает? Сказок, наверное, перечитал... — бормотала девушка. — Это вы у нас болезные? Пойду сварю вам укрепляющий отвар...

Мы переглянулись с Яром. Когда Алёна ушла, я спросила:

— И как ты узнал про Мару?

— У тебя глаза голубыми стали.

— А почему не чёрными?

— А должны чёрными?

— Так богиня ночи...

— И зимы... Богиня неба и звёзд... Да и купола на её храмах какие рисуют?

— Синие со звёздами...

— Ну вот глаза у неё голубые, а волосы белые, как свежевыпавший снег. У тебя будто изморозь на волосах появляется, когда Мара проявляет себя.

— Она красива?

— Да, на тебя похожа. Только старше лет на двадцать, будто мама твоя.

— Мама? — удивилась я.

Яр пожал плечами.

— Каникулы уже подходят к концу. Ты ведь не сдал сессию...

— Значит, сдам!

— Ты так спокойно это говоришь. И наши планы... Ты ведь хотел попасть к тётушке...

— Ты все планы испортила...

— Жалеешь?

— Нет! Как я могу жалеть, что нахожусь рядом с тобою.

Сделал усилие приподняться. Я помогла. Прикоснулся к моим губам.

— Гляжу на тебя и не могу налюбоваться.

— О, голубки очнулись! — раздался весёлый голос лекаря.

Мы оба повернулись к нему.

— Здравствуйте! — сказали хором.

— О, как спелись! — лекарь казался довольным. И, в отличие от целительницы, располагал к себе. — Как самочувствие?

— Слабость небольшая, а так — неплохо, — сказала я, повернувшись к любимому. Жизнь налаживается!

— А вы, молодой человек?

— Лучше всех! — улыбнулся он. — И вы не спросите, что я видел в Нави?

— То, что в Нави, живым знать не положено! Мне Яга сказала поддерживать ваши тела и не позволять вам очнуться, пока сами не придёте в себя. Я и выполнял.

— Что ж вы начальству этого не сказали? — поинтересовалась я.

Усмехнулся.

— Значит, слышали, о чём разговор был.

— Ну, слышала, как вас послали за целительницей.

На упоминание рыжей девушки лекаря перекосило.

— Заносчивая, воображает о себе не весть что... Не люблю таких.

— Таких или конкретно Алёну? — уточнила я.

Лекарь чуть смутился. Похоже, я в точку попала. Эти двое не поделили что-то.

— Меня зовут Любомир, — решил представиться он. — И давайте на"ты".

Затем послушал Яра, осмотрел его всего, сделал отметку в лекарской карте. Прописал нам постельный режим до конца недели.Обещал принести книги из общаги для Яра.

— А мне книги?

— Я не могу помочь. Вход посторонним мужчинам запрещён в женское общежитие. Попроси Алёну, — после чего ушёл, сославшись на дела.

Какие у него могут быть дела в пустом больничном секторе, непонятно.

— Может, в самой общаге? — предположил Яр. — Там ведь сейчас гостиница...

Гостиница... Я совсем забыла! И пропала моя подработка! И заказы не выполнила по вышивке!

Алёна пришла через час. Принесла нам отвар на травах да ягодах.

— Вот это пьёте целый день! Чередуете с чистой водой. Захотелось попить — пьёте одну столовую ложку. Делаете перерыв не меньше пятнадцати минут. После этого пьёте столько, сколько хотите, но воды. Затем вновь перерыв, пока пить не захочется, но желательно через час всё же выпить ещё столовую ложку. За исключением того времени, когда спать будете.

— Важно, что перед сном будет? — уточнил Яр.

— Нет. Если всё понятно, я ухожу.

— А можно тебя попросить принести мои учебники? — решила повторить свою просьбу.

— Хорошо. Тогда зайду в общежитие, попрошу охранницу доставить тебе книги. Ты же понимаешь, мне книг никто не даст и в общежитие не пустят, ведь я не являюсь сотрудником вашего училища.

Я кивнула, принимая объяснение.

— Благодарю.

Девушка ушла, посчитав себя лишней. А мне неловко стало. В прошлый раз она вела себя, пусть и нахальней, но не так отстранённо.

Яр воспользовался оцифрованными учебниками и этот час занимался, а я читала в отдельной постели то, что он мне раздобыл в читальне, перебросив данные на мои часы.

А сейчас раздался тихий стук в дверь.

Быстрый взгляд на Яра. Уснул. Голограмма Яра погасла чуть раньше. Свою тоже выключила.

Две головы заглянули внутрь.

— Девочки? — прошептала я и жестом позвала к себе.

Они на-цыпочках прошли к моей кушетке.

— А что вы тут делаете? — всё же странно, что именно они приходят ко мне. И где живут?

— Учимся, — ответила Мила.

— А разве у нас сейчас сессия?

— А, ты ж не знаешь, — спохватилась Даша.

— Нам предложили участвовать в экспериментальной программе. Выбрали лучших студентов-заочников и набрали группу на вечернее обучение на изобретательную профессию. Твоё место пустует пока. А мы учимся в каникулы, чтобы наверстать пропущенное за первый курс. Всё же начали после Новолетия* учиться.

А я ничего понять не могла. Я ж на дневном, в группе Лёвушкина, разве нет?

— А я там как очутилась?

— Вначале тебя хотели взять на дневное, но открыли вот эту экспериментальную группу для тех, кто недобрал баллов на дневное или среди заочников хочет и хорошо учится. Тебя после нападения тоже перевели в эту группу, которую тоже взял Лёвушкин. Но поскольку у тебя вся сессия закрыта, то мы пока без тебя учимся. Да ты пока и не можешь. Сейчас у нас начались экзамены. Часть предметов нам перезачли. Ну и ты теперь не в отдельной комнате живёшь в общаге, а с нами.

— Так я вас с экзамена выдернула?

— Мы как раз сдали. Принесли тебе любовные романы почитать.

— Я ж учебники просила...

— Успеешь ещё поучиться. Отдыхай! Это приказ начальника училища. У тебя осталось пять дней, чтобы набраться сил перед новым полулетием*.

— Но любовные романы... — какое недоразумение. Не люблю я такое читать. Предпочитаю сказки!

— Читай-читай... У Даши нашлись только они. А то она набрала себе, а читать их некогда. Хоть не зря будет... — пояснила выбор Мила.

— Благодарю, девочки.

— Ладно, мы побежали готовиться к следующему экзамену. У нас завтра уже. Поправляйся!

— Хорошо.

— К слову, к тебе тут женщина приходила... — ляпнула Даша, за что получила удар под рёбра от Милы.

— Какая женщина?

— Представилась твоей мамой. Но мы-то помним, что у тебя лишь мачеха из родных осталась, — решила всё же поведать бойкая подруга.

— Когда следствие началось, её уведомили, что дочь в реанимации.

— Она меня даже не удочерила...

— Ну, у тебя в училищных документах указана как мать.

Точно! Я её указывала как единственную родственницу, вписала в графу "мать".

— В общагу приходила, сказала, что из этого бандитского притона заберёт тебя. Охранница вызвала начальство... В общем, тут такой скандал был. Считай, тебя всем училищем отстаивали. Естественно, её не пустили ни в общагу, ни к тебе сюда. Она грозилась вызвать стражей правопорядка. И потом с ними заявилась, — Мила замолчала, будто обдумывая, что говорить.

— А дальше?

— А дальше начальник с Лёвушкиным и стражами разговаривали за закрытыми дверями. После этого мачеху увели на допрос. Чуть ли не предъявили травлю ребёнка, то есть, тебя. Сказали, что ты просила защиты от семьи. В общем, теперь разбираются с нею. Она под стражей находится.

— Ого!

— Ага!

Похоже, за мачеху всерьёз взялись. Вспомнила, как Мара совсем недавно защищала меня перед Алёной. Будто мама. Может, и правда, мама? Но разве богам разрешено вмешиваться в жизнь смертных? Но то, как она проявляется во мне... Как я слышу её... Только я!

И разве не боги плетут нити нашей судьбы? Макошь с дочерьми... И испытания нам подсовывают...

— Ладно, мы побежали! Поправляйся! — сказали девочки, обняли меня и ушли.

Стоило двери закрыться, как я услышала дыхание явно не спящего Яра.

— Что думаешь? — спросила его.

— По поводу чего?

— Мачехи.

— Похоже, все получают по заслугам.

— А мне это месть напоминает.

— Нет, не думаю... Месть — удел низших существ или отчаявшегося отыскать справедливость человека.

— А по поводу защиты училища?

— А что тут думать?

— Ну, я ведь не просила о защите?

— Уверена?

Задумалась, припоминая тот день, когда допытывалась у Лёвушкина о своих правах. Возможно, он мои допытывания и дальнейшую помощь предложил именно как защиту? И перевод на дневное обучение — тоже? Надо будет с ним пообщаться. И с мачехой как-то не по-людски вышло. Да, она, возможно, заслужила наказание. Какое только? Тут вспомнилось, как она разрешила меня обесчестить до свадьбы. Боялась за свою жизнь? Возможно! Но, мама бы защитила, даже такой ценой. А мачеха — что с неё взять. Не своя дочка — не жалко. Отринула проклюнувшуюся обиду. Ладно с ней. Если раньше я злилась на неё или обижалась, то сейчас эта женщина оставила в душе лишь пустоту. Чужая женщина. Но поговорить с ней надо. Сознаться в обмане. Так будет правильно. Да и Яру не придётся отбывать наказание.

— Я хочу с ней повидать и всё рассказать, — призналась любимому. — Это плохо?

— Нет.

— Скажу, что пошла на обман, что тот парень был вовсе не жених мой... И чести меня никто не лишал. Хотя честь — понятие растяжимое. Например, честью наши Предки называли внешнюю поверхность косы, а внутреннюю — совестью*. Честь считалась и достоинством, поступками по совести, честности. Девичья честь — её девственность, чистота, порука, что ни один мужчина не был с нею. А я обманула мачеху. Где ж честь потеряла?

— Я виноват, что пошёл с тобою на обман. Точнее, не так. Обманом было лишь то, что я был в теле того молодого человека. Всё остальное — запугивание — да. Но она заслужила и тут моя совесть чиста, — сказал Яр.

— Что это значит? — уцепилась я за слова. Что он пытается сказать?

— Тот парень, что к тебе под видом жениха приходил — жених и был. Точнее, тебя за него просватали.

— Но, почему он согласился отказаться от меня?

— Потому что мне должен. Да и не горит желанием жениться на тебе. Но... ему нет двадцати одного лета, поэтому отец волен оженить его.

— Тогда получается, что я невеста сразу двоих?

— Нет.

— То есть?

А Яр так хитро ухмыльнулся...

— Что?

— Мачеха просватала дочку свою... за него... Понимаешь?

— Постой... не понимаю. Ты о чём?

— Если ты по документам не удочерена была мачехой, значит, она тебе — никто. И решать твою судьбу она не может, даже если б тебе не было восемнадцать. А значит... — он не договорил, позволяя самой домыслить.

— Она просватала свою дочь? За того парня?..

— Вот-вот! Теперь понимаешь облом какой вышел?

— Но... он всё равно просватан... за Лену?

— Ага. А спектакль мы разыграли, чтобы тебя вызволить.

— А он знает, что за Лену просватан?

— Ну да. Только его отец решил, что рукодельница, хозяюшка ему в снохи больше подойдёт...

— А если обман вскроется? Папаша-бандит всех порешит...

— Не порешит.

— Почему?

— Потому что я убегать больше не стану.

— Ох, Яр, почему сразу не сказал?

— Ну, а что бы это изменило? А ты бы себя накрутила. Я же не испытывал угрызений совести.

Он прав.

— Я хочу к тёте всё же съездить на выходных. Поедешь со мной? — предложил он, поняв, что возмущаться я не собираюсь.

— Разве в таком состоянии можно за руль? — ответила вопросом.

— Ты не ответила.

— Поеду. Но как?

— На мотоцикле.

— По сугробам? — на улице замело. — Ну ладно по городу... И то, дорожные службы не справляются. Алёна говорила, что один трамвай сошёл с рельсов. Благо, никто не пострадал.

— Мотоцикл пройдёт. Я ж уже ездил по свежим сугробам в Дубки за тобой. Проехали ж.

Точно! Проехали даже по лесу! Запамятовала! У него там колёса какие-то особые, я не присматривалась.

Яр попил и вновь включил голограмму на часах, приступив к повторению материала, посчитав разговор завершённым.

Вечером заглянул к нам Любомир. Проверил состояние. Отметил значительное улучшение.