— Ну, некоторые действительно за время каторги сближаются с местным населением. И кто-то заводит семьи. Ты ведь знаешь, что при осуждении наступает как бы смерть для человека. Поэтому женатики и замужние становятся холостыми и пока не отбудут наказание, отношения запрещены. Но потом они могут создать новые семьи.

— То есть, твоя мачеха теперь как бы начнёт с чистого листа?

— Ну, если раскается и исправится, то да. С женщинами сложнее. Они ж хранят образ первого своего мужчины. Поэтому они, если раскаиваются, то идут уже как вдовы. Но и вдовы могут найти себе пару среди таких же вдовцов.

— Выходит, твой отчим вдовец?

— Да. Его первая жена умерла в родах. Дитятко тоже не удалось спасти. Потом вот с мамой прожил много лет. И вторая жена умерла...

— В родах?

— Да. Прямо, злой рок какой-то. Но... отчима так наказали...

— Но ведь Мстислава она родила...

— Да, родила. Но Мстислав, на самом деле не сын отчиму, хотя он с ним с рождения. Мама в тягости уже была, когда отец умер. Потому и согласилась за отчима почти сразу замуж выйти.

— Но отчим сказал, что в нём нет военных кровей...

— Он считает его своим сыном. Да и записан на него. А больше детей у него не было.

— Ты знаешь, что Мстислав спал с Камиллой?

— Нет, не знал.

— Ему твой отчим заехал по лицу кулаком. А если б знал, что тот не родной?..

— Он не должен узнать. Мама была ему верна, но всё же обманула со Мстиславом. Поэтому если он узнает об обмане... Перестанет верить женщинам вообще.

— Я поняла. Да и с вами что станет?

— Не знаю, ты видела, как он ко мне относится. Почти как к родному. Но это потому что я сын его любимой женщины. Она для него идеал и любимая до сих пор.

Я вздохнула. Как всё сложно.

— Надо было сказать. Думаю, он бы всё равно женился на вашей маме.

— Она узнала уже после того, как замуж вышла.

— Так может, Мстислав всё же его сын?

— Он семимесячным родился, хотя и весил около трёх безменов*. Мелковат был...

— А ты?

— Я с аршин* родился в срок с полпуда* весом.

Я улыбнулась, прижалась крепче к любимому.

— Думаю, что Мстислав всё же сын отчима. Он на него похож даже чем-то.

Хмыкнул. И тут мы въехали на стоянку около общаги. Так быстро домчались, что я и не заметила.

— Иди, собирайся.

— Мне ты нужен.

— В общаге нельзя...

— Но мы же женимся...

— Вот и поговори со своей надзирательницей. Уверена, она всё поймёт...

Уууу! Я надула губки.

— Встречаемся через полчаса у тебя в общаге. Выбей мне пропуск, будь добра.

И мы расстались. Войдя в свою общагу, я налетела на подруг.

— Вы куда?

— Хотели по лавкам походить.

— Погодите!

— Ты с нами?

— Нет, но мне надо с вами поговорить. Но сперва...

Я подошла к охраннице и наклонилась к её уху.

— Прошу вас! — сказала уже вслух.

— Не положено!

— Вы можете поприсутствовать. Честно... ничего такого!

Она зыркнула на меня, будто оценивая.

— Ладно, я приду с ним.

— Да и девочки будут... — я показала взглядом на Милу и Дашу.

— Вы будете? — уточнила у них охранница.

И они, не зная, где должны быть, закивали.

— Ладно, идите.

— Благодарю!

Я девочек подхватила под локотки и потянула в нашу комнату.

— Рассказывай.

Пришлось рассказать. Быстро и в общих чертах. Лишь про то, что тётя умирает и может не дотянуть до Купалы. Про разборки с отчимом и мачехой — молчок. Они уже знали, что мы оба совершеннолетние и мачеха не вправе указывать, за кого нам замуж выходить. Ну а про отчима Яра они и ни слухом, ни духом.

— Понятно. И нас ты не зовёшь? — спросила Мила.

— Я бы позвала, если б городе была свадьба. Но мы далеко поедем. На мотоцикле... Там больше двоих не влезет... Ну и стол не накроем... Всё как-то слишком быстро и сумбурно.

— Так давайте наймём автобус? — предложила Даша.

Я вздохнула. Вот, столько всего надо продумать. Я к этому совершенно не готова.

— Ты не хочешь нас видеть на своей свадьбе? — восприняла на свой счёт Мила.

— Ну что ты! Я просто не готова к ней. Девочки, у меня поджилки трясутся.

— Так давайте отложим, куда торопиться? — предложила Мила. — Подготовимся все вместе, а через месяцок поженитесь... Как раз Комоедица будет...

— Тётушка...

— Ах, да, умирающая тётушка.

— Ладно, девочки, давайте так, мы поищем автобус в сети. Может, можно заказать...

Мила уже включила вычислитель и полезла в сеть.

— Ещё надо что-то со столом сделать...

— Беру на себя! — вызвалась Даша. И тоже села за вычислитель, подключаясь к нему через свои часы.

Я же полезла за приданым. Сорочку нашла непрошитую, безразмерную. Приготовила и себе наряд.

— Вот и ваш жених! — на пороге комнаты появилась охранница с Яром. — Девочки, вы тут будете? Не позволите лишнего этой парочке, пока они не поженятся?

— Конечно нет! — хором ответили девочки, отрываясь от вычислителя. — Яр, где выкуп за невесту?

— Какой выкуп? — удивился жених.

— Как какой? Косу выкупать будешь?

Яр побледнел. Похоже, такого нападения он явно не ждал.

— Девочки, ладно вам, пошутили и хватит! — пошла я на мировую. Не тут-то было. Девочки перегородили дорогу нам.

И тут у меня что-то щёлкнуло. Так нельзя! Должны быть родители, посажённые родители и со стороны жениха, и со стороны невесты.

— Девочки, обождите, дайте переговорить с женихом, — подскочила я. Девочки, на удивление расступились.

Мы прошли с Яром к окну.

— Яр, без родителей нельзя. Знаю, у тебя есть матушка... Та, кто её заменил. Но и батюшка тоже есть... Ты ведь вчера к нему ходил... Раз уж отчима не приглашаем. Да и девочек на свадьбу я всё же пригласила. Решили автобус нанять, что отвезёт нас к нужному храму.

— А ты кого сделаешь посажёнными родителями?

"Мара?"

"Я приду..."

"Благодарю!"

"Не стоит".

И... Лёвушкин.

— У тебя есть номер Лёвушкина?

— Есть! — Яр улыбнулся и принялся звонить, выходя из комнаты.

— Погоди, Яр, давай мерки сниму. Мне подогнать надо!

Остался стоять посреди комнату, набирая номер.

А я снимала мерки.

Он как раз поговорил с Лёвушкиным, спросил у Милы, сидящей за вычислителем, когда заедем.

— Через два часа!

— Я слышал, — ответил преподаватель, ставшей мне, по сути, вторым батюшкой.

И распрощались они.

— Я пойду, надо подготовиться. А то выкуп здесь, понимаешь ли... — хмыкнул Яр. — Да и ребят приглашу.

— Отлично! Если тебе не трудно, Любомира и Алёну позови. Ладно?

— Ладно, — согласился любимый и ушёл.

* * *

Через час прибежала охранница, спрашивающая позволение пропустить Алёну. Девочки встретили её и проводили. Я наспех подшила рубаху и подружки взялись за меня.

— Ну вот, свадьба... Мы ведь не планировали...

— Даже не думай об этом, поняла? — пригрозила Мила.

Девочки нашли свои праздничные наряды, благо, форма у нас праздничная совпадала с народным костюмом, принятым на свадьбу. Я облачилась в свадебную сорочку. Покраснела до кончиков ушей. Пусть всё будет прекрасно!

Когда девочки узнали, что украшений у меня нет, то полезли в свои ларцы. Алёна тоже убежала, вернувшись с подарками.

Девочки вручили мне разные ожерелья и серьги из природных камней. На шею мне надели нефритовое ожерелье.

— Ой, у тебя глаза стали зелёные, — удивилась Алёна.

Да, бывало такое. Мама говорила. У меня глаза хоть и карие, но всегда имели разный оттенок. То желтоватый, то зеленоватый. А иногда и красноватым. Но со смертью мамы глаза стали коричневыми и вплоть до Коляды свой цвет не меняли. Мачеха к таким вещам относилась подозрительно, у неё всё связанное с волшбою — происки дьявола.

— И что это значит? — решила поинтересоваться сторонним мнением.

— Ну, во-первых, это состояние твоей души. Ты ведь знаешь народную мудрость: глаза — зеркала души. Но это проявление чувств. Когда мы одни, то чувствуем себя по одному, когда появляется кто-то, это уже отношение к тому или иному человеку. Мы подстраиваемся, меняя себя. Нефрит успокаивает и исключает внешнее воздействие. Сейчас ты как бы одна, ни под кого не подстраиваешься. Такая, какая есть, — пояснила Алёна. — Почти.

— То есть, не полностья я это я?

— Чтобы полностью очиститься, надо всё же быть одной несколько дней. Каждое утро приходить обнажённой к зеркалу и смотреть на себя. Восхищаться собой. На утро третьего дня ты увидишь свой настоящий цвет глаз. Но все эти три дня не должна ни с кем из живых общаться.

— Что же, с мёртвыми можно? — хмыкнула я.

— Можно. Да не каждому это дано. Обычно с мёртвыми могут общаться те, кто на Святки родился, ведь Святки — дни, когда истончается граница между Явным миром и Навьим. Такие дети чувствительны к душам ушедших и потусторонним существам.

Странно, но Алёна изменилась с тех пор, как Мара на неё тогда наехала. Почему? Стала какой-то не такой заносчивой.

— А ты когда родилась?

— Ой, я-то? Весной родилась, — смутилась Алёна. — А ты?

— На Святки.

— О! Говорят, что Святочные дети Марене принадлежат.

— И что это значит?

— Марена может в них воплощаться. Ой, девочки, я никогда не видела богов в воплощении. Они ж в другом мире живут и не могут прийти сюда в теле, разве что воплотиться в ком-то. Ну или вот проявляться иногда в ком-то.

— Да, Мара к нам уже приходила, — сказала с умным видом Мила

— Правда? Когда?

— Так на Рождество, перед рассветом.

— И в ком она воплотилась? — сразу же воодушевилась Алёна.

— В Снегурочку.

— А выглядела она как?

— Белые волосы, голубые глаза, белоснежное платье, — поддакнула Даша.

— А походила на кого?

— Так на Снегурочку, — сказала Мила.

— Точно настоящая? Может обрядился кто?

— Ага и летал по двору?

— Летал?

— Да, Снегурочка летала.

А я вот слушала, замерев от страха быть узнанной. Девочки узнали или нет? Скажут или нет?

Но разговор в конце концов сошёл на нет. Про меня так и не сказали. Пришлось отогнать страхи. А успокоившись, поняла, что даже если б и узнали, что бы это изменило? Ничего.

Тут и Яр пожаловал за мной.

— Здравия, девочки, я к своей невесте.

— Откуп давай?

— За что? А за косу? А то сейчас как отрежем, мало не покажется, — и Мила подскочила ко мне да за косу схватилась.

— Ладно, уговорили, — и отдал Алёне пачку шоколада. Того самого, который на экзаменах дают. Дорогое удовольствие! Такого и не купишь!

Девочки тут же пропустили Яра.

— Ну что, поехали? Автобус уже ждёт, — сказал Яр.

— Погоди, давай, переодевайся в свадебный наряд. Девочки, кыш отсюда! — выгнала я их.

Они вышли и закрыли за собой дверь, но с шоколадом не растались, чем вызвали мою улыбку.

— Ну что, готова? Ехать далеко. Правда, Борис Григорьевич обещал военный проход дать.

— Правда? — я слышала про эти ходы, но никогда не видела вживую. Верхние города соединялись с нижними какой-то прямой неизвестной дорогой. Но мы-то не в нижнем городе, а в центре.

Яр оделся, переплёлся, а я смутилась.

— Прости, что так вышло с гостями...

— Нет, ты права. Второй раз не дело праздновать. А значит... — от его слов внутри всё ухнуло куда-то вниз.

— Так, успокойся, милая! Ты что, драпать собралась? Ну хочешь, всё отложим?.. — и обнимает меня, заглядывая в глазки.

А я поняла, что отступать некуда. Ну отложим и что? Да и пригласили уже людей. Да и что тянуть. Ну будет не сейчас, а через два месяца. И я этот срок буду переживать, мотаться, готовиться к свадьбе вместо того, чтобы учиться и не отвлекаться?

— Ты тётю предупредил?

— Нет.

— Как ты мог! Она ведь старенький человек, явимся на её голову!

— Так что, едем?

— Вначале тёте звони!

Он закатил глаза и набрал тётин номер. Через пять минут мы уже сидели в автобусе в обществе девочек, друзей Яра, Любомира и Лёвушкина и ехали куда-то по заданным Яром координатам. Стоило оказаться на месте и остановиться, как вошёл Борис Григорьевич, поздоровался со всеми и щёлкнул какой-то штуковиной, вызвавшей вспышку света. И такое ощущение, что мы полетели куда-то быстро-быстро, быстрее, чем на кольцевой железной дороге.

Яркий свет продолжался минут двадцать. Хотя незаметно было, что мы вообще двигаемся. Краски постепенно возвращались. Ещё десять минут потратили, чтобы проморгаться и вернуться к обычному зрению.

— Всё, поехали! — велел водителю Борис Григорьевич.

Мы тронулись с места. Военный указывал дорогу. Ехали мы минут двадцать. И через этот период времени показались знакомые места близ тётушкиного дома.

Тётушка нас встретила в праздничном убранстве. Но от неё так несло чем-то потусторонним, едва ощутимым запахом тухлятины. Мы поклонились, взявшись за руки, приветствуя её.

— Благослови нас, матушка, на родовой союз, — молвил любимый.

Он назвал её матушкой. В её глазах блестели слёзы, когда мы выпрямились.

— Благословляю, дети мои. Храни вас Род!

Яр хотел помочь ей взойти по ступеням в автобус, но она гордо выпрямила голову и пошла сама.

Через пять минут мы подъехали к белокаменным трёхярусным хоромам, устремляющихся куда-то ввысь, будто ракета, по следам наших Предков. Наши Предки впервые высадились на эту землю полторы тысячи леодров* в малом счёте* назад.

Нас встретила улыбающаяся женщина с длинными распущенными белыми волосами с синими глазами. А я сразу поняла, кто перед нами. Земной поклон, ниже, чем обычно.

— Здравствуй, Матушка, — иначе не посмела назвать.

Девочки сразу сообразили, поклонились. Лишь Алёна тормозила. Её Мила толкнула локтём в бок.

— Ты спрашивала, как она выглядит, а сама... — услышала шёпот Милы.

— Мара? — ответный шёпот Алёны.

Раз я слышу, значит, Мара и подавно.

— Проходите, дети мои, раздевайтесь, здесь жарко, — улыбаясь, сказала Мара.

Стоило нам переступить порог раздевалки, как энергия наполнила меня. Давно я в хоромах не была. Всё больше на капище в лес ходила. Поначалу хоромы и у нас были, потом место силы переместилось в лес. Да народ больно занятой стал, всё некогда хоромы поставить. А часть переметнулась в христианство, которое облюбовало старые хоромы. Кто-то вырезал чуры богов в лесу да так требы и приносят. Но стены — дань уважения Предкам, прилетевших сюда из другой солнечной системы, да преобразование атмосферного электричества и его раздача на приёмники. Мы Предков и без стен чтим. А здесь хоромы настоящие. Место силы!

Мара была одета в длинное белое, будто снег, платье, стелющееся по каменному полу. В ушах серьги-снежинки, будто из адамантов*, а вокруг головы очельник из таких же снежинок. Красива, величественна. На такую глянешь — сразу ясно — богиня.

Босиком дошли мы до Алатыря храма. Металлический пол не холодил, а наоборот отдавал тепло. А вот там, где Алатырь был, воздух дрожал. Пересечение миров башенок хоромов.

Нам не встретился ни один человек. Подозрительно. Хотя... для свершения обряда нам никто и не нужен. Приходишь к Алатырю, объявляешь о своём желании создать родовой союз и делаешь шаг вперёд, в серединку хорома. Если тебя не вытолкнет — значит, богами одобрен союз, совершённый на небесах. Это и есть заключение союза. Да и без благословения родителей не являйся! А вот если вытолкнет, то повторно можешь не приходить. Бесполезно. Все остальные люди, присутствующие при обряде — свидетели, расписавшиеся в державной бумаге, лежащей вот на том столике неподалёку.