Корпорация "Томб райдерс"

Второй попытался приоткрыть крышку, у него ничего не вышло. Он только чертыхнулся : "смолой заклеили, придётся ломать !"

Сказано — сделано ! Дерево — не камень, крушить его куда проще ; для этого даже не нужна взрывчатка. Я пустил в дело "болгарку", сделал несколько разрезов-"заусениц", в которые Второй тут же вставлял лом и, работая им как рычагом, безжалостно ломал преграду.

Дерево оказалось очень сухим и трещало под ударами лома так, что полагаю, слышали нас даже наверху. Стало сказываться напряжение, меня бросило в пот, открылось второе дыхание, а вместе с ним появилось и остервенение в работе. Минут за пять — не больше !— мы разломали позолоченный гроб. Внутри оказался ещё один, размером поменьше и куда изысканнее. Крышка его своим видом повторяла ту, что мы только что сломали, очень точно передавая черты лица человека с открытми глазами.

Мы застыли над этим вызолоченным лицом с наборными глазами, переводя дыхание.

— Сколько их всего ?— спросил я, не уточняя, что именно имею в виду, но Второй меня понял.

— Этот и, думаю, ещё один внутри.— ответил он.— Красавцы, да ? Один в одном, как матрёшки... Не страшно, Ять ?

— Вообще-то, противно. То, что мы делаем — аморально.

— Ага ! Согласен,— неожиданно кивнул Второй.— Зато как интересно ! Жизнь, как кино ! Ты читал книги о гробокопателях ? Нет, потому что никто о них не пишет ! А почему, знаешь ?

— Знаю ! Не хрен сочинять книги о патологиях...

— Нет, Ять, не поэтому ! Потому что жизнь у них интересная и читатели завидовать начнут.

— Да уж, ты сказал, братец...— я хотел добавить, что он рассуждает как психически нездоровый человек, но разумеется, ничего такого не сказал. Мы явно находились не в том месте и не в том времени, чтобы устраивать такие обсуждения.

Продолжили работу с остервенением, Второй, снова схватившийся за лом, аж даже рычать начал. Сокрушив в щепки второй гроб, мы увидели третий, во всём напоминавший предыдущие, только меньший размером. Напряжение росло, мы стали его ломать даже не переведя дыхание.

Прошло несколько минут и, наконец, последние куски древесины упали на пол, открыв верхнюю часть мумии. То есть не мумии, а массивной маски, закрывавшей голову, плечи и верхнюю часть груди покойного фараона наподобие большой каски. Это была цельная золотая отливка, инкрустированная вставками из разноцветных полудрагоценных камней. Она изображала человека в короне Верхнего и Нижнего Египта с символическим змеем на лбу и длинной тонкой бородкой, спускавшейся на грудь и загнутой наружу, словно сосновая стружка. Качество маски потрясала воображение, честное слово, я никогда не думал, что изделие из довольно тугоплавкого материала можно сделать с таким количеством деталей и притом столь совершенно. Не удивлюсь, если б оказалось, что маска имела портретное сходство с фараоном — тем мастерам, кто её отливал, подобная задача, полагаю, особой трудности составить не могла. Толщина отливки достигала трёх сантиметров, я даже не мог предположить каков её вес.

Внутренний гроб примерно на высоту ладони оказался заполнен чёрной, похожей то ли на на битум, то ли на сургуч массой. Она пропитывала покровы, в которые была завёрнута мумия, и крепко удерживала маску. Второй попытался её снять просто потянув за края — разумеется, у него ничего не получилось. Нам пришлось опять пустить в ход лом и болгарку, на этот раз очень осторожно, чтобы отколоть куски битума. Поскольку мумия находилась невысоко от пола, мы работали на коленях. Очень неудобно и очень утомительно. После десятиминутной возни Второй с диким улюлюканьем стащил золотую маску с плеч мумии и тут же отправил её в рюкзак.

"Я просто боюсь предполагать, сколько же за неё поучит денег Эдуард Соломонович..."— бормотал Второй.— "Просто боюсь... Я не знаю таких чисел... А в рублях это ещё больше...".

На этом работа наша не окончилась. Мы принялись проверять содержимое сундуков и ларцов, заполнявших склеп. Их находилось здесь штук, может быть, сорок — настоящий склад ! Они стояли рядами друг на друге, я и Аз снимали их сверху и открывали. Второй проверял содержимое, всё самое ценное отправлял в рюкзаки. Каждые три-пять минут наверх уходил рюкзак, вытягиваемый Первым и Буки. На самом деле у них, наверху, работёнка была ещё та : поднять на двадцать с лишним метров трёхпудовый груз — нагрузка нешуточная. Особенно, когда приходится выполнять эту работу в пятый-шестой-восьмой раз.

Именно здесь я впервые в жизни перестал воспринимать драгоценности как драгоценности. Десятки килограммов всевозможных колец, браслетов, брошей, обручей для волос, зеркал и гребней в какой-то момент превратились просто в тяжёлый груз, с которым надо было нянчиться, перетаскивая с места на место. Мысль о том, что эти десятки килограммов скоро придётся тащить по наклонному ходу под пирамидой, а затем поднимать по бесконечной лестнице уже в Пушкине, вызывала мрачное отупение. В какой-то момент я почувствовал, что здорово утомился. Не так, чтобы в усмерть, но вполне заметно, как после хорошей тренировки.

Впрочем, устал не я один. Отправив наверх восьмой рюкзак, Второй присел на только что опустошённый ларь и пробормотал :

— Всё, амба, хватит уже !

Голос его из-под резиновой маски прозвучал неразборчиво и Аз переспросил :

— Что "амба" ?

— Я говорю, закончили на этом !— пояснил Второй, повысив голос.— Давай, поднимайся наверх !

— Поднимайся ты первый,— предложил Аз, но начальник приказал :

— Говорю тебе : ты иди вперёд ! Я посижу, передохну...

Аз как-то странно заколебался. Признаться, я не понял его замешательства, по-моему, никаких оснований для спора тут не имелось. Однако, Аз замялся, сделал нерешительно шаг к верёвочной лестнице, замер, опять шагнул и снова замер. Наконец, зачем-то посмотрев на меня, он словно бы решился и полез наверх.

Прошла минута-другая. Я и Второй сидели в полной тишине, лишь посвечивая в разные стороны фонарями. Наконец, Аз сообщил по рации, что выбрался наверх и Второй повернулся ко мне :

— Полезешь ?

— Давай,— согласился я.

Я подошёл к верёвочной лестнице, взялся за неё руками и уже поставил было ногу на ступеньку, как увидел боковым зрением, что Второй вдруг поднял вверх фонарик и трижды мигнул его лучом, явно подавая какой-то сигнал. В ту же секунду вдруг заработала радиостанция и я услышал в наушнике голос Первого :

— Сейчас наверх поднимается Второй !

— Не понял...— я действительно не понял этой команды.

— Наверх поднимается Второй !— настойчиво повторил Первый.

— Какая разница ? А если это буду я ?

— Я перережу верёвочную лестницу.

— Что за чушь ? Ты что мелешь ?

— Я говорю ещё раз : поднимается Второй. А ты, Ять — не поднимаешь. Ты остаёшься здесь. Ты нам наверху не нужен.

— Что за хренота ?— я не мог поверить своим ушам.— Кто так решил ?

— Так решил Калитин. Назад ты не вернёшься по-любому.

Я снял ногу со ступеньки и к лестнице тут же метнулся Второй, явно рассчитывая проскочить мимо меня. Однако, я жёстко остановил его, прижав предплечьем к стене.

— Не трепыхайся, а то ударю !— честно предупредил я. И сразу же ощупал его ремень в поисках кобуры с ПСС. Найдя её, вытащил пистолет и приказал :

— Снимай кобуру с ремня, только не дури — против меня в рукопашке у тебя шансов нет !

Второй, всё ещё прижатый моею рукою к стене, аккуратно расстегнул портупею, снял с неё пустую кобуру и бросил её на пол.

— Эй, что там происходит ?— в наушнике прорезался голос Первого.

— Я тут подумал : а что если я возьму Второго в заложники ?— я не мог отказать себе в том, чтобы немного поиграть. В общем-то никаких других комбинаций в сложившейся ситуации у меня и быть не могло.

— Мне плевать. Я оставлю здесь вас обоих. И мне дадут другого Второго, подумаешь...

— Какой у тебя друг, а-а ?— это я сказал при выключенной рации, обратившись к Второму.— Как думаешь, он врёт ?

— Н-н-н-нет, д-д-думаю, что нет,— проблеял Второй.

Услыхав о том, что может остаться вместе со мною в погребальной камере, он пережил сильнейшее потрясение. Аж даже заикаться стал, бедолага !

— Ну так, что, ты его отпустишь или мне бросить лестницу вниз ?— снова заработала радиостанция.— Я не блефую, мне плевать, как вы там разберётесь...

Я молчал. Мысли метались в голове, как тараканы под струёй дихлофоса — без цели и направления. Я, в общем-то, даже не ощущал страха — меня лишь мучило непонимание причины происходившего и чувство собственного бессилия. Ни одной продуктивной идеи, ни одной абсолютно. Мой опыт, знание людей и жизни сейчас оказались абсолютно бесполезны. Я чувствовал, что погибаю.

— Ты знал об этом ?— вопрос мой был адресован Второму. Глупый вопрос, бессмысленный, я сам бы толком не смог объяснить, зачем его задал.

— Ну-у...— ответчик явственно заколебался.— Можно сказать, да... Я понял, что что-то готовится. Первый сказал, чтобы я поднялся перед тобой и чтобы ты остался один внизу. Я не знал точно, но понял, что есть... есть план какой-то план.

— Ты же сам предложил мне пойти вперёд !

— Ну да. Я действовал от противного. Мы уже заметили, что ты всегда идёшь замыкающим. Манера у тебя такая. Вот и сейчас, думал, так будет. Предложил, уверенный, что ты откажешься. А ты... а ты согласился !

— Ты можешь мне объяснить, что случилось ? Почему возникло решение избавиться от меня ?

— Точно не знаю. Калитин показал мне фотографии трёх ушебти, спросил, могут ли они происходить из захоронения Сенусерта Второго в Эль-Лахуне. На ушебти есть надписи и Калитин думал, что в них содержится указание на принадлежность к определённому захоронению. Но это не так — это всего лишь ритуальные надписи.

— Ты умеешь читать древнеегипетские иероглифы ?

— Да, конечно ! Я ведь хороший специалист, ты не думай !

— А что это были за ушебти, фотографии которых показал тебе Калитин ? Они какие-то особенные ? Раньше он тебе тоже показывал аналогичные фотографии ?

— Нет, в том-то и дело ! Я так понял, что кто-то из членов нашей бригады похитил три ушебти из захоронения Сенусерта Второго, каким-то образом сумел их пронести мимо охраны и предложил то ли на продажу, то ли ещё куда — не знаю. Во всяком случае, Калитин подозревал именно это. Находится ли это в связи с тобою я не знаю, он мне ничего не объяснял.

Тут снова заработала рация.

— Последний раз спрашиваю : ты отпустишь Второго или нет ?— услышал я голос Первого.— Я не собираюсь терять здесь время : через минуту лестница полетит вниз !

Я отпустил Второго и отступил от него на шаг :

— Уходи !

— Ты меня отпускаешь ? И ты не выстрелишь мне в спину ?

— Конечно, нет ! Зачем мне твоя жизнь...

— Ну, как знаешь... Спасибо...— вдруг поблагодарил меня Второй.

Секунду или две он помешкал, продолжая стоять навытяжку возле стены, затем неожиданно похлопал меня по плечу чего никогда раньше не делал. Приободрил, что ли ? Живо подскочив к лестнице, он быстро полез наверх. Выглядело всё это очень нелепо, признаюсь, я не мог поверить в то, что всё это происходит со мной.

Опять заработала радиостанция. И это снова был Первый :

— Я ведь не убийца и ты должен это понять. Это по твоей части — черепа ломать, да в людей стрелять. А мне это ремесло неприятно. Можно было бы пулю тебе пустить в спину, да только я не захотел так поступать. Зла у меня к тебе нет, напротив, я помню, что ты всех нас спас. И даже дважды. Так что стрелять я в тебя не захотел... Вот !

— У тебя, видать, очень неспокойна совесть.

— Могу дать тебе совет : поскольку вентиляция здесь очень плохая, ты через какое-то время начнёшь задыхаться. У тебя есть оружие — воспользуйся им.

— Да ты добряк, Валя Елисеев ! Ты сможешь со всем этим жить — с памятью о безвинно убитых людях ? О мальчике, который ничего плохого никому не сделал... Обо мне, спасшим твою жизнь-житуху...

— Ну... мы помянем тебя, выпьем коньяку.

— Коньяк-то в глотку польётся ?

— Польётся, он жидкий.

— Прощай, Елисеев, Бог даст — и тебе воздастся...

— Прощай, Ять ! Только скажи напоследок, откуда узнал мою фамилию ?

— Павел Воля в "comedy club" про тебя рассказывал. Гнус, говорит, такой, настоящий шакал !

Повисло молчание. Первый с немалым напряжением переваривал мою шутку.

— Второй, слышишь меня ?— спросил я по рации.— Прощай, тебе тоже воздастся !

— Прощай.

— Аз и Буки, а вы меня слышите ?— и поскольку, ответом мне послужило молчание, я проговорил.— Прощайте ! Вас воздаянием пугать не буду : каждому — своё !

Всё стихло. Я уж подумал, что дискуссии окончены, но тут опять зашипел наушник. Первый, видимо, счёл себя неудовлетворённым результатом разговора и пожелал, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Я вот что хочу сказать, Ять, сугубо напоследок и не для протокола,— заговорил он.— Пока ты будешь сидеть в своей яме и тихо подыхать, пусть тебя греет мысль о том, что умрёшь ты легче, чем твоя подруга.

— Какая подруга ?— не понял я.

— Та самая, который ты отдал три ушебти из захоронения Сенусерта Второго. Ты думал обмануть "Корпорацию Томб-райдерс" ? Ну уж фигушки ! Калитина обмануть невозможно — он очень умный мужик. Пока мы ковырялись тут, он послал надёжных людей к твоей подруге. Они из неё душу вынут, не сомневайся, допросят с пристрастием и по кусочкам разнесут по помойкам. Так что, сдаётся мне, что ты тут сумеешь умереть намного лучше, чем она. Не кашляй, что ли !

И через пару секунд верёвочная лестница упала вниз, на дно колодца, в нескольких метрах от меня.

13.

Страшно умирать ? Не то чтобы страшно... Просто жизнь — интересная штука и хотелось бы ещё пожить. Посмотреть, чем всё кончится.

А уж умереть так, как предстояло мне, вообще обидно... Это как книгу закрыть на самом интересном месте, не узнав, как именно победит главный герой. Да и победит ли вообще.

Я, наверное, своё отбоялся. Повидал много и всякого, очень немногие люди смогут порассказать о том, что довелось повидать мне. Поэтому страха, именно в том смысле, чтобы поджилки тряслись, я не испытывал. Оставалось очень такое неприятное чувство, что меня ловко обманули, обвели вокруг пальца, как мальчишку, заставили работать в моей последней командировке — вот именно это ощущение вызывало досаду и злость... А так, чтоб страх испытать или панику — нет, такого не было !

Может, я не задохнусь тут ? Просто тихо усну ? Закрою глаза и не открою...

Я подцепил пальцем резиновую маску и сорвал её с головы. Вдохнул полной грудью.

Воняло, конечно, взрывчаткой, но дышать можно было вполне. Ведь мы, работая в противогазах, не расходовали кислород, содержавшийся в этом воздухе. Посветил фонарём окрест, выбирая место куда бы сесть.

Вокруг царил разгром. Натворили мы тут, конечно, делов ! Прошёл в дальний угол, где высился расколотый в куски саркофаг. Поймал себя на мысли, что вид его осколков напоминает треснувшую скорлупу огромного раздавленного грецкого ореха.

Я присел на корточки перед мумией, скрытой покрывалами, подумал, не снять ли их, чтобы увидеть лицо давно умершего фараона. Сам же себя одёрнул : зачем это делать ? Поговорить с мумией ? Мне нечего будет сказать в своё оправдание : я не уважал чужие останки, а потому и сам не обрету достойного пристанища после смерти.