Селена про себя покачала головой: откуда у восьмилетней девочки такие мысли? Но в ответ не придумала ничего другого, как коварно перевернуть вопрос волчишки:

— А ты? Ты себе не найдёшь другого семейного за это время?

Ирма озадаченно уставилась на пейнтбольные препятствия: на маскировочные рвы, горки... И глубоко задумалась. В результате, Селена шла с пейнтбольного поля, одной рукой держа Стена, время от времени зевающего в её ухо, другой таща за руку Ригана. Ирма, погружённая в очень глубокие мысли о невероятно трудной взрослой жизни, плелась рядом, вцепившись в карман её лёгкой куртки, пошитой Амандой именно на прохладно-тёплую весеннюю погоду. Краем глаза Селена видела, как Вади крался следом, в толпе болтливой малышни, время от времени бросаясь в сторону, если считал, что Ирма вот-вот оглянется.

Волчишка забыла о "семейном", едва все гуляющие приблизились к калитке в изгороди: на другом берегу речки одна за другой к мосту ехали машины — возвращались школьники. Дети обрадовались так, будто старшие уезжали не на полдня, а на несколько дней, а потому — начали пискляво вопить и визжать от счастья. Ирма подняла голову, скептически посмотрела на машины, потом на свою команду — с выражением: "Я тут над важными проблемами размышляю, а эта мелочь!.." Но всеобщая радость оказалась такой заразительной, что вскоре, отцепившись от кармана Селениной куртки, она подпрыгивала на месте, подняв руки, и вопила, будто боясь, что её-то подъезжающие не разглядят.

Машина Джарри, которая завершала процессию, терпеливо дожидалась, когда можно будет въехать в гостеприимно открытую калитку. И Селена спокойно подошла к ней заглянуть в салон, чтобы приветствовать школьников Тёплой Норы. Сердце впервые за сегодня укололо томящей болью, и она с трудом заставила себя улыбаться, заметив, что в салоне нет братства. Но вопрос задать она не успела.

— Селена! — из салона зазвенела навстречу ей Вильма. — Коннор с ребятами пошёл проверять квартиру Агаты! Они вернутся вечером!

Селена выдохнула. Наверное, подерутся с кем-то по дороге домой, вот Люция и среагировала. Издалека кто-то встревоженный откликнулся: "Но Коннор не впервые дерётся в том районе пригорода! И Люция никогда не пророчила по этому поводу!"

Машина с Джарри поехала на территорию деревни, сопровождаемая толпой малышни. Селена шла следом, трудно улыбаясь... Или сегодня Коннор встретится с превосходящим противником... Или девочка-дракончик пыталась предсказать что-то другое, совсем не связанное с братством... И, лишь дойдя до Тёплой Норы, Селена не выдержала — бросилась в кабинет и, сев в кресло — с дремлющим Стеном на коленях, сняла браслеты, отделяющие её от братства. По одному из братства "услышала" спокойного Хельми, каких-то "тёплых" Мику и Колина (тёплые — для неё значило: оба смеются чему-то), мечтательного Мирта и рационального Коннора, который, кажется, что-то объяснял или рассуждал о чём-то. Снова выдохнула: всё! Это неудавшееся пророчество Люции не о братстве! Фу-у... Гора с плеч...

Из-за двери её коснулось мягкое послание: "Я иду".

Она оглянулась вовремя. Дверь открылась, и на пороге показался Джарри, с улыбкой кивнув сыну.

— Выглядишь обеспокоенной, — заметил он, беря с настенного крюка полотенце и поглядывая на столик перед креслом, куда она ссыпала блокирующие браслеты: руки-то вымыл ещё во дворе, под уличным умывальником, снова востребованным в конце весны.

— Испугалась немного, — призналась Селена, снова надевая браслеты. — Люция сегодня начала было предсказывать, а потом пророчество резко закрылось.

— То есть полного предсказания не было? И отчего ты так испугалась?

— Она выпустила боевой коготь, а братство осталось в пригороде, — всё ещё напряжённо объяснила Селена и с благодарностью приняла ласку сына, который, обернулся к ней погладить по щеке. Она давно знала, что Стен отчётливо чувствует эмоции близких и пытается помочь, когда интуитивно знает, что может. Вот и сейчас — зажатые до боли лицевые мышцы начали расслабляться от тепла его ладошки.

Дальше дело расслабления в свои руки взяла необходимость быть среди детей, И Селена, оставив хохочущего Стена на руках отца, поспешила в гостиную. Здесь пришлось присесть на один из диванчиков, чтобы окунуться в рассказы школьников о проведённом дне, поговорить насчёт проблем, выяснить, кому будет нужна помощь с не понятым кем-то учебным материалом... Потом в гостиной появился Джарри с сыном, а значит, пора загонять всех в столовую. Впрочем, загонять — сильно сказано. Дети и сами быстро заняли привычные столы по группкам. Что братство осталось в пригороде — знали все, так что на пустые места за их столом никто не обращал внимания. Разве что ученики Колра с сожалением вздохнули, предполагая, что ребятам братства удастся сегодня подраться с тамошними, местными хулиганами, наводя порядок в микрорайоне...

Лишь раз Селена заметила кое-что непривычное: в общем негромко-хлопотливом гаме Берилл вдруг тихонько вздохнул, а потом поднял голову — посмотреть на стол взрослых. Александрит, его старший брат, немедленно откликнулся на этот взгляд, вопросительно подняв брови. Берилл поколебался, а потом встал из-за стола и быстро подбежал к столу взрослых. Он никогда при всех не садился на колени к брату, но сейчас сел... Продолжая говорить с Бернаром, Селена опустила руки под стол и сняла браслеты. Странно. Берилл ощущал пустоту. Правда, недолго: мальчик поднял глаза на брата и что-то прошептал. Александрит улыбнулся ему и приобнял младшего за пояс, словно боясь, что он упадёт. Берилл посидел так с минуту, а потом завозился и ушёл. Настроившись на него, пустоты Селена больше не ощущала.

Но под конец ужина к Селене подошёл Вереск. Не сразу, а по своей привычке всех дичиться сначала помялся рядом, выждал, когда вокруг хозяйки места не останется никого из желающих с нею поболтать. Только тогда постарался попасть ей на глаза. Поскольку брат Космеи редко пытался настаивать на личной беседе, Селена сразу откликнулась и кивнула ему остаться в столовой, из которой ребята постепенно уходили.

И подошла, едва только дежурные занялись уборкой столовой.

— Ты хочешь со мной поговорить, Вереск?

— В Тёплой Норе я потерял связь с моим мастером инициации, — хмуро сказал тот. — Пока ехали сюда, я его чувствовал.

Мягко, стараясь, чтобы он не обозлился (а Вереск с момента, как решил навсегда остаться в Тёплой Норе, всё ещё очень обидчив!), Селена ответила:

— Может, у них в пригороде ситуация, что Мирт вынужден тебя заблокировать?

Мальчишка-эльф неожиданно проницательно взглянул на неё.

— Я не об этом... Знаю, что Мирт меня часто блокирует, потому что я ему мешаю. Но я знаю, каков этот блок. Если в это время "стучаться" к нему, я попадаю будто в замкнутое помещение. Но сейчас я чувствую пустоту.

Заглянул в столовую Джарри, вопросительно кивнул: "Ты долго ещё?"

— Сейчас, я скоро, — пообещала Селена и снова перевела глаза на мальчишку-эльфа.

Дрогнуло сердце при воспоминании о пустоте, встревожившей Берилла. Выждав, когда дверь в гостиную деликатно закроется, она прикинула: стоит ли при Вереске связываться с братством? А если мальчишка-эльф снова начнёт ныть, вцепившись в её связь с Миртом? Не хотелось бы, чтобы Мирт снова изо всех сил сдерживался и старался как можно деликатней отвязаться от своего инициированного. Но Вереск выглядел и впрямь обеспокоенным, поэтому Селена решилась, зная, чего он ждёт. Она села на табурет и, поставив локти на столешницу, снова сняла браслет, блокирующий от Коннора.

Как и Вереск, она уже знала то впечатление, когда братство закрывается от неё — например, чтобы она не вмешивалась в горячие ситуации. Вереск выразился близко к тому, что она ощущала в этот миг: блокируемая, она будто попадала в тесную, абсолютно закрытую комнату. Сейчас Селена прошептала только имя: "Коннор..." и прислушалась.

Как будто вызвала не мальчишку-некроманта, а произнесла имя, стоя на краю обрыва — в совершенную пустоту, мгновенно поглотившую имя старшего сына. Но ведь она недавно чувствовала братство!.. Селена открыла глаза. Пустота там, где она всегда слышала живое дыхание закрытого или открытого Коннора, напугала. Она получила странное впечатление, что может упасть в эту медленно, но упорно, расширяющуюся вокруг неё, пустоту сама. И раствориться в ней, рассыпавшись на атомы.

... Опомнившись, прикусила губу. Глупости. Поэтому и использовала образное выражение своего мира — рассыпаться на атомы. "Но час назад я их всех слышала!"

Подняла глаза на терпеливо выжидавшего Вереска и, стараясь, чтобы голос не дрожал от испытанного страха, предложила:

— Давай подождём ещё немного. В конце концов, они часто экспериментируют с магическими приёмами. А вдруг им сейчас просто мешать нельзя, пока они проводят опыт? Обычно они прибегают от дома Агаты за час до ночного сна. Вот и посмотрим, что они скажут в своё оправдание — вернувшись.

Она даже улыбнуться сумела, показывая, что последние слова — шутка.

Но Вереск принял всё на полном серьёзе и вышел из столовой, чтобы присоединиться к ребятам в гостиной — хотя бы в качестве наблюдателя.

А Селена посидела ещё немного, успокаивая смятенное дыхание, а потом вышла к детям с той же лёгкой улыбкой. Одним взглядом оценила усилия старших, которые привычно организовали малышню на вечерние игры. Напомнила Вильме, что неплохо бы всем: и старшим, и младшим — погулять и поиграть на улице. Вечер хоть и прохладный, но солнечный и сухой. Есть два-три часа. А назавтра домашние обещали дождь.

А когда народ Тёплой Норы с радостными криками-воплями помчался на детскую площадку и в сад, схватив за рукав Хаука, хозяйка Тёплой Норы попросила:

— Не мог бы ты передать Колру, что я и Джарри ждём его на веранде?

— Я сейчас! — пообещал маг огня и рванул на улицу.

— На веранде? — переспросил Джарри, оказывается стоявший за спиной.

Селена обернулась и обнаружила, что на неё вопросительно смотрит и старик Бернар. Он всегда оставался на пару часов после ужина, чтобы ребята-маги могли спросить у него то, что не поняли на уроках... Сейчас его присутствие — на руку.

Селена открыла рот объяснить, но неясное чувство заставило её взглянуть на дверь в гостиную. На пороге стоял Хаук. Он сообщил, что чёрный дракон уже сидит на веранде, то есть в гостевом кабинете. И не один, а с Трисмегистом. Селена пригласила семейного и Бернара в кабинет. Едва они расселись, она нервно покусала губы.

— Может, я начинаю слишком рано паниковать, но... мне кажется, у нас проблема.

Глава вторая

Усыпить его нельзя. Ни магически, ни подсыпав чего-либо в питьё или в еду.

Но можно подло ударить сзади по голове... Исподтишка. Сильно. Выстрелив, например, из лука. Или из арбалета... Тупая боль в затылке подсказала.

... Чтобы добраться до самого большого ножа, надо всего лишь опустить руку к ремню. Его неприметная пряжка, придуманная Микой, поддавалась примитивным манипуляциям пальцев, в несколько едва слышных щелчков превращаясь в достаточно длинное лезвие. С последним щелчком нож закреплял свою форму, обретая даже рукоять, тонкую, но ребристую, а потому удобную.

Вздрагивая от холодного сильного ливня, бьющего по полуголому телу (ему оставили лишь штаны), Коннор попытался просчитать пространство вокруг себя. Итак... Он лежал на цельном, грубо обтёсанном камне. Кисть левой руки просунута в ржавый наручник, буквально влитой в этот камень. Грязная и вонючая от старости и гнили тряпка — на глазах. Когда мальчишка начал приходить в себя, он "расслышал" в том же пространстве, как от камня, к которому его приковали, шепча плохо различимые, направленные на него слова, пятились двое или трое.

Несколько минут назад он инстинктивно потянулся свободной рукой к тряпке на глазах. Рука, только было напрягшаяся, упала. Нет — свалилась без сил. Изумлённый, Коннор понял, что она порезана — и глубоко. Боли не чувствовал. Заставили что-то выпить? Смазали порезы обезболивающим?

Пространство он чувствовал хорошо.

Когда те двое или трое ушли настолько далеко, что ближайшее пространство опустело, Коннор собрался с силами и, тяжело подтащив к себе порезанную руку, буквально уронил её на пояс штанов. Пусто. Как и ожидалось. Ремень с него сняли.

Что ещё ничего не значит.

Он мысленно "прошёлся" по своему телу. Клипса, прятавшаяся за ухом, ожидаемо пропала. Неудивительно — бесстрастно признал он. Магический накопитель так фонил магией, что наверняка клипсу сняли в первую очередь. То же — с кольцами и браслетами. Опять странно: почему он тогда не чувствует маму Селену?

Ладно, хватит себя инспектировать. Пора освобождаться. Эти пока непонятные похитители ушли довольно далеко — процессу освобождения помешать уже не смогут, пусть и захотят вернуться... Он напрягся привстать — и, не сумев даже поднять голову, снова рухнул на холодный камень, мокрый, шершавый. Полежал, сморщившись и отворачиваясь от обильной воды по лицу — особенно со сбитой набок намокшей тряпки на глазах. Застыл, снова проверяя себя, странно слабого. И, впервые обеспокоенный, задышал чаще: камень под ним... высасывал из него силы! И не только магические... Коннор снова приподнял правую руку. На этот раз движение далось ещё трудней, чем в первый. Но далось. Пока ещё.

Решил полежать немного, чтобы полностью прийти в себя. А заодно выяснить, где братья. Он настроился на кровь — и через секунды его тело начало ломать страшнейшими судорогами. Чтобы успокоиться, изумлённый Коннор немедленно прислушался к ливню — отстраняясь, переключаясь с кровной связи... Когда тело вновь растянулось по камню, прикусил губу. Им ещё хуже. Это значит, их надежда — только он сам. И главное — они ещё живы.

Значит... Никаких лишних секунд на отдых. Это иллюзия слабого, что потом он будет лучше соображать. Камень-то продолжает высасывать силы...

Как сказала бы мама Селена: что мы имеем? Вспоминая о Тёплой Норе, как ни странно, он мог рассуждать хладнокровно, не впадая в панику.

Из оружия (он прислушался к себе и вспыхнул надеждой: не нашли!) тончайший стилет, спрятанный в тесных ножнах из собственной кожи. Раньше из едва видного отверстия в запястье вылетало дуло мелкокалиберного пулемёта. Теперь здесь пряталось узкое лезвие холодного оружия.

Из магического подспорья — те татуировки, которые драконы оставили, убрав из него оружие. Точней — не оставили. Вынуждены были оставить. Татушки эти Трисмегист вписал с обратной стороны кожи. Ювелирная работа. Ведь вписал он их, по-своему переложив и соединив кровеносные жилы.

Стараясь не вспоминать, каким образом его подловили: воспоминания — это потеря времени и силы! — Коннор сосредоточился на плане поэтапного освобождения. Стилет — в левой руке. Той самой, которая зажата в наручнике. Камень, на котором он лежит, пьёт силы. С чего начать? Оружие подождёт — крови живых, если придётся защищаться. Надо начать с наручника... Но, ещё немного поразмыслив, мальчишка пришёл к выводу: нет, сначала надо попробовать накормить камень.