Да и обязанности были пока не слишком обременительны. Явиться утром, не опаздывая — причем, когда пустили трамвай, то оказалось, что пионеры имеют право ездить в нем бесплатно! Дальше, как уже сказано, политзанятия, тренировка, завтрак — и наконец, главное, выход на патрулирование в город.
-Поскольку мы еще малы чтоб быть солдатами или работать. То наша обязанность, учиться этому — а пока, следить, нет ли где непорядка, или враждебного деяния. Увидев такое, тут же сообщить старшим, и по возможности проследить за виновным, кто он и где живет. Ну а с малолетними бандитами — разбираемся сами.
Непорядком считались — даже выброшенный где не положено мусор, или грязь на рынке. Но главной заботой было, как разъяснил звеньевой, пионер — опиуму враг . Выслеживать тех, кто курит, а особенно, распространяет опиум — за это, тебя бы сразу из кандидатов в полноправные пионеры, до срока . Указывать патрулю на подозрительных — а такими считались например, те, кто без цели ходит возле важного объекта , или не выразил почтения (поклоном) статуе Императора Сталина, что поставили на главной площади, равно как неуважительно отнесся к его портрету.
-В Шанхае было, нам рассказывали. Кто-то шел мимо статуи Сталина, и не только не поклонился, как положено, но еще и сплюнул. За ним проследили — оказалось, американский шпион.
В первый же день Бао заставили выучить Устав (как у солдат). Пионер должен безоговорочно подчиняться своим командирам. Пионер обязан помочь любому другому пионеру, даже незнакомому и из чужого отряда, если это потребуется. Запрещено воровство — пионеры не бандиты . Особенно, у своих — за крысятничество сразу выгоняют с позором. А еще надо быть готовым, что в любое время суток может прибежать посыльный из отряда, требующий немедленно всем прибыть к месту сбора — но такое бывает редко, лишь в случае исключительном. В спокойное время, можно даже отпроситься домой, если есть нужда помочь семье — а если очень надо, то даже всем звеном или отрядом могут прийти, как тимуровцы (Бао не знал, кто это, но понял смысл). Но хотя теперь случалось, что и самому Чжоу Джену приходилось брать палку и идти к клиенту, если тот жил невдалеке — Бао сам справлялся, если надо было отнести заказ в соседний квартал. Тем более, в этом не было никакой опасности: один раз ему довелось столкнутся с такой же бандой малолеток, но те поспешили нырнуть в проулок, и пробегая мимо, Бао услышал:
-Не видишь — красногалстучный! Тронешь его — нас после такие же, везде найдут!
Он пробежал мимо патруля с собакой — говорили, что эти псы, среди прочего, натасканы на опиум, а значит нет надежды заработать досрочное повышение, все враги-курильщики, кто еще на воле, попрятались по самым глубоким дырам. Отметил, что все на улице (хотя квартал был не из богатых) безупречно чисто, нигде не видно нарушений, о которых следовало бы доложить. Хотя, вот у стенки солдаты кого-то обыскивают — значит, не просто праздношатающийся , у которого ограничились бы проверкой документов, а если бы оказалось, что человек с работы ушел самовольно, то просто записали бы имя и после уже по обстоятельствам, половинный паек, палки или арест — а вот у этого нарушителя что-то вызвало серьезное подозрение у патрульных. Есть значит еще здесь неразоблаченные враги — суметь бы только их увидеть?
-Будьте бдительны, пионеры! Врагами могут оказаться не только подозрительные лица, засланные с той стороны, но и ваши знакомые, даже родня.Враги бывают сознательные — которые заслуживают или смерти по приговору, или, как сказал Вождь и Учитель, сдохнуть с пользой для коммунизма . И несознательные, которые пока не увидели достоинств коммунизма — таким, при условии что они не успели причинить вред, надлежит предоставить возможность осознать свои заблуждения, через перевоспитание трудом.
И тут Бао узнал в прохожем, мирно идущем навстречу, одного из тех троих, кто украл деньги у отца! Не того, кто был попутчиком в дороге, а того, кто вел себя как главарь — и ошибиться трудно, лицо приметное, левый глаз косит. И какая удача, что рядом был патруль!
Косоглазый не пытался бежать или сопротивляться — хотя, чтоб решиться на такое, надо быть безумцем: солдаты стреляли сразу и насмерть. Однако же при нем не нашли ничего запрещенного, сам же он кричал что Бао ошибся, я не вор и бандит, а честный человек, работаю в порту, вот документы, в полном порядке .
-Негодяй, я могу сейчас привести своего отца, которого вы ограбили и едва не убили! — выкрикнул Бао — он живет вот в этом доме, вон та дверь в подвал.
Сержант, командовавший патрулем, нашел это разумным. Лиц без документов (которых в городе все еще оставалось немало), злостно скрывавшихся от трудфронта, следовало хватать и отправлять в лагерь без всяких разговоров. Но для ареста уже трудоустроенных и не замеченных ни в чем порочном, требовались доказательства — или показания нескольких свидетелей. Потому, через несколько минут отец был уже здесь — опираясь на палку, и глядя на косоглазого бандита.
-Гражданин Чжоу Джен, вы подтверждаете слова вашего сына, что этот человек был одним из тех, кто вас ограбили и подвергли избиению? — спросил сержант — от вашего ответа зависит, будет ли он сейчас арестован для дальнейшего следствия, или отпущен?
И отец ответил, чудь промедлив:
-Нет. Этот человек — не один из тех. Мой сын ошибся.
Но Бао знал, что он был прав. Потому что в тот день хорошо запомнил лица всех троих. Но раз отец сказал так — значит, было надо? Бао спросил его вечером, дома, наедине. И услышал ответ:
-Это был он, я знаю. Но это очень опасные люди, сынок. Они будут мстить — и убьют, тебя и меня. И ты ведь знаешь, что американские доллары сейчас вне закона — так что никто не вернул бы нам те деньги, даже если бы бандиты не успели их потратить. А как бы еще и нас за это не бросили в тюрьму!
Прошло еще три дня. Бао прибежал домой вечером — и едва переступил порог, как полетел на пол от тычка в затылок. И услышал, как дверь с силой захлопнулась.
-Почтенный господин Чжоу Джен, вы очень плохо воспитали своего сына — с издевкой сказал косоглазый — что за времена, когда дети не слушают своих отцов. А отцы не препятствуют сыновьям идти против существующего порядка. Сейчас вы можете искупить свою вину.
Кроме косоглазого и отца, в каморке было еще двое — не те, что в тот день. Один стоял у двери, второй за спиной у отца, крутя в ладони нож. А косоглазый устроился за столом, как хозяин и с усмешкой смотрел на Бао.
-Сто палок — сказал косоглазый — господин Чжоу, вы ведь не откажетесь сами исполнить этот приговор, ваше ведь отродье? Но прежде чем приступим, полезно будет разъяснить, в воспитательных целях. Вы оба, думаете, что вы люди — нет, вы овечки! Которые должны исправно давать свою шерсть, а если потребуется, то и мясо, таким как мы — волкам. И если какой барашек не подчиняется, то... Вэнь!
Бандит, что был у двери, поднял с пола палку, что принес Бао. Взвесил в руке, оценивая, кивнул, годится. И кинул палку отцу.
-Хочешь спасти своего выродка? — произнес косоглазый — тогда бей его, пока мы не скажем, прекратить.
Отец поднял палку, шагнул вперед. Подтолкнул Бао, указав ему на скамейку. Так же как когда-то давно, еще в дедовском доме, воспитывал и Бао и его старших братьев — приказав лечь на такую же скамью и спустить штаны. И Бао тогда подчинялся отцу — как может быть иначе? Но теперь Бао был пионером — которого никто не смеет тронуть! А бандиты совершенно не ждали сопротивления от мальчишки.
Раз — и палка уже в руке Бао (впрочем, отец и не пытался ее удержать). Два — хлест по руке бандита с ножом. Три — тычок назад, в живот бандита у двери (как учили, не только руками, но и всем телом, рывком с разворотом ), конец у палки срезан на острие — будь Бао взрослым и сильным, такой удар проткнул бы бандита не хуже копья, но даже так вышло очень больно и до крови. И четыре — другой конец палки (тоже срезанный накосо) летит в лицо главарю — хорошо что каморка маленькая, легко можно достать. Все заняло время, как три или четыре удара сердца. А затем бандит с отбитой рукой набросился на Бао и сбил с ног, подскочил и второй бандит, охая и держась за живот, и главарь поднялся из-за стола, вытирая кровь с рассеченной щеки (эх, в глаз не попало, как хотел!). И Бао понял, что сейчас они будут убивать — и его и отца.
Тут дверь рухнула, подмяв одного из бандитов. В каморку ворвались солдаты, второй бандит сам упал на пол, лицом вниз. Главарь сунул руку за пазуху, но тут же получил прикладом по голове и тоже лег на пол.
-Друга своего поблагодари — сказал старший из солдат — который нас успел позвать. Там пионера убивают , ну мы и поспешили. С тобой все в порядке?
В дверь заглядывал Мин — из одного с Бао звена, но уже полноправный , хотя и младше Бао на два года. Бандитов вытащили на улицу и сунули в подъехавший автомобиль, Бао и отцу тоже пришлось ехать в комендатуру, чтоб дать показания. Как после сказал офицер, косоглазый главарь был еще из прежней портовой банды, а сейчас возможно, еще и связан с американской разведкой, так что благодарность вам за его поимку. А Мин сказал виновато:
-Товарищ Бао, ты прости.. у меня приказ был. Пока ты еще кандидат , следить за тобой — надежен ли, с кем встречаешься. Я к окну подкрался и все слышал — и побежал за патрулем. Теперь вижу, что ты наш — так звеньевому и доложу! А тебя точно завтра настоящим пионером сделают, на утренней линейке.
Все было так — наутро Бао вызвали перед строем, и одна из Сестер объявила благодарность, так должен вести себя настоящий пионер — а командир отряда после сказал, идти получить форму и ботинки, как положено пионеру, уже не кандидату . Еще пионеру, кроме питания в столовой, полагался еженедельный паек на руки — хлеб, рис, чай, печенье, и самое ценное, банка тушенки. И пионер мог приказывать кандидатам — так же как ефрейтор простым солдатам. А на двери, ведущей в каморку, где жили Бао и отец, нарисовали красную звезду — как знак, что эти жильцы находятся под защитой Красных Сестер и их детей-пионеров. После чего хозяин дома, господин Чао, сам пришел к отцу и сказал, что не будет больше брать плату с таких уважаемых людей, ну если только сами что-то пожертвуете, чтоб одинокому старику с голода не умереть .
И был великий праздник — парад на главной площади города. Шли танки — так, что дрожала земля. Шли машины с пушками на прицепе. Шли солдаты, чеканя шаг. А пионеры стояли в первом ряду, ближе всех прочих зевак. Рядом с трибуной, на которой был сам Командующий, Ли Юншен, и с ним Сестры. Бао подумал, что когда вырастет, то будет солдатом — если у коммунистов именно солдаты после становятся Чинами, и сам Вождь Сталин на портрете, в военном мундире.
-Ты становишься мне чужим, сын — говорил Чжоу Джен — редко приходишь домой, даже ночуешь в казарме. Кажется, ты скоро уйдешь совсем — а я так надеялся увидеть внуков.
Бао промолчал в ответ. Твоя беда, отец, даже не вина — что ты учил лишь бояться и прятаться. И считал счастливым день — если мы живы, и что-то досталось на обед. А я сейчас уже в другой... даже не семье, а стае, которая за меня порвет любого. И надеюсь прожить гораздо счастливее, чем ты — не бегать, ища что кто-то где-то даст мне блага, а взять их самому, по справедливости — так сказали Сестры. Но не надо говорить это отцу — чтобы не огорчать его.
А внуки... ну будут, когда-то! Только мои дети будут не склонять голову перед всякими отбросами, как тот косоглазый — а нести великую идею коммунизма по всем странам. Может быть, и в Америку удастся попасть — с автоматом в руках, и чтоб впереди все разбегалось, а позади все горело , так говорил командир отряда, который слышал эти слова от солдата, который был с самим великим Ли Юншеном в славном походе на Синьчжун, и будто бы так говорил сам Учитель Кун И Цын, который был у Ли Юншена главным Советником.
Ведь самое большое счастье какое есть на свете — это быть свободным! А свобода — это когда никто и ничто не мешает идти по верному, единственно правильному Пути.
Анна Лазарева. Москва, 8 марта 1956.
В доме русско-итальянской моды — праздничный вечер, с показом новых моделей одежды.
Восьмое марта с этого года в СССР — нерабочий день. Зал полон, женщины все нарядные, большинство со спутниками. А я лишь с охраной: в Ленинграде мой Адмирал, позавчера вечером отбыл на Красной стреле . Ну отчего еще интернет не изобрели — можно было бы тогда все вопросы с НИИ и КБ решать дистанционно, и даже совещания проводить, находясь в разных городах.
С охраной — потому что я теперь та, кто на параде рядом с Вождем стояла на Мавзолее . А еще посланница из двадцать первого века, мира после Третьей Мировой — роль в спектакле, что мы перед мистером Райаном и его хозяевами разыграли (прим.авт. — см. Красный бамбук). И нести мне этот крест до скончания своих дней — во избежание политических последствий! Потому, завидую Лючии — которой можно быть самой собой, не играя роль.
А еще, виноват мой противный характер — ну не умею я расслабиться, когда никого из близких людей рядом нет. Михаил Петрович мой — в Ленинграде, как я уже сказала. Лючия на сцене блистает, в роли ведущей — а платье на тебе выглядит ну очень футуристично, не удивлюсь если что-то подобное в фильме по Андромеде увижу. Ее благоверный где-то на юге на полигоне, вместе с товарищем Че — операция Зеленая ящерица вступила в фазу непосредственной подготовки, четыре с половиной месяца до начала, и дату 26 июля передвинуть нельзя. Один лишь Валька Скунс , он же великий и ужасный полковник Куницын , именем которого американские мамаши (спасибо комиксам от месье Фаньера) пугают непослушных детей, обещал быть — но что-то я нигде его не вижу. Так что, сижу я сейчас в директорской ложе, в сопровождении лишь охраны — не только крепких ребят, но и хрупких девушек-цветочков (а то ведь мужчинам не везде можно меня сопровождать — как в Киеве в сорок четвертом, где меня и Люсю едва не убили (прим.авт. — см. Союз нерушимый)). Но впечатление обманчиво — эти пантерочки обучены и рукопашке, и меткой стрельбе, а под свободной одеждой можно хоть пистолет-пулемет спрятать. Ну и злоумышленник не разберет, кто цель, а кто охранницы — если все они в одинаковых плащах-накидках, и в шляпках с вуалью. Приходится быть осторожной — вспоминая, как у Вали жену (тоже одну из наших) убили в Львове три года назад, а ведь метили тогда в меня! Ой, да что же такое — праздник же, а я все о делах и тревогах! Но не умею я иначе — когда моего Адмирала рядом нет.
Я сейчас — тень за спиной Пономаренко, кто в СССР второй человек после товарища Сталина. Служба Партийной Безопасности и Министерство госбезопасности имеют разные задачи: если МГБ можно сравнить с хирургами, то мы, скорее, специалисты по профилактике болезней, нас интересуют не только поступки людей, но и их причины, идеи, системные факторы. Отец Серхио, посол Ватикана в Москве — и мой хороший знакомый, поскольку он же исполняет обязанности духовника моей лучшей подруги Лючии — сравнил нас с инквизицией, той самой, которая Джордано Бруно сожгла. Уточнив, что в реальности главной целью этой Конторы было вовсе не истребление грамотеев и ведьм с колдунами — а возвращение на истинный путь своих же заблуждающихся, исповедующих ту же Веру, а часто и принадлежащих к самой Церкви. И потому инквизиторы (за исключением отдельных "паршивых овец" или, как сказали бы в будущем, "оборотней в погонах" — но такие радикалы и экстремисты, пусть и в малом числе, неизбежно присутствуют в любой более-менее крупной человеческой организации) как правило, не были кровожадными мракобесами, а стремились тщательно расследовать каждое дело и всегда сначала предлагали уличенному в ереси чистосердечно раскаяться, признать свою неправоту и доказать исправление исполнением какой-нибудь легкой (по тем временам) епитимьи (при этом уровень делопроизводства и защиты прав подсудимого в церковном суде на порядок превосходил таковой в судах местной власти) — и лишь при отказе и упорстве еретика, к нему применялись более тяжкие виды наказания, вплоть до "высшей меры" — костра, что, кстати, и отражено даже в таком одиозном издании, как "Молот ведьм", в главе с рекомендациями "как правильно выносить приговор", где, прямо как в современном Уголовно-процессуальном кодексе, на первом месте идёт именно что оправдательный приговор, затем легкие наказания и только потом — более тяжкие кары. Да и на кострах в те времена жгли не только еретиков, но и "особо тяжких" преступников, к примеру, тех же фальшивомонетчиков — по приговорам вполне себе светских, местных властей.
