Вершина мира 1. Часть 3

— Например? — с вызовом в голосе осведомился Олег.

— Например... — Влад задумался, — например, когда я подрался один раз, она просто объяснила, что так делать не следует, а когда это случилось во второй, посадила меня под домашний арест на пятнадцать дней, запретив при этом разговаривать.

— И ты молчал пятнадцать дней? — не поверил Олег.

— Ну да, — усмехнулся он, — потому как был предупрежден, что за каждый разговор будут прибавляться сутки. Отсидел я, правда, только двенадцать, потому что подхватил какую-то заразу.

— Ну и зануда же она! — выпалил Олег.

— Никогда не замечал за ней подобной жестокости, — с осуждением в Анин адрес поддакнул ему Сеня, а Влад покачал головой — какая у людей короткая память.

— И вовсе нет, — встал Влад на ее защиту, — она не жестока. Жестокость, Арсений, это когда тебя приковывают к столбу в одной набедренной повязке и оставляют так на три — четыре дня под палящим солнцем без воды, а про еду и вспоминать не приходится. А когда наступает вечер, спадает жара, и ты радуешься тому, что пережил этот день и тебе кажется, что можно отдышаться, то приходит надсмотрщик и избивает тебя хлыстом до полусмерти. И все это за то, что ты посмотрел не в ту сторону, в которую позволено.

— И что с тобой так делали? — прошептал потрясенный Олег.

— Да, — улыбка Влада стала печальной, а глаза заволокло туманом от нахлынувших неприятных воспоминаний, но он быстро справился с собой, — и не только это. Но об остальном вам лучше не знать, иначе ночью спать не будете.

— Ну, расскажи, расскажи, — заныл Олег, который из-за сравнительно небольшого количества прожитых лет еще не понимал, что некоторых вещей лучше не касаться. Сенька уже собирался одернуть брата, но Влад жестом остановил его, решив попугать глупого мальчишку.

— Все зависит от хозяина, к которому попадешь, — пожав плечами, безразлично начал Влад, — вообще, по моей теории, хозяева бывают трех видов — просто сволочи, особенные сволочи и вконец отмороженные.

— А Анька, к какому виду относится? — с некоторой долей насмешки поинтересовался Сенька.

— Анька? Таких хозяев в природе не существует, — хмыкнул Влад, — она особь, случайно затесавшаяся в их сплоченные ряды. Если ты попадаешь к первому виду, то твоя жизнь достаточно сносна — кормят, не то что бы до отвала, но вполне хватает; крыша над головой ночью имеется, хоть худая, но крыша; зазря не бьют и не издеваются, только по делу — сломал чего или еще что учудил. У второго вида все намного сложнее — живешь впроголодь, спишь, где попало, чаще на голой земле да под открытым небом и вечно в синяках ходишь. И не дай-то Бог попасть к третьему виду, уж он-то отыграется на твоей шкуре за всех предыдущих — от его кормежки от ветра качаешься, а он еще и требует, что б вкалывал за троих. У такого хозяина, что бы оказаться под плеткой и причины особой не надо. Может построить вряд плантацию и заставить выпороть каждого третьего, просто так, для острастки, а если ему еще взбредет в голову устроить показательное выступление, да еще и с тобой в главной роли — пиши, пропало, можешь живым и не выбраться.

— Как это показательное выступление? — сглотнув, поинтересовался заметно побледневший Олег.

— Очень просто — привязывают к столбу и обрабатывают от души кнутом, да так, что б до потери сознания, иной раз так отделают, что когда глаза потом открываешь, не можешь понять есть у тебя спина или нет — одно сплошное месиво. Кто посильнее, тот выживает, а слабый прямо там коньки и отбрасывает, иной раз и снять не успевают. Но после такой обработки ты уже не работник, а значит на продажу. Если какой торговый корабль купит за бесценок — хорошо, нет — значит, пристрелят прямо в порту. Торговцы порченый товар не особо жалуют — деньги вложил и волнуйся потом — выживет, не выживет. Мне везло, меня всегда выкупали.

Конечно, многое и от надсмотрщиков зависит, — продолжал рассуждать Влад, не обращая никакого внимания, на Олега, которого явно подташнивало. — Бывают не совсем плохие, эти хозяйское добро берегут и не сильно портят, плохо работу сделал всыпят плеткой пяток раз, да и то не сильно. Синяков только наставят, что б работать потом мог, а чаще ткнут кулаком между лопаток и переделывать заставят. Самое страшное, это когда засыпаешь и просыпаешься с одной мыслью: 'Меня опять сегодня будут бить'. Это очень плохо, когда подобная дрянь привяжется, преследует, тогда как парша и изнутри разъедает. Тут главное понять — жизнь твоя и ломаного грошика не стоит, а свободу можно получить только через того, что на небе сидит. Надо осознать, что выхода нет, а если и есть, то только после смерти.

— А как же вольная? — пробормотал потрясенный этим откровением Сенька.

— Это сказки, такого не бывает, — спокойно отрезал Влад, — иногда докатываются слухи, что кого-то где-то освободили, но на моих глазах освобождались только, когда остывали. Понимаешь, Сеня, в том мире, в котором я жил, если ты хочешь выжить, страха быть не должно. Конечно, в какой-то момент становиться страшно, больно и жутко, но этого показывать не стоит. А иногда плакать хочется от бессилия, можно позволить себе подобную расслабуху, но только с одним условием — тебя никто не должен, ни видеть, ни слышать...

Влад замолчал, решив, что с них, а главное с него, на сегодня хватит, он и так рассказал слишком много этим домашним мальчикам. Влад некоторое время смотрел на озеро и свет Крека многократно отраженный на покрытой рябью водной глади вспыхивал и блестел в его глазах. А сами глаза стали на некоторое время безжизненными холодными и злыми. Братья молчали, боясь нарушить тревожную тишину, и каждый думал о своем.

— Но Аня, она другая, — вновь подал голос Влад, взгляд его потеплел, а глаза начали оживать. — Сперва, в самый первый день я убежать хотел, а потом стало просто интересно. Да и странно было — не орет, не дерется, работать сильно не заставляет. А потом, ничего — привык. И уже кажется, что по-другому быть не может. Она не умеет быть до конца жестокой, — задумчиво проговорил он так, словно говорил сам с собой, — даже когда она меня под домашний арест посадила, у меня были простыня и матрац, а в комнате всегда было тепло. Только у нее я забыл, что такое голод. Да, конечно, я могу задержаться на работе и чуть притащить домой ноги от голода и усталости, но это уже не тот голод, который был раньше, потому, как я всегда знаю, что меня дома ждет еда и постель.

— Всем хороша, — улыбнулся Влад, рисуя перед мысленным взором Анино смеющееся лицо, — вот только на каждый шаг по сто указаний. А то сделаешь что не так, она замолкнет дня на три, и не знаешь с какой стороны к ней подойти. Или начнет морали читать, кажется, уж лучше б выпорола разок, и все бы на свои места стало: сама бы успокоилась, и я бы знал как себя вести. Так нет же, ходит как сыч.

— Я же говорю, — протянул Олежка, с радостью переключаясь на обсуждение сестры, лишь бы Влад дальше не стал рассказывать, — занудства нашей Аньке не занимать.

— Молчи, мелкий, — цыкнул на Олега Сенька, — а по поводу рукоприкладства, это ты, Влад, сильно загнул, Анька у нас спокойная как танк, ее так просто не свернешь. Ты знаешь, как ее надо вывести, что б она в драку полезла? На это, ой, как много времени и сил уйдет. Вот только я тебе не советую этого делать, потом костей можно не унести. Вон Олег знает.

— А что я, что я? — заныл Олег, поежившись, — это было-то всего один раз.

— Один раз, — подтвердил Сенька, — но тебе, по-моему, хватило.

— А тебе бы не хватило, если бы тебя оглоблей по горбам? А потом еще в озеро загнала и не выпускала, пока маманя не пришла.

— Да, ты только забыл уточнить, что загнала она тебя еще до обеда, а маманя пришла, когда стемнело совсем, — подцепил Сенька брата.

— Можно узнать, что ж ты такого сделал? — Влад аж сел от любопытства.

— В принципе, ничего, — неохотно пояснил Олег, — ей лет пятнадцать было, мне около восьми, может чуть меньше. Она влюбилась в пацана, он у нас в городе жил, так вот, он ей письма писал и с голубями присылал, а я голубей раньше ее отлавливал и письма эти забирал, потом подразнил ее немного, а она взяла и взбесилась. Кто ж думал, что она так... — Олег махнул рукой.

— Хотя, может, Олег и прав, — все-таки высказался Влад, — некоторая доля занудства в ней присутствует.

— Пошли, может, домой, — вдруг предложил Сенька, видимо разговор подпортил ему настроение, — черт с ним, с этим никтокреком. Не последний день живем, успеем еще насмотреться. Сыро что-то сегодня, простуду запросто подцепить можно.

— Пошли, — равнодушно пожал плечами Влад, поднимаясь с травы...

Влад молча вошел в комнату и сразу направился к шкафу. Я удивленно подняла глаза от книги и уставилась на его голую спину, покрытую синими полосками. Порывшись на полке, Влад извлек свежую рубашку и, накинув на себя, повалился на кровать, отвернувшись к стене.

— Тебе не кажется, что менять рубашки уже поздно? — поинтересовалась я, разглядывая его затылок, подобное поведение Влада не то чтобы особо пугало, но настораживало сильно.

— Отстань от меня, пожалуйста, — глухо попросил, Влад не поворачиваясь.

— Что-то ты мне, ангел мой, не нравишься, — протянула я и, отложив книгу в сторону, перебралась на его ложе, — случилось что?

— Ничего не случилось, — вдруг отчего-то вызверился Влад, — просто у меня отвратительное настроение, может у человека быть отвратительное настроение или нет?

— Оно-то, конечно, может, — протянула я, еще больше настораживаясь, — но...

— Вот и отстань от меня, — огрызнулся Влад, принимая прежнюю позу.

— А вот хамить мне совершенно не к чему, — предупредила я его, чувствуя, что и мое хорошее настроение приказывает долго жить и от обиды пихнула его локтем пониже ребер, не очень сильно, но достаточно ощутимо, он даже охнул, кажется.

Я вернулась на свою кровать и снова углубилась в чтение уже не обращая на Влада никакого внимания. Внизу что-то прогрохотало, потом послышались взволнованные голоса.

— Да что там за шум внизу? Ночь на дворе, все ни как не улягутся, — раздраженно проворчала я.

— Я посмотрю, — откликнулся Влад.

Парень вышел на лестницу, я видела, что он не стал спускаться, а всего лишь перегнулся через перила и посмотрел вниз. После этого повел себя более чем странно — влетел в комнату и постарался, как можно бесшумнее закрыть за собой дверь. И, не говоря ни слова, рывком сдвинул занавески и, распахнув окно, полез вон, окончательно введя меня в состояние изумления. Наверное, события последнего месяца не прошли для него бесследно, и парень окончательно тронулся. Я переместилась на подоконник, схватила его за шиворот и ласково поинтересовалась:

— Владка, как ты себя чувствуешь?

— Нечего со мной разговаривать как с психом, нормально я себя чувствую.

— Ты меня, конечно, прости, — осторожно продолжила я, вытягивая его в комнату, — но ты ведешь себя соответственно.

— Никак я себя не веду, просто мне еще жить охота. Твой папенька пожаловали.

— И?..

— Что — и... — он попытался вырваться и скользнуть вниз, — жить я хочу, что совсем не понятно?

— Вылезай, — попросила я, — ничего он с тобой не сделает, я не дам.

— Знаешь что, хозяюшка, тебе, конечно, все равно, а я второй раз за неделю воспитательного процесса не переживу. Я после Сахиных вливаний до сих пор сидеть нормально не могу — синяки с задницы не сошли. А ты меня опять под кнут? Сжалься!

— Не блажи, ничего с тобой не случится, я же сказала, не позволю.

— Много ты Сахе не позволила, — покрутил он головой, но в комнату все же забрался и уселся на жесткие доски своей кровати. Смиренный и покорный судьбе.

— Не путай божий дар с яичницей! Саха — это Саха, а Дмитрий Петрович совсем другое дело.

— Все равно. Не любишь ты меня совсем, хозяйка, не жалеешь, — не преминул подначить Влад, на секунду выпадая из роли.

Я погрозила ему кулаком и вышла из комнаты.

В ярко освещенной гостиной собралось все благородное семейство. Два брата, Саха и Дима, сидели за столом друг напротив друга и мирно беседовали. Саха как раз рассказывал брату, как Влад нечаянно придушил черного барса, я слышала эту историю за сегодня уже добрый десяток раз. Олег с Сенькой примостились по углам, а Васька развалилась в любимом Сахином кресле. Я тихо спустилась и прошла к столу.

— Привет, Анька, — весело встретил меня отец, — а где Влад?

— Он уже собрался спать, но сейчас оденется и спустится, — честно глядя ему в глаза, соврала я.

— Что ж вы мне ничего не рассказали, а уехали, — пожурил меня папа, — я бы вам помог. Я уж невесть что подумал. Вот Саха мне сейчас все объяснил.

— Ты же понимаешь, обстоятельства... — начала мямлить я.

— Да ты сам посуди, Димка, — пришел мне на помощь Саха, — он тебе дело раскрутил, этот доктор понял, что парень все знает и пригрозил его убить, что им еще оставалось делать? Правильно они все сделали в таких ситуациях только ноги и надо делать, жить-то всем хочется. А расскажи они все тебе, ты бы налетел, как ворон и ничего бы не вышло, а так докторишка успокоился и ты его спокойно взял. Тем более что он чуть не сделал из парня инвалида. Знаешь, сколько я сил потратил, чтоб все на место поставить? — я чуть удержалась, чтоб не раскрыть рот от удивления, слушая гладкую речь Сахи, ни слова о наркотиках, ни слова о недавнем инциденте на конюшне.

— Вот именно, — поддакнула я.

— Только вот что интересно, — папа испытывающе посмотрел на меня, — мне, когда карточка Влада на глаза попалась, там о наркотиках говорилось, а вы меня все убеждаете, что ничего и не было.

— Так и не было ничего, — вступила в разговор Васена, не дав мне и рта раскрыть. — Все прекрасно знают, как ты к этому относишься. И если бы именитый доктор тебе об этом заявил, ты бы ему поверил, и разбираться бы не стал, а просто вытолкал парня взашей. Тем более, что с наркомана возьмешь — его показания на суде не годятся.

— Что, верно, то верно, — согласился папа, — но почему вы скрыли куда летите? Я, когда к твоей Наталье Станиславовне пришел, спросил, где вы, так она меня чуть сковородкой не огрела!

— Наташка тебя сковородкой? — рассмеялась я, — На нее это не похоже!

— Еще как, похоже, — с довольной улыбкой не согласился папа, — но вообще-то она ничего.

— Что значит ничего? — насторожилась я.

— Нормально, говорю. Где там Влад, сколько можно одеваться?

— Сейчас потороплю, — пообещала я и кинулась вверх по лестнице.

Влад все так же сидел на кровати, изображая из себя каменного истукана.

— Что там? — поинтересовался он.

— Ничего, папа в хорошем настроении. Пошли.

— Это потому что Саха ему еще ничего не рассказал, — высказал свое мнение Влад.

— Ничего подобного, — возразила я, — Саха ему уже все рассказал.

— В таком случае, у тебя очень извращенный юмор, и стоит мне показаться, как он меня убьет.

— Из-за чего, интересно я тебя убью? — услышала я над своим ухом, и заорала от испуга, вскакивая с кровати.

— Папа, разве так можно? — Накинулась я, на него хватаясь за сердце, — Стучаться не пробовал?!