Вершина мира 1. Часть 3

Я пошарила рукой по стене, отыскивая выключатель, рука влезла в паутину, запутавшись в ней как в вате, я невольно вздрогнула, наконец, маленький рычажок нашелся, и под потолком вспыхнула подслеповатая лампочка, покрытая толстым слоем пыли. Вдоль стен кладовки стояло старое медицинское оборудование. Вот стоит накрытая куском тряпки допотопная стойка лапароскопии, а вот выглядывает из-под клеенки аппарат искусственной вентиляции легких. Дальше еще какие-то аппараты, о предназначении которых можно только догадываться, их описание, наверное, еще можно найти в книгах по истории медицины.

Я подошла к аппарату искусственных легких и стерла с него пыль. 'Интересно, — пробурчала я, — это еще работает?' Я притащила удлинитель с розеткой и всунула в нее вилку от аппарата. Машина весело гуднула, с шумом сделала одну прокачку, потом затряслась и, с предсмертным хрипом, обдала меня облаком густого черного дыма, замолчала навеки, вместе с ней вырубилась и лампочка под потолком. Тихонечко сквернословя, я выдернула вилку аппарата и, спустившись вниз, пошарила в Сахином сарае. Выудив из ящика с инструментами мощный фонарь, я вернулась к своим изысканиям. За машинами стоял железный шкаф со стеклянными дверцами, в таких раньше содержалась аптека.

Луч фонаря высветил крутобокие бутылки темного стекла, с едва заметными остатками надписей, но прочитать их не представлялось возможным. Я аккуратно, боясь выдавить стекло, потянула на себя дверцу шкафа, он открылся на удивление легко. Я поднесла фонарь совсем близко к бутылкам, пытаясь разобраться в их содержимом. Вроде какая-то жидкость. На одной из них надпись сохранилась лучше всего, на ней значилось: 'Э...р'. Что это за зверь такой? Я потянула на себя тяжелую крышку и почти сунула нос в горлышко, хорошо еще, что почти, а не совсем — в бутылке оказался эфир. Я быстро вернула крышку на место и, засунув бутылку в шкаф, решила больше не рисковать и не обнюхивать содержимое. Неизвестно что еще глубокоуважаемый дедуля залил в емкости, так и без носа остаться можно.

В дальнем углу приютился старинный комод, принадлежавшей еще моей прабабке. Подтащив к нему какой-то ящик, я устроилась со всеми возможными удобствами. Подняв крышку комода, я установила на столе фонарь и принялась изучать пожелтевшие хрупкие листы бумаги. В большинстве своем это была уже никому ненужная бухгалтерия. Листки исписаны не очень понятным подчерком старого доктора. Вот журнал приемов, записи о больных, еще что-то неразборчивое, нет, это уже не так интересно, я кинула журнал во чрево комода, тетрадка ударилась о дальнюю стенку, послышался щелчок, панелька отвалилась, открывая маленькая ниша. Пошарив в ней рукой, нащупала толстый прямоугольник бумаги. Я извлекла его на свет, это оказался запечатанный конверт, на котором стояло мое имя. Меня обдало жаром, наверное, именно так чувствуют себя кладоискатель, внезапно обнаруживший клад. Дрожащими от волнения руками я надорвала краешек. Из конверта выпал листок бумаги, исписанный мелким торопливым подчерком.

'Здравствуй, внучка. Если ты читаешь эти строки, значит меня уже нет. Я знаю, что я умираю, знаю об этом уже давно, но никому ничего не говорил, не хотел расстраивать. Мой доктор говорит мне, что сможет меня вылечить, но я-то знаю, что он ничего не смыслит в медицине, и не принимаю его слова в расчет. Ты не успеешь приехать на мои похороны, жить мне осталось несколько дней. Если ты винишь себя в этом, то знай — я тебя прощаю и очень тебя люблю. Главное, чтобы ты просто помнила старого доктора, большего я не прошу, да и не хочу. Я припрятал кое-что для тебя. Небольшая железная коробка лежит под третьим камнем слева от скобы в дымоходе рядом с дверью для чистки дымохода. Это предназначается только тебе, я надеюсь, ты обрадуешься.

Любящий Анечку дед Петр'.

Последние строчки поплыли перед глазами, слезы мешали читать. Я вытерла их рукавом и, шмыгнув носом, поднялась и вышла из кладовки, тихо притворив за собой дверь. Глаза натолкнулись на сложенную из камня стенку дымохода. Я знала, где находится та дверца, о которой писал дед. Проведя рукой по камням дымохода, нашла спрятанное между ними кольцо. Упершись ногой в стену, потянула на себя. Тяжелая дверь отделилась от общей кладки, открывая за собой покрытое сажей жерло дымохода. Я оглядела стены, где же это чертово кольцо? Став на край трубы, я одной рукой ухватилась за косяк, а другой принялась шарить по саже. Кольцо я нашла довольно быстро, отсчитала от него три камня. Третьим кирпичом в дымоходе служил срезанный камень, надежно прикрепленный к железной дверце, за которой располагалась узкая ниша уходящая в глубину кладки. Я просунула руку в нишу. Пальцы почти сразу наткнулись на обещанную коробочку, но она лежала слишком глубоко, так что я просто царапала по ней ногтями, а достать никак не могла. Надо поменять руки, правой опереться о стену дымохода, а левой попробовать добраться до клада. Не подумав о возможных последствиях, я нависла над дымоходом. Так дотянуться до коробочки оказалось проще. Я вытащила ее наружу и уже хотела обратным порядком вернуться на чердак, как восседавший на столе филин неожиданно ухнул, перепугав меня. Ноги, стоящие на самом краю на миг дрогнули и я, потеряв равновесие, полетела вниз, прижимая к себе вожделенную коробочку.

Я пыталась затормозить падение, но добилась только того, что меня начало швырять по трубе и я в кровь сбила колени и локти. 'Как же хреново Санта Клаусу! И куда подевался Оле Лукое?' — одна за другой пришли в голову идиотские мысли. И, набрав приличную скорость, я со всего размаху ухнулась на золу, взметнув вокруг густое черное облако сажи и пепла. У меня захватило дух, потом я вспомнила, что дышать все же надо, и заставила себя сделать глубокий вдох. Он получился не такой глубокий, как я хотела, и смешался с протяжным всхлипом, исходящим за пределами камина. Я приподняла голову и увидела в дверях гостиной бледного Олега, смотрящего огромными глазами в мою сторону. Я хотела ему сказать, что это я, Анька, а не выходец из преисподней, но еще не до конца успела отойти от шока. Из горла, вместо слов, вырвался непонятный хрип. Олежка, услышав это воззвание, почему-то присел, развернулся на полусогнутых ногах и, с по-детски тонким, всхлипом 'Маманя!' вылетел из дома. 'Вот дурак!' — подумала я, осторожно пошевелив пальцами сначала на руках, а потом на ногах. Вроде, все работает. Это дает надежду, что мне не удалось сегодня свернуть себе шею. Я осторожно согнула ноги в коленях, заставляя себя перевернуться на спину и, пыталась придать своему телу более удобное положение. Сейчас немного отдохну и надо будет выбираться, от этого малолетнего идиота помощи ждать не приходится.

...Утро и первая половина дня показались невыносимо долгими, и заканчиваться никак не собирались. Как и предупреждала Аня, Саха поднял его, еще до рассвета, всунул в руки кружку с какой-то горькой гадостью и приказал выпить. С удовлетворением понаблюдал, как Влад давится густым отваром, а потом прогонял полдня по лесу без завтрака и привалов.

Влад тащился за егерем по душному лесу и, судя по горящим мышцам, отмахал за сегодня не менее сорока километров, ноги совершенно отказывались передвигаться. А этому извергу, Влад почти с ненавистью покосился на широкую спину, маячившую перед носом, хоть бы хны, вон как шагает. И ничего его не берет — ни духота, липким покрывалом обволакивающая тело, ни противная мошкара, забивающаяся в глаза и ноздри, и спидометра, похоже, в нем не предусмотрено, ноги передвигает как заведенный. Если это только начало, то уж лучше удавиться прямо сейчас.

С той стороны, куда они направлялись, и где в просветах между деревьями уже виднелось озеро, послышался оглушительный треск. Саха подобрался и пихнул Влада за ближайшее дерево, так, что тот еле на ногах удержался. Это ж какая у мужика силища? Через мгновение на поляну выскочил Олег с совершенно безумными глазами. Увидев отца, бросился к нему, как бросается маленький ребенок. Саха сына обнял, Влад с завистью смотрел, как Анин дядя провел широкой ладонью по темным волосам Олега, успокаивая парня. Потом Саха сына от себя отодвинул и взяв за плечи встряхнул слегка, что б в чувство привести.

— Говори! — потребовал отец, глядя сыну в глаза.

— Батя, там... в доме... там...

— Что там в доме? — не проявляя ни капли нетерпения переспросил Саха.

— Там что-то непонятное, — забормотал Олег, какую-то чепуху, — наверное, это домовой или еще что, оно в камин упало, черное совсем и воет...

— Олежка, ты не перегрелся часом? — Саха дотронулся до лба сына, пробуя на температуру.

— Я не перегрелся, — заныл Олег, стряхивая с себя отцовскую руку, — оно действительно там, иди, сам увидишь.

— Хорошо, пойду, но предупреждаю тебя сразу — если это твоя очередная шутка и в камине никого не окажется, я тебе такой воспитательный процесс устрою, неделю на задницу не сядешь.

— Батя!.. — уши Олега вспыхнули огнем, и он покосился на стоящего рядом Влада.

Но Влад слушал их разговор в пол уха. В доме должна была остаться только Аня. Значит... Сердце противно сжалось и ухнуло куда-то вниз, где темно и холодно. Влад сорвался с места и очертя голову побежал туда, где виднелся дом, скатанный из огромных стволов деревьев, усталости как не бывало. Только бы эта дурочка жива осталась! И что ее в трубу понесло?.. Ладно, это все потом, только бы жива... и сердце бьется через раз, а руки стали ледяные. Влад не слышал, как за его спиной, ломая сухие ветки, бежал Саха...

Усилием воли я все же заставила двигаться ноющие конечности и начала выползать из камина, оставляя вокруг себя черные следы на чистом полу. Васька башку отвернет, с досадой думала я, уже почти выбравшись, когда в сенях послышался топот и громкий голос Сахи, вещавший что-то по поводу 'белой горячки', которая внезапно посетила Олега.

Первым в комнату влетел Влад, увидев мое бедственное положение, выдал, сквозь зубы, что-то очень неприличное и, не заботясь о белой рубахе, подхватил меня на руки, потащил к раковине в кухне. За ним в помещение протиснулся Саха, они вдвоем принялись отмывать меня от копоти, беспощадно орудуя мылом и мочалками. Мыло пекло, попадая в свежие ссадины, и я с шумом втягивала в себя воздух. Жаловаться было бессмысленно и мне не осталось ничего другого как терпеть, хотя очень хотелось зареветь, добиваясь сочувствия. Смыв большую часть сажи они потащили меня на чердак. Дальше я мало что помню, Саха влил мне в рот ложку какой-то мерзости и я, кажется, уснула.

Когда я пришла в себя в комнату уже закрадывались мягкие сумерки. Я лежала в нашей с Владом комнате, на табуретке возле моей кровати кто-то сидел. Я немного приоткрыла глаза и напрягла зрение, сначала контуры фигуры поплыли, но потом стали намного четче, и я, скорее почувствовала, чем поняла, что это Влад. Я продолжала лежать, не шевелясь, не желая обнаруживать, что уже проснулась

Влад взял мою перебинтованную руку в свои, и прижал ее к щеке, украдкой поцеловал ладонь. Я чувствовала его тепло через ткань бинта.

— Влад, — послышался из коридора голос Васены, — иди ужинать, она все равно продрыхнет до утра, ты ей сейчас нужен как собаке пятая нога!

Парень аккуратно положил мою руку на одеяло, и откинул с моего лица прядь волос. Его пальцы задержались, и он робко погладил меня по щеке, от его прикосновения, по телу пробежала горячая волна. И как это, спрашивается понимать? Он поднялся и бесшумно выскользнул из комнаты.

Едва за ним закрылась дверь я села, чуть не взвыв от резкой боли в правом боку. Осторожно ощупала себя, так, что мы имеем? Тугая повязка на ребрах и ноющая боль при каждом вдохе, это как минимум трещина. Позвоночник на месте, руки, ноги, кажись, тоже, это радует. Теперь главное добраться до рюкзака и нажраться таблеток, ускоряющих регенерацию. Я конечно, сторонник естественного процесса заживления, но подстегнуть его никогда не мешает.

Туго перебинтованные пальцы никак не желали слушаться и расстегивать узкие ремешки клапана. Справившись, отыскала нужный мне контейнер с ярко желтыми капсулами, высыпав на ладонь штук шесть шариков, одним махом проглотила их все. Кое-как добралась до кровати, взвалила на нее свое ноющее тело и моментально уснула.

В постели пришлось проваляться несколько дней, зализывая раны. Было немного скучновато. Хотя я и не спорила, все-таки приятно, иногда оказаться слабой и поиграть на нервах у окружающих. Влад, бедняга, рвался на части между мной и Сахой. От меня не отмахнешься, со мной еще жить, и с Сахой не поспоришь, это чревато последствиями. А дядя, справедливо считая, что добрая половина бед человечества от переизбытка свободного времени, построил распорядок дня Влада так, что у парня времени думать не было, не то что присесть.

...Реальность оказалась куда хуже, чем он представлял, после первой прогулки с егерем по лесу. Аня лежала на втором этаже, завернутая в бинты, как ребенок в пеленки. Единственное куда ей позволяли ходить это в туалет, а еду и все остальное приносили прямо в комнату. Падая, она сильно повредила пальцы. Саха ворча под нос, намазывал ее руки какой-то вонючей дрянью, туго забинтовывал, так что ложку она сама держать не могла. Приходилось кормить. Всякий раз Влада с тарелкой встречало ворчание, но деваться ей было некуда. Во избежание капризов Саха в грубоватой форме объяснил, что пальцы для девушки самое главное и чем меньше она ими двигает, тем лучше заживают. Так что Аня на несколько дней полностью выбыла из строя. Оказавшись без ее поддержки, Влад почувствовал себя более чем неудобно, будто его голым выпихнули на площадь, забитую до отказа народом.

Саха ежедневно гонял Влада на пробежки, одну короткую, в три километра, поутру, когда Бора еще только-только просыпалась обласканная своим солнцем. После пробежки обязательная кружка тошнотворного отвара. Завтрак и работа по дому. Воды натаскать, дров наколоть или еще чего. До обеда еще одна пробежка длиной в десяток километров. А после в лес, по делам.

В первый раз за долгое время взявшись за топор, Влад проклял все на свете и прежде всего свою теперешнюю жизнь. Твердые шишки мозолей, что раньше покрывали ладони, без физического труда сошли, и парень стер руки в кровь. Пришедший собрать наколотые дрова Саха осмотрел его ладони, раздраженно цыкнул зубом и отвесил оглушительный подзатыльник, ласково поинтересовавшись, на кой черт возле топора лежат перчатки, и есть ли у Влада мозги. Ответить было нечего. Егерь фыркнул и сам промыл ему руки, наложил на раны мазь и забинтовал.

Насколько у смотрителя леса тяжелая рука Владу пришлось узнать совсем скоро. Парню надлежало обкосить загородку на выгоне, где паслись хозяйские кони. Егерь выдал перчатки, косу и показал, как ею пользоваться. Оставшись один на один со странным инструментом, Влад покрутил косу в руках, потрогал лезвие пальцем. Косить не сложно. Взять левой рукой за косовище, а правой за ручку. Правая нога впереди, левая сзади, слегка повернуться на левое плечо и круговым движением справа налево. Справа налево. Спра... коса звонко лязгнула, наткнулась на что-то твердое и застряла. Влад резко дернул, и едва не завалился назад, когда коса выскочила на волю. Парень с ужасом уставился на расколотый надвое обушок. Втянул голову в плечи, боясь представить, что с ним за это сделают. Пока решал, что лучше — спрятать поломанную косу или сбежать, появился Саха. Егерь осмотрел инструмент и поманил парня за собой. Пристроив косу к ограде, уныло потащился следом, по дороге стягивая рубашку. Ясно же зачем зовут.