Вершина мира 1. Часть 3

Тихо скрипнула дальняя дверь и по помывочной протопали тяжелые шаги. Саха. За долгий месяц Влад научился слышать егеря. Ругать пришел, отстраненно подумал Влад, прикрывая глаза.

— Ну, что, горемыка, отогрелся? — широкая ладонь легла на лоб, пробуя температуру.

— Да, спасибо за баню, — голос скрипучий, совсем не свой. Влад открыл глаза и посмотрел на егеря. Полуголый и босой Саха с перекинутой через плечо кожаной сумкой, попервости нагонявший на Влада страх, сейчас напоминал добродушного медведя. Медведь копался лапой в сумке, в которой что-то стеклянно позвякивало.

— Не за что, — ухмыльнулся Саха, вытащил из сумки темную склянку, отвернул крышку, понюхал содержимое, недовольно подергав носом, снова прикрыл. — Митька, ты там застрял?

— Да иду я, — отозвался тот, боком протискиваясь в дверь. Вид у генерала был не менее живописный, чем у Сахи. Дмитрий Петрович осторожно нес перед собой таз с водой, прижимая локтем к боку стопку полотенец.

— А ты чего глазами хлопаешь? Вишь, какие у тебя няньки нынче — целый генерал и егерь, гроза округи. Поворачивайся.

Влад только хмыкнул, осторожно укладывая себя на живот. Да уж, многое было у него за последние месяцы, но что б братья Романовы собственноручно спину обмывали, да дрянью всякой ссадины мазали, это уж как любит выражаться Наташа — сюрреализм какой-то. Ой-йой! А мазь-то, какая... пекучая! Аж слезы на глаза наворачиваются! По спине текла лава, заливая обжигающие потоки в трещины на коже и нет никакого способа остудить огонь.

— Митька, руки мне слей, да воды-то не жадничай, а то я тебя этими руками за нос потаскаю!

— И что будет? — поддел брата генерал, старательно поливая тому руки из ковшика.

— Да ничего, — Саха плечом оттер пот со лба, — глаза только вылезут и все.

— Да иди ты! — Дмитрий Петрович повесил егерю на шею свежее полотенце, собрал все грязное и, покидав в таз с водой, вышел прочь.

— Квасу захвати, — крикнул Саха вслед.

— Да иди ты! — донеслось из-за двери.

— Давай, поднимайся. Сейчас Митька квасу принесет. Ты сидеть-то можешь?

— С трудом, — Влад, кряхтя, уселся на пологе, стиснув зубы, чтоб не завыть нечаянно.

— Вот и будет тебе наука, что б головой думал, а не другим каким местом, — назидательно пророкотал Саха, опускаясь рядом и прикрывая подрагивающего парня простыней. — Как ты думаешь, за что тебя Анна Дмитриевна так приголубила?

— За ее страх и за мою глупость, — неохотно отозвался Влад.

— Так, да не так. Если б ты Аньку просто напугал, отделался подзатыльником. А так чуть башку свою шальную не свернул, вот за это и наказали, чтоб охоту отбить, этакими забавами заниматься. Понял, парень?

— Понял, — буркнул Влад, низко опуская голову, стараясь не смотреть на Аниного дядю.

— Болит сильно?

— Терпимо.

— Поплакать хочешь?

— Нет, — хохотнув, мотнул головой Влад, удивляясь подобному предложению.

— А то давай, пока начальство не видит. Митька за квасом в дом пошел, так что минут пять у тебя есть. Жилетку не обещаю, а вот свое широкое плечо подставить очень даже...

— Да не собираюсь я плакать! — возмущенно фыркнул Влад. — Вот еще! В жизни и посильнее били!

— Сильнее может быть, но обиднее вряд ли, — Саха легонько щелкнул по носу, чтоб взъерошенный воробей, которого очень напоминал Влад, особо его не задирал. — Руку покажи.

Саха бесцеремонно ухватил молодого упрямца за прокушенную конечность, почти насильно поворачивая к свету. Покачал головой, поцокал языком и, подтянув поближе сумку, принялся шарить в ней свободной рукой. Вытянув из кожаного нутра пузырек, вытащил зубами пробку. Вытряхнул на ладонь несколько белых шариков.

— Подержи!

Саха, не глядя, сунул ему бутылочку. Пальцами, растерев шарики в порошок, егерь осторожно высыпал белое крошево на открытую рану. Сперва показалось, что на запястье капнули расплавленного железа. Через секунду комок принялся жарко пульсировать, разрастаться и потек вверх по руке, пару ударов сердца и уже не только рука, но и плечо превратились в сосредоточие боли, так что спина показалась сущей мелочью.

— Терпи, шалопай, — ворчал егерь, ловко бинтуя раненное запястье, — сейчас легче станет. Грязь в лапу занес, вот и болит.

Вернувшийся генерал сунул Владу глиняный кувшин с квасом и посоветовал не засиживаться. Не задерживаться, так не задерживаться, парень с сожалением передал Сахе нетронутый кувшин и принялся натягивать одежду на влажное от пота тело...

Храбрая рабовладелица малодушно отсиживалась в кухне, пока Васька встречала вернувшихся из бани мужиков и кормила их ужином. Я отчаянно боялась, что своими необдуманными действиями поломала парня. Страшилась увидеть в его глазах того загнанного зверя, что смотрел на меня несколько месяцев назад, его и еще и усталую ненависть. Если это так, я себя в жизни не прощу! Он ведь больше никому никогда не поверит. Да что ж я вокруг себя все рушу-то постоянно?! Я уперлась лбом в холодное стекло окна. Хотелось выть.

— Эй, ты чего это? — В кухню вошла Васена, я видела ее встревоженное лицо в отражении темного стекла. — Ты что, плачешь что ли?

Сердито прошуршала юбка, и теткины руки обняли за плечи.

— Что ты там себе напридумывала? Успокойся!

— Вась, я ж его обманула... — всхлипнула я, — я ему обещала... я не должна была его трогать... я...

— Я — последняя буква в алфавите! — Жестко отрезала тетка. — Что ты себе попусту нервы мотаешь?!

— Он же глупый... Он же теперь меня бояться станет... С ним же всю жизнь хозяева так делали... а он только мне верить начал и я его вот так!

— Ой, ой! Не поверит он ей, бояться станет, — передразнила меня мать двоих сыновей, повернула к себе и фартуком грубовато обтерла слезы. Спасибо хоть нос сморкать не заставила, как пятилетнюю! — Это ты себе нервы тянешь, а он твою трепку нормально воспринял. Наказали, так наказали. Перетерпел и ладно! Да, больно, да, стыдно и не более. Пойми ты, он к этому легче относится и никакими лишними переживаниями голову не забивает. Тем более перепало не просто так, а за дело. И Влад твой это хорошо понимает. Вот только волнуется, что ты теперь в его сторону смотреть не будешь.

— Почему не буду? — шмыгнула я носом.

— Потому что он все испортил, потому что он не человек, а сплошная проблема. Как-то так, — усмехнулась Васена. — Короче, маетесь вы дурью, молодые люди. Одна тут стоит, рыдает, другой там, — она ткнула пальцем в потолок, — места себе не находит. Он-то ладно, ему пострадать полезно, раз виноват, а ты завязывай! Выпорола, и правильно сделала! Риск дело хорошее, и для мужика даже полезное, но головой иногда полезно и думать, а не только совать туда, где оттяпать могут! И оболтусов всяких слушать не всегда стоит. Пусть знает, что твои нервы проверять, тоже опасно для здоровья, что ты живой человек, а не робот бездушный! Успокоилась? А теперь марш наверх и скажи, что простила охламона.

Понукаемая Васькой я, умылась холодной водой, и потопала наверх. Тетка права, это я сама себе проблем навыдумывала, а Влад действительно ко всему проще относится и никакого душевного надлома из-за этой порки не испытывает. Ну, доктор, и кто кого наказал?! Я хмыкнула и покачала головой, радуясь, что возвращается обычный для меня сарказм.

Дверь в нашу комнату была приоткрыта, я тронула ее кончиками пальцев, собираясь открыть, но в последний момент остановилась. В комнате слышалось невнятное шевеление.

— Что я тебе говорил, — тоном прорицателя спросил Арсений, — нечего перед ней выпендриваться, вон чего вышло!

Ой, доооктор, подслушивать нехорошо! Нехорошо, нехорошо, а хочется!

— Ага, — согласился Влад, — думал, убьет.

— Вот— вот, — кивнул Сеня, — и от мамани тумаков отхватил. Кстати, зря ты все это затеял.

— Мне хотелось, что бы она на меня посмотрела, — признался Влад, — а то все со своим Максом носится. Максюшенька то, Максюшенька это, — начал кривляться он, подражая мне.

— Подожди, — остановил его пораженный Сенька, — ты что ж, действительно Аньку к Максу ревнуешь?

— Не ревную я никого, — обозлился Влад до того, что почти выкрикнул последние слова, но потом захлопнул рот, и продолжил почти шепотом, — просто мне не нравится, когда этот хлыщ вертится вокруг нее.

— Если он крутиться вокруг нее, это ничего, а вот если он закрутится вокруг тебя, вот это будет беда, — хохотнул Сеня.

— Что ты этим хочешь сказать? — не понял Влад.

— Макс, как бы тебе это сказать, ну... он не любит женщин.

— А кого же он любит? — совсем зашел в тупик Влад.

— Он любит мужчин, — разъяснил Сенька с таким видом, будто это было всем известно и только у Влада хватало тупости не понять.

— Так он что...

— Ага, — обрадовался Сенька, что до нового друга все-таки дошло.

— А с виду нормальный мужик, — вроде бы разочаровался Влад в Максе.

— А он и есть нормальный, — вступила я в разговор, распахивая дверь и заставляя сплетников подпрыгнуть, — в отличие от некоторых, — я красноречиво глянула на Влада.

— Кажется, мне пора убираться отсюда, — Сенька легко спрыгнул со стола, — а тебя, кажется, ожидает еще одна разборка.

— Иди уже, балабол, — буркнула я на Сеньку.

Сенька выскользнул из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Стоило нам остаться наедине, как с Влада тут же слетела вся уверенность, плечи поникли, а руки вытянулись по швам. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая колышущуюся под легким ветерком штору и ожидая нового начала пыток.

Я молчала, не спеша раскрывать рта. Со стороны это могло показаться форменным издевательством, но я впервые не знала, что следует говорить. Что же мне делать?! Нельзя сказать слишком много, но он должен понять... Ну, доктор, что он должен понять!? Что стал важнее всего? Что перепугалась за него до обморока? Черт, да ему досталось много больше тебя! Мне стало стыдно за свое бешенство. И чего так разошлась? Живой — и хорошо! Радуйся, дура! Я медленно выдохнула. Но, раз уж взялась играть в хозяйку, доигрывай до конца. Чтобы до кое-кого дошло окончательно нужно не только хворостиной помахать.

— Так, так, так, — я обошла парня кругом, он стоял, не шелохнувшись, не решаясь поднять на меня глаза. — Мне бы очень хотелось знать, ради чего ты сегодня пытался свернуть себе шею? Нет, я понимаю, своей жизнью ты не дорожишь, считая ее чем-то не заслуживающим внимания, я понимаю, что на меня тебе наплевать тоже...

— Нет, — перепугавшись, вскинулся он.

— Что — нет?! Что нет, я тебя спрашиваю?! Нет, мне наплевать на свою жизнь? Нет, мне наплевать на тебя?

— Мне на тебя не наплевать, — судорожно сглотнув, выдавил он.

— Наплевать, — упорствовала я, — потому что если бы тебе было не наплевать, ты не позволил бы себе так глупо рисковать собой! Если бы было не наплевать, ты не стал бы вести себя, как сопливый мальчишка! Ты бы вспомнил, что совсем недавно я сутками сидела у твоей кровати, боясь в сортир отойти! Но нет! Зачем!?

— Я ожидала от тебя многого, — тихо и безмерно устало продолжила я, — но я не думала, что ты способен на такое...

...Каждое слово, сказанное ею в странно напряженной тишине комнаты, впивалось острыми шипами в незащищенный костями мозг. Так, что виски сдавило тяжелой болью. Выходит, Саха прав, и она не злилась? Выходит, она перепугалась настолько сильно, что забыла обо всем, даже об обещании не поднимать на него, Влада, руку? В это верилось с трудом. Ну не может, не должна хозяйка так испугаться за раба!

А так же хозяйка не может сидеть сутками у кровати больного, не может закрывать собой, не может рисковать тем, что ей дороже всего, своей обожаемой работой, чтобы вывезти раба подальше в попытке защитить! Ну, чего еще хозяйка не может? Насмешливый вопрос заданный самому себе, заставил щеки залиться мучительным румянцем и еще ниже опустить голову. Боги, как же стыдно!

Любые слова, любые мольбы о прощении, показались глупыми и недостаточными. Не было таких слов. Но он должен их найти, должен вспомнить, потому что эта девушка она больше, чем... Он сделал единственное, что мог, медленно опустился на колени.

— Прости, — выдохнул мужчина, сквозь непослушные губы, чувствуя, как глотку сжимает болезненная судорога, а глаза начинает странно жечь...

Ну, что — доигралась?! Да что же это ты делаешь, черти бы тебя побрали?!

— Владушка... — позвала я, парень молчал, только плечи едва заметно подрагивали.

Я подошла к нему осторожно, почти невесомо, потрогала по волосам.

— Владка, как же ты меня напугал! Я же думала, с ума сойду, когда увидела, как ты упал, а Гром чуть не растоптал тебя. Я же чуть не умерла на этом чертовом выгоне... — я обняла его, притянула к себе, успокаивающе гладя короткий ежик волос над самой шеей. — Не надо так больше делать. Слышишь меня? Никогда. Чтобы ни случилось оно тебя не стоит, не стоит твоей жизни.

— Ты... ты меня простишь? — он медленно поднял голову, глядя на меня снизу вверх, и его глаза подозрительно блеснули.

— Конечно, глупый, — я сморгнула непрошеные слезы, горячая капля скатилась по щеке и упала ему на лоб. Сильный мой, смелый, безрассудный. И такой...

На сосне за окном гулко ухал филин. Я смотрела в темноту, слушая мерное дыхание спящего мужчины. Надо спать. Завтра будет трудный день. А сон все не шел. Стоило закрыть глаза, я видела Влада, распластанного на жесткой, изрытой копытами траве. Тихий стон с соседней кровати заставил подскочить.

— Тшшш, — я присела рядом, положив руку на горячее плечо.

— Ань? — полусонно спросила темнота.

— Я здесь.

— Не уходи...

— Не уйду, спи.

Я забралась под его одеяло, обняла, привычно погладив по животу. И наконец-то смогла уснуть.

Глава 11.

Вылетали, когда на Бору опустилась ночь. 'Беркут', перегнанный из леса и уже готовый к старту, поблескивал обшивкой в лучах мощных прожекторов. Генерал с Максом улетели еще вчера, увозя с собой равнодушного ко всему Олега.

Растерянно прощальным взглядом обвела комнату, тщетно вспоминая, не забыла ли чего. На душе было пакостно, впрочем, как и всегда, когда приходилось улетать. Может оттого, что Сахина семья хоть как-то походит на нормальную, в отличие от нашей, но скорее оттого, что это единственный дом, который знала. Я присела на кровать и с силой прижала ладони к глазам, стараясь унять подступившие слезы.

— Ань, нам пора, — в комнату заглянул Влад.

— Да, сейчас иду, — кивнула я, не отнимая ладоней от глаз.

— Эй, ты чего? — забеспокоился он и, подойдя, присел передо мной на корточки, осторожно отнял мои руки от лица. — Ты плачешь, что ли?

— Нет, совсем нет, — я выдавила слабое подобие улыбки.

— Конечно, нет, — мягко согласился он, стирая пальцем предательскую влагу с моей щеки.

То, чего я боялась, так и не случилось. Все четыре дня, что прошли с того злополучного вечера, я с тревогой заглядывала в глаза Влада, до влажных ладоней опасаясь увидеть отголоски прошлого страха или отчуждения. Ничего. Мудрая тетка оказалась права. Парень перестал вспоминать об учиненной над ним расправе, едва смог ходить прямо и не морщиться, вставая, восприняв все происшествие с философским спокойствием. Еще и утешать пытался, когда мои душевные терзания заходили слишком далеко, искренно недоумевая, из-за чего я так переживаю. А я, как ни старалась, не сумела объяснить непонятливому, что не имела права так поступать. На что Влад неизменно фыркал — имела, не имела, какая разница, если все уже прошло и даже почти не болит. Толку изводить себя из-за прошедшей грозы!?