Демиан посмотрел на брата, несколько секунд потратил на изучение его лица, а потом расхохотался:
— Ой, как не повезло Хогвартсу. Хогвартс, держись! Идут братья Андерс! Ломать устои!
Адриан подхватил смех Демиана:
— Андерсов в Слизерин!!! — отсмеявшись, Адриан соскочил с подоконника — Пошли в сад!
— Пошли. Там сейчас классно. Кстати, вечером мама просила не опаздывать на ужин. Насколько я понял, прибывает сам министр.
— Это Фадж что ли?
— Он самый. Папа, по-моему, его не переваривает
— Дем! Его даже святая Анна Персефона не переваривает. Я просто поражаюсь этой женщине, я думал она его прибьет там же в Министерстве еще 1 июля.
— Да это было весело. Бедненький, он все заикался: Андерс, те самые Андерс? Но как? Не может быть. Да куда же? — в комнате снова раздался смех молодых людей.
— Да уж, мама-то молодец, сразу быка за рога. Мол, документы на мою семью сюда быстро, мол, приветствуйте, вот она я, а вот моя семья, и да, министр, будьте так добры, бумагу на принятие моих сыновей в Хогвартс подпишите. По-моему, он так и не понял, что же произошло в тот день, — сквозь смех произнес Адриан.
— Дааа, — протянул Демиан, — Знал бы он правду, его бы, наверное, удар хватил.
Адриан взглянул на брата. Они стояли у беседки в саду, окруженные великолепными деревьями и цветами. Ветви яблони с сочными красными плодами у входа в беседку стелились по земле. Адриан сорвал яблоко:
— Удар был еще тот. Представляешь, какие бы были заголовки: "Министра Фаджа хватил удар. Возвращение Того-кого-уже-не-ждали!"
— Оооо! А то сейчас не такие заголовки. Мне уже тошно: "Возвращение тех самых Андерсов!", "Кто такие эти Андерсы?" Бред сивой кобылы.
— Ха, ха, ха, — снова рассмеялся Адриан.
Жизнь шла своим чередом. Молодые люди наслаждались прекрасными днями и великолепными видами, открывающимися в поместье. Дни были полны покоем, который позволял размышлять и вспоминать.
"Ретроспектива. "Гарри Поттер и Орден Феникса""
"Только одна пара противников продолжала биться, не обращая внимания ни на что вокруг. На глазах у Гарри Сириус увернулся от красного луча, посланного Беллатриссой, — он смеялся над ней...
— Ну же, давай! Посмотрим, на что ты способна! — воскликнул он, и его голос раскатился эхом по огромной комнате, второй красный луч поразил его прямо в грудь.
Улыбка еще не сошла с его уст, но глаза расширились от изумления".
"Казалось, Сириусу понадобилась целая вечность, чтобы упасть: его тело выгнулось изящной дугой, прежде чем утонуть в рваном занавесе, закрывающем арку.
Гарри успел увидеть на изможденном, когда-то красивом лице своего крестного отца смесь страха и удивления — и в следующий миг он исчез в глубине древней арки. Занавес сильно колыхнулся, словно от внезапного порыва ветра, и сразу же успокоился опять.
Раздался торжествующий клич Беллатриссы Лестрейндж, но Гарри знал, что бояться нечего: Сириус просто упал, скрывшись за занавесом, он вот-вот появится с другой стороны арки...
Но Сириус не появлялся.
— СИРИУС! — закричал Гарри. — СИРИУС!
Он был уже на дне ямы и задыхался так, что болела грудь. Сириус должен быть рядом, сейчас он, Гарри, вытащит его из-за занавеса...
Но не успел он вскочить на платформу. Как Люпин обхватил его сзади и удержал.
— Ты ничего не можешь сделать, Гарри...
"Конец ретроспективы"
Юноша вздрогнул и прижался лбом к стеклу. Воспоминания, как же они причиняют много боли.
— Как же было бы проще ничего не помнить, ничего не чувствовать, — тихо прошептал он.
— Все будет хорошо, — в тишине комнаты раздался другой голос. — Надо просто в это верить.
— А ты сам веришь? — повернулся к собеседнику юноша.
— Да, верю, — ответил тот. — О чем ты думаешь?
— Я не думаю, я вспоминаю.
— О чем?
— О том, как кончился мой пятый год в Хогвартсе.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Нет, с тобой легче. Я.... Это тяжело, — слов почти не было слышно, так тихо они были произнесены. Юноша так и сидел, прижавшись к стеклу лбом. Вдруг его обняли, а на его макушку опустился подбородок его собеседника:
— Может, ты хочешь поговорить?
— Нет, просто побудь со мной, пока я вспоминаю...
"Ретроспектива. "Гарри Поттер и Орден Феникса""
"Это из-за него погиб Сириус — в его гибели был виноват только он, Гарри. Если бы он не оказался таким глупцом и не клюнул на приманку Волдеморта." Если бы, если бы, если бы. Он ждал Дамблдора в его кабинете, потом был разговор, тяжелый, страшный.
"— Гарри, твои страдания доказывают, что ты остаешься человеком! Боль удел человеческий...
— ТОГДА Я НЕ ХОЧУ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ! — закричал Гарри и, схватив с ближайшего высокого столика серебряный прибор, швырнул его через всю комнату — он ударился о стену и разлетелся на сотни крошечных кусочков". Это был не последний предмет. Который в тот день пострадал в кабинете директора. Ярость и боль Гарри нуждались в выходе, и выход был найден — в разрушении. Дамблдор не пытался остановить студента от разрушения своего кабинета. А потом — слова, слова, слова. Слова, которым тогда, в ту минуту он поверил. Он выслушал этого человека, человека, которому верил, которому слепо доверял.
А потом было пророчество:
"Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда...рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рожденный на исходе седьмого месяца...и Темный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...тот, кто достаточно могущественен, чтобы победить Темного Лорда, родится на исходе седьмого месяца"
"Конец ретроспективы"
— Помнишь пророчество? — юноша устало откинулся на человека, его обнимавшего.
— Да, я его помню. Ты сейчас вспоминал, как услышал его?
— Да.
— Может не надо больше?
— Знаешь, я думаю, что сейчас самое время. Это надо пережить, прямо сейчас. И жить дальше. Ты останешься?
— Я здесь.
— Спасибо.
Тишина. Два человека у окна. Один сидит на широком подоконнике и смотрит в окно, другой стоит за его спиной и обнимает первого за плечи. Они вспоминают, каждый свое...
"Ретроспектива. "Гарри Поттер и Орден Феникса""
На вокзале, по прибытии из Хогвартса, Гарри встречали Грозный Глаз Грюм, Тонкс, Люпин, там были мистер и миссис Уизли, а также Фред с Джорджем.
— Ну, — губы Люпина тронула легкая улыбка, — мы решили поболтать с твоими родственниками, прежде чем они тебя увезут домой.
— По-моему, не стоит, — тут же вырвалось у Гарри.
— А, по-моему, стоит, — проворчал Грюм. — Это ведь они?
А потом был интересный разговор между волшебниками и его родственниками. Грюм тогда сильно напугал Дурслей.
"Конец ретроспективы"
— А знаешь, смешно тогда было на Вас смотреть? — юноша мягко улыбнулся, чуть поворачивая голову, чтобы посмотреть на своего собеседника.
— Когда? — с недоумением произнес тот.
— Тогда, на вокзале.
— Ах, тогда, — раздался смех.
— Ну, я бы не сказал, что было весело, — раздался голос из другого конца комнаты. Два молодых человека у окна обернулись. В кресле у камина сидел мужчина лет 40-45, с темными волосами, статный, в дорогом костюме.
— Ты давно здесь? — спросил юноша.
— Достаточно.
— Знаешь, мне ведь тогда весь тот спектакль доставил удовольствие, — гладя на мужчину, произнес юноша.
— Да уж, представляю, — хмыкнул мужчина. — Идите сюда.
Через несколько секунд у камина в креслах сидели три мужчины — старший и два юноши лет 17-18, блондин и шатен.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — в голосе мужчины слышалось беспокойство, его взгляд был серьезен.
— Да, это просто воспоминания. Я должен это пережить, вспомнить и оставить в прошлом, — юноша с благодарностью посмотрел на мужчину напротив, а потом перевел взгляд на своего соседа. — Я благодарен Вам, что Вы сейчас здесь со мной. Стало легче, проще что ли.
— Ты всегда можешь быть в нас уверен. Теперь всегда, — тихий женский голос был тверд и нежен. Юноша поднялся из кресла и подошел к женщине. Несколько секунд он стоял и смотрел в глаза этой красивой женщине, которая заменила ему мать, нет, не заменила, стала. Он порывисто обнял ее и произнес:
— Спасибо, мама.
Женщина улыбнулась и погладила блондина по волосам, которые красивой струящейся волной ниспадали юноше чуть ниже плеч. Юноша поднял голову, сделал шаг в сторону, встал рядом с матерью, потом бросил на всех лукавый взгляд.
— Что ты задумал? — с легким интересом спросил шатен. Мужчина и женщина тоже заинтересовано посмотрели на своего светловолосого сына. Тот, снова лукаво бросив взгляд на своих родных, подошел к стеллажу и вытащил оттуда бутылку шампанского и четыре бокала. С хлопком вылетела пробка, шампанское с легким шипением разлилось по бокалам. Юноша взял два бокала и посмотрел на шатена:
— Помоги.
Шатен подошел и взял два оставшихся бокала, вернулся к камину и протянул один отцу. Все вопросительно смотрели на блондина. Тот подошел к матери протянул ей бокал, улыбнулся и произнес:
— С днем рождения, Гарри Поттер! С совершеннолетием тебя!
Это был день — 31 июля. И они были единственными людьми в волшебном мире, которые с улыбкой на лице пили за день рождения Гарри Поттера.
Глава 5. Два выдора: жить или умереть, дать умереть или спасти
Выйдя из машины, которую дядя Вернон припарковал у дома, Гарри, взяв свои вещи, сразу же пошел в свою комнату. Дадли, глядя зло в спину своему кузену, начал строить планы мести за обиды, нанесенные "этими ненормальными" на вокзале. Но у него было какое-то непонятное чувство. Чувство чего-то неизбежного. Что-то должно было случиться и случиться совсем скоро. Дадли пытался выкинуть, отвергнуть это непонятное для него ощущение, но оно не проходило. Он был уверен, что связано оно с его "уродом" кузеном. Зло хлопнув дверью, этот маленький слон протопал в свою комнату.
— Он у меня еще попляшет, — бубня себе под нос, Дадли развалился на кровати.
Внизу Вернон и Петуния Дурсли мрачно смотрели на второй этаж. Им действительно было страшно после угроз того страшного человека и человека ли. Но и Петунию Дурсль не покидало ощущение, что что-то надвигается, что-то нехорошее.
— Дорогой, может, мы не будем его трогать, пусть делает что хочет.
Вернон мрачно посмотрел на жену и через мгновение кивнул головой.
— Да уж, так будет лучше, — согласился он. Так Вернон и Петуния Дурсль пришли к единому решению — не трогать племянника, надо просто пережить два месяца, а может, его и раньше заберут, мало ли что.
В доме повисло напряженное ожидание. Долго ждать не пришлось.
Первый день на Тисовой улице Гарри провел в своей комнате. Он лежал на кровати, тупо уставившись в потолок. И как наказание в голове билась только одна мысль: "Почему Сириус? Почему именно Сириус?" Сил не было. Надо было встать и разобрать вещи. Но сил не было. Нет, не сил, не было желания что-либо делать. Он просто лежал. Проходили секунды, потом минуты, затем часы. Усталость взяла свое, мальчик уснул. Но лучше бы он не спал совсем. Провалившийся в сон ребенок, уставший, с болью в груди от понесенной утраты, он не был готов снова и снова переживать день смерти Сириуса, который перемешивался с видениями от Волдеморта. Были ли это видения реальными или посланными врагом, он определить не мог.
Беспокойный сон. Стон. Тихий шепот из потрескавшихся губ:
— Сириус, Сириус, вернись.
Крик в ночи. Крик боли и страдания. Он видел, как Пожиратели во главе с его персональным врагом убивают и мучают какую-то семью: средних лет пару, девушку примерно его возраста и мальчиков близнецов лет двенадцати. Он видел их боль, видел смерть. Ему было больно вместе с ними, он умирал вместе с ними.
Проснувшись от собственного крика, Гарри сначала даже не смог понять, где он. Он все еще был в том доме, где умирали незнакомые ему люди. Пошарив по кровати рукой, Гарри нашел очки. Оглядевшись, Гарри понял:
— Я у Дурслей. Я — дома.
Встав с кровати, Гарри подошел к маленькому окну. Ему надо было собраться с мыслями, понять и принять все, что случилось. Вот только принимать этого он не хотел. Как можно принять смерть Сириуса. Его убивало знание, что он — единственный, кто может спасти магический мир. Да, это ответственность, но сейчас, оплакивая свою утрату, он не мог о ней думать. Так, за всеми этими мыслями Гарри просидел до самого утра.
В девять часов с кухни раздался крик: — Поттер, тебе нужно особое приглашение?! Завтрак!
Гарри поднялся с пола около окна и вышел из комнаты, направляясь на кухню. Толчок в спину стал полной неожиданностью для него. От падения с лестницы его спасла только реакция ловца. Он успел схватиться за перила, но ногу он все-таки подвернул. Боль тонкой иглой проскользнула по его телу и сознанию. Ухмыляющийся и довольный собой Дадли протопал мимо Гарри, больно ткнув его локтем в бок. Гарри медленно разогнулся и ступил на следующую ступеньку. Сжав зубы от боли, прострелившей ногу, Гарри продолжил спуск. Хромая, он вошел на кухню и посмотрел на довольного кузена. Дадли, довольный своей маленькой местью, как он считал, победоносно посмотрел на Гарри. Ухмылка медленно стала сползать с его лица, что-то было не так, что-то было совсем не так. Дадли никак не мог понять, что его встревожило. Нет, он не испугался Гарри. Он же все продумал, всю свою месть. Но что-то явно шло не так. Что? И тут взгляд Дадли столкнулся с глазами Гарри. Сердце пропустило удар. Не было ничего, в этих глазах не было ничего. Что могло случиться за одну ночь? На вокзале он был совсем другим. Что такого случилось этой ночью?
Дадли слышал стоны, раздававшиеся из комнаты кузена, слышал его крик. О, как же он злорадствовал в эти минуты. Ему было приятно, что этому "уроду" плохо. Это только делало его месть слаще. Пусть ему будет хуже.
Но сейчас, в данную секунду, смотря в изумрудные.... Изумрудные? Стоп, а почему его глаза кажутся почти черными? Где этот его зеленый цвет? Дадли вдруг отчетливо понял — эти глаза мертвы, в них нет жизни, только боль и отчаяние. Сердце Дадли снова пропустило удар, дрогнуло маленькое сердце толстого эгоиста. Глаза Дадли следили за каждым движением кузена. Он видел, что тому больно. Нога явна повреждена. Наблюдая за Гарри, Дадли усиленно думал. Его интересовал только один вопрос: Что такого могло случиться?
— Спасибо, тетя Петуния. Я сегодня должен что-нибудь сделать? — в голосе Гарри не было никаких интонаций. Вернон бросил тревожный взгляд на жену.
— Нет. Ты можешь сидеть в своей комнате.
— Дядя Вернон? — вопроса как такового в голосе не наблюдалось.
— Нет, можешь идти.
Гарри встал, скривился от боли и медленно, осторожно ступая на левую ногу, отправился к себе. Дадли внимательно следил за передвижением кузена. Он принял решение. Его месть подождет, он должен узнать, что же происходит с его кузеном. Этот же вопрос мучил и его родителей. Дадли встал из-за стола:
— Я не хочу больше ничего, буду у себя, — и Дадли покинул кухню.
