А ещё повсюду сновали люди! Он никогда прежде не видел такого скопления народу. Бегущая куда-то ребятня, томно беседующие о чём-то в тени домов богато одетые мужчины, спешащие, видимо, за покупками, с корзинками в руках, женщины, здесь даже можно было увидеть рангунов, укутанных в какие-то витиеватые шали, разгуливающих в привычной им немного надменной манере. Их караван много раз останавливался, а когда двигался, то делал это не в пример медленнее, чем до въезда в город, ибо скопление народу не позволяло гнать что есть мочи.
Когда же они выехали на главную площадь, Рик не выдержал и ахнул, чем вызвал смешок следившего за его реакцией Шустрого. Ибо это было не красиво. И даже не прекрасно. Это было божественно! Другого определения тому, что увидел, мальчик так и не смог подобрать.
В центре площади, каждый камушек на которой был идеально прилажен один к другому, возвышалась в высоту не меньше, а то и более высоты самого большого увиденного Риком дома, статуя, что изображала здоровенного статного мужчину, судя по всему, графа этого города, облачённого в длинный позолоченный плащ, какую-то необычайно сложной конструкции, похожей на переплетение ветвей корону и богатое платье, которое увидишь не на каждом дворянине. Его вытянутые вперёд руки стискивали гигантский меч, устремлённый острым концом к земле, а там, где должны были быть глаза, сияло на полуденном солнце два больших, с кулак взрослого человека величиной, изумруда. Статуя стояла на круглом постаменте, окружённом гигантским круглым бассейном, в который лилась вода из "вытекающих" из постамента различных растений и цветов, сделанные так искусно, что казалось, будто они на самом деле самые что ни на есть настоящие, и вот-вот закачаются от лёгкого ветерка.
Рик неотрывно глядел на этот величественный фонтан всё то время, пока караван пересекал площадь, и прекратил лишь тогда, когда они отъехали так далеко, что сложно было что-либо рассмотреть, хотя голова графа всё ещё была видна из-за крыш домов.
Он вдохнул побольше воздуха, подивившись тому, что всё это время задерживал дыхание, и только сейчас соизволил оглядеться. И неожиданно понял, что они оказались там, где великолепием, виденным им ранее, и не пахнет. Улицы, до этого обрамлённые камнем, чистые и благоухающие, вдруг превратились в какие-то уродливые подобия на своих сестёр, оставленных ими далеко позади: колёса повозок то и дело вязли в каше из грязи и помоев, что представляли из себя дороги, дома стали низенькими и, похоже, доживающими свой век, а люди... здесь было мало людей — даже, пожалуй, меньше, чем в его родной деревне. А изредка встречавшиеся прохожие не представляли из себя ничего общего с благородными дамами и господами, виденными им ранее. Парочка провожавших их взглядами давно не бритых и разодетых в обноски типов, прокричав какую-то похабную шутку, продолжили заниматься своим делом, а именно — мутузить валявшегося в помоях мужика, умоляюще блеющего что-то о том, что он всё отдаст и сделает всё что они скажут. Далее у одного из домиков им встретилось несколько пар, которые, наплевав на проплывающие мимо повозки, не прекратили заниматься утехами с дамами древней профессии, разодетых так, что ни за кого другого их принять было невозможно. Рик скривился и повернулся к спокойно разглядывающему красочные пейзажи Шустрому:
— Где это мы?
Шустрый улыбнулся, как будто давно ждал этого вопроса.
— Видишь ли, малец, как бы тебе объяснить... У любого, даже, на первый взгляд, идеального существа есть изъяны, уж поверь мне. Молодой слащавый граф, по которому вздыхают все незамужние да и замужние тоже, каждый волосок на голове которого подобен настоящему золоту, от улыбки которого впадаешь в экстаз, а тело так вообще — загляденье, может иметь непропорционально больше пальцы на ногах, которые он всегда стыдливо прикрывает носками даже в постели, или, допустим, между ног у него от горшка два вершка, или, там, прыщ сияет на заднице. Так вот, Воронья улица — это своеобразный прыщ на заднице Химельна, понимаешь меня?
Рик неуверенно кивнул. А Шустрый продолжил:
— Сюда стекается весь сброд, который не сумел найти себе применение среди достойных мира сего. Военные, изгнанные со службы и подавшиеся в наёмники, мелкие предприниматели, или даже дворяне, что проиграли своё состояние в кости, девицы с деревень, посчитавшие что уж приехав в город сумеют найти себе какого-нибудь женишка побогаче и, не обнаружив оного, за неимением других вариантов, подаются в дешёвые проститутки. На Воронью улицу не рискует зайти тот, у кого в кармане есть деньги, ибо если тут у кого и есть хоть какая-нибудь монета, и этот кто-то гуляет здесь, не опасаясь за свою жизнь, то он, скорее всего, местная большая шишка, уж точно не дворянчик и не порядочный гражданин Химельна.
Кажется, Шустрый намеревался сказать ещё что-то, но тут повозки резко затормозили, и он без слов указал Рику на выход.
Они остановились у какого-то небольшого, поменьше остальных, но зато богато украшенного, что было странным для этих мест, здания, и начали разгружаться. Рик видел, как вышли из здания какие-то люди, что явно были знакомы с работорговцами, и стали громко расспрашивать их о товаре и стоимости. Те так же громко отвечали. Но послушать их разговоры ему не дали, ибо кто-то окликнул Шустрого:
— Хей! Мы развлекаться! Ты как?!
Тот согласно кивнул и дёрнул за руку Рика:
— Пошли. Надо кое-что сделать.
Мальчик повиновался. А что ещё ему оставалось? Его прежняя жизнь осталась где-то там, за воротами этого города, а новая пока что еле-еле держалась за единственную спасительную соломинку, которой оказался для него Шустрый. Так что слушаться его было самым правильным в данной ситуации.
Они вошли в здание под внимательные и недоверчивые взгляды работорговцев. И их можно было понять. Парнишка, которого из них никто знать не знает, почему-то увязался за Шустрым, который выработал здесь определённый авторитет, и, если бы не его шефство, то кто знает, сколько ещё шагов успел бы сделать Рик, прежде чем его схватили и вернули в строй к остальным рабам?
К удивлению мальчика, Шустрый не стал входить в само здание, а почти сразу свернул в какой-то тёмный закуток вместе с остальными, начав спускаться по лестнице то ли в подвал, то ли в какую-то подсобку. Рик следовал за ним хвостиком, постоянно озираясь и опасливо морщась. То, что он с Шустрым, ещё отнюдь не давало ему гарантии безопасности. Кто знает, какие сюрпризы может преподнести ему эта тьма?
Впрочем, тьма длилась недолго, почти сразу её сменил тусклый свет вотканных в стены узких проходов факелов. А вместе со светом до слуха мальчика стали доноситься гортанные крики, ругательства и рёв, очень похожий на рёв рвущих друг друга зверей. И он не успел придумать этим звукам никакого объяснения, как узкий коридорчик подвала закончился, и ему открылся вид на довольно большое круглое помещение, заполненное орущими и что-то показывающими людьми, которые окружали небольшое, также круглое углубление в земле, похожее то ли на колодец, то ли на яму.
Рик старался держаться как можно ближе к расталкивающему народ и уверенно прущему вперёд Шустрому, чуть ли не держась за уши от оглушительных криков. Но вот это казалось бы бесконечное море людей окончилось, и Шустрый, довольно крепко и больно схватив Рика за руку, подтащил его к самому краю ямы и, если бы не огораживающий её крепкий забор, то мальчик бы точно в неё свалился. А так он просто упёрся в перегородку и уставился широко раскрытыми глазами на открывшуюся ему картину.
В яме были люди. Точнее, один из них был человек, а другой — рангун. И они... убивали друг друга. Оба метались по покрытому засохшими красными пятнами "рингу" и бросались друг на друга, пуская в ход всё, что только имелось у них в арсенале: кулаки, когти, зубы, ноги, локти, колени... Лишь слепой смог бы назвать происходящее битвой, или даже дракой. Нет. Это была бойня. Смертоубийство. И в этой бойне явным фаворитом был рангун. Да и стоило ли удивляться подобному? У человека было мало шансов против этих звероподобных существ один на один, да ещё и в подобной... манере. Потому как когти рангуна распарывали кожу почти до кости, и человек, которому не повезло выйти против него, представлял из себя пошатывающийся и не понятно как держащийся на ногах кусок мяса. А рангун, что метался вокруг него размытой тенью, кажется, просто развлекался со своей жертвой, ввергая зрителей в экстаз. Это было кровавое шоу, неправильное и извращённое по своей сути, но расслаблявшее и позволявшее радоваться тем, кто имел счастье любоваться подобным.
Шустрый торжественно обвёл "ринг" взглядом и хлопнул Рика по плечу:
— С гордостью представляю тебе, малец: Пёсья Яма!
Мальчик сглотнул и, оторвав взгляд от кровавой бойни, поинтересовался:
— Зачем ты меня сюда привёл?
— Сейчас узнаешь. Жди меня тут.
И он — Рик даже не заметил, когда — исчез среди моря раздирающих криками глотки людей, оставив его одного в этом аду.
Прошло несколько напряжённых минут. Рика трясло. Он вынужденно смотрел в Пёсью Яму и не мог свыкнуться с тем, что не понимает собравшихся. Почему им это нравится? Почему им доставляют удовольствие чужие страдания?! Там ведь такие же, как и они, так почему всё это вообще происходит?! Ну почему?! Почему?!
Но вот, всё закончилось. Рангун, видимо, решив, что шоу пора заканчивать, нырнул под вялый удар человека и молниеносным движением когтистой лапы вспорол ему горло, заставив толпу взреветь от восторга. Мужчина жил ещё какие-то мгновения, прежде чем смерть всё-таки сжалилась над его страданиями и забрала в Обитель Пожирателей, позволив ему испустить дух. Обмякшее тело рухнуло на колени, а затем медленно завалилось на бок, и победитель поднял вверх руки, взревев победоносным кличем. Толпа ответила ему подобным же рёвом. Затем в стенке Ямы дёрнулась и поползла в сторону скрытая от посторонних глаз дверь, и из её тёмного зева высыпало на ринг несколько людей, парочка из которых подхватила мёртвое тело, ещё несколько стали быстро тереть пол, а другие почтенно проводили рангуна прочь, а толпа всё не утихала.
— Всё. Готово! — рядом появился донельзя радостный Шустрый, отчего Рик чуть было не подпрыгнул и уточнил:
— Что готово?
Тот положил ему руку на плечо и скороговоркой зашептал на ухо:
— Сейчас, малец, ты — собственность Широкой Кости, и для него ты — всего лишь раб, которого никто не захотел покупать. Соответственно, сколько бы я за тебя ни заступался, для него ты всё равно останешься лишь товаром, который он рано или поздно продаст. А так как в лагере никто тебя не взял, то теперь ты что-то вроде мусора, один из многих, и чхать Широкий хотел на то, что ты довольно умелый мой ученик. В таком случае у тебя два пути: либо к Храмовникам, для экспериментов или в жертву, или...
— Или?
— Или ты докажешь, что не являешься куском того, что не тонет, пацан! И сделать это нужно прямо сейчас!
— Что ты имеешь в виду? — голос Рика дрогнул: он уже понял, о чём говорит Шустрый, но не смог до конца это осознать.
Тот улыбнулся, но на этот раз его улыбка была похожа на оскал.
— Бейся или умри, малец!
И Шустрый, схватив Рика за шкирку, перебросил мальчика через забор, крикнув:
— Не подведи! Я на тебя поставил!
ГЛАВА 2
Ноги уже давно перестали чувствовать боль от постоянно вгрызающихся в пятки острых камней и от изнурительных ежедневных переходов. Они уже привыкли к ней. Да и не только ноги...
Вран облизал пересохшие за день пути губы и с ненавистью посмотрел на вырезанный на груди знак. А затем взгляд его скользнул по другим знакам, что были вырезаны на руках, животе и ногах... Проклятый маг! Проклятое маговское племя!
Нанятый магами караван шёл уже второй месяц. И за это время многое успело произойти.
Как выяснилось, мага, что купил Врана, звали Сагер, и странность подобного имени, как он позже узнал, обуславливалась тем, что у магов отбирали имена по праву рождения, одаривая их именем одного из Пожирателей, что записаны в Храмовую Книгу. Но подобное было абсолютно не важно, поскольку Сагер не признавал никакого обращения к собственной персоне, кроме как господин. И после длительных сеансов по выбиванию дури из раба, Вран, стиснув зубы, всё-таки стал называть его "господин". И, несмотря на то, что он ежедневно корил себя за слабость, вряд ли у него был иной выход, чтобы избавиться от вездесущей боли. А той было в достатке...
Вран не сразу понял, зачем нужен был тот знак на груди, что вырезал на нём Сагер в первые секунды их знакомства. И постоянно удивлялся, видя похожие знаки на груди у других рабов, что были куплены караваном. Понимание пришло к нему позже, в первый день, когда он попытался бежать. Юноша не успел пробежать и сотни метров, как вдруг всё внутри как будто искривилось и вздыбилось, отдавшись в голове приступом уже знакомой ему Боли. Вран катался по земле и стонал, обхватив тело дрожавшими руками до тех пор, пока Сагер не подошёл к нему и, склонившись, сурово произнёс:
— Попытаешься провернуть подобное ещё раз — будет хуже.
Но он пытался каждый день. Разумеется, безрезультатно, и всегда эти попытки заканчивались одним и тем же: стоном и катанием по земле.
Этот знак был чем-то вроде ошейника с вплетённой в него магией, которая срабатывала тогда, когда этого захочет господин. А хотел он этого всякий раз, когда считал, что раб не так посмотрел в его сторону, когда тот пытался бежать, или просто нерасторопно выполнял его поручения. Никто не заковывал их в цепи, никто не связывал верёвками, не приставлял охраны. А зачем? Когда лучшей охраной и была магия...
Но одним "ошейником" дело не закончилось. Сагер купил не только Врана. Он обзавёлся многими рабами, в том числе и многочисленными рангунами, среди которых Вран не без радости обнаружил Кота. И если человек был счастлив встретить своего друга, то рангун если и был рад, то нисколько этого не показывал, а причина подобного поведения выяснилась, когда Вран наконец сумел его разговорить. Рангуны вообще были народом рассудительным и умеющим думать, что среди человеческого рода встречается отнюдь не так часто. И Кот поделился с другом своими мыслями во время одной из стоянок, когда их послали в палатку за вином:
— Ты видел, человек, сколько магов в этом караване?
— Ну... — постарался припомнить Вран. — Около дюжины?
— Пятнадцать, если быть точным. Учись запоминать как можно больше, это есть хороший урок на будущее. Но не сие есть суть. А сколько тут рабов? Если не считать наёмников, кучеров и других, что служат на благо каравана? Примерно сотня, друг Вран! И что оное означает?
— Что? — наморщил лоб Вран, и Кот недовольно зашипел, оскорблённый глупостью того, кто звался его другом.
— А оное означает, что на каждого мага приходится примерно по шесть — семь рабов. Конечно, плюс-минус, но... на какие нужды им столько? Я долго ломать над этим голову, пока не заметить, что некоторые рабы стали исчезать в палатках магов и... не выходить оттуда. И мне было невдомёк, что там с ними происходило, пока пару дней назад... не настал мой черёд. Этот Сагер чудовище, Вран. Он намного страшнее даже самых опасных тварей лесов. Те не причиняют боли по какой-то неясной прихоти. Они убивают, и только. Да и то потому, что их влести жажда крови, их такими создали Боги, а тут... Это никак нельзя оправдать, друг Вран!