"Маг!" — пробилась сквозь смерч боли и ненависти в голове Врана мысль, заставившая юношу тонко застонать. Нет, он никак не мог быть тем магом в плаще цвета морской волны. Того он слишком хорошо запомнил, чтобы перепутать с кем-то. Но он был с ним одного роду племени, а, значит, толики ненависти горца, потерявшего из-за магии своих родных, хватит и на него.
Маг приблизился к юноше почти вплотную. И в этот момент, Вран и сам не мог объяснить, почему, всё его тело перестала бить дрожь, боль унялась, и на душе отчего-то стало спокойно и безмятежно. Маг протянул руку и коснулся груди Врана. В ту же самую секунду по телу пробежал умиротворяющий холодок и мальчик с удивлением смотрел, как раны, старые и только что полученные профессиональной рукой Широкой Кости, исчезают, затягиваются прямо на глазах. При этом камень магического медальона едва заметно светился. И, когда маг отнял свою руку, тело горца было абсолютно здоровым, но посреди груди, чуть ниже шеи, в том месте, где его рука коснулась Врана, остался странный витиеватый след, похожий то ли на какую-то букву, то ли на непонятный знак.
Кивнув каким-то своим мыслям, маг обернулся к Широкой Кости, всё это время с интересом наблюдавшего за этим действом, и произнёс:
— Я беру его.
* * *
Лида дёрнулась, когда в палатку, которую выделили специально для женщин, вошёл работорговец, держа в руке какой-то свёрток. Он небрежно бросил его к ногам девочки и буркнул:
— На, оденься.
— Я?
— Ты, ты! Живо напяливай и за мной!
Лида неуверенно покосилась на остальных женщин, которые даже не смотрели в её сторону: как только работорговец появился в палатке, они сразу же поспешили внимательнее рассмотреть очень интересную землю.
Вздохнув, и стараясь не смотреть на гадкую ухмылку разглядывающего её обнажённое тело мужчины, она развернула свёрток и с удивлением уставилась на пышное платье, которое некогда, похоже, было идеально белым, но со временем, лишённое ухода, стало серым, а в некоторых местах порвалось, но сохранило прежний изыск и красоту.
Спрашивать, зачем им понадобилось обряжать её в нечто подобное, девочка не стала. Успела понять, что не стоит задавать лишних вопросов и противиться, после того как получила хлёсткий удар плетью — оставшийся на спине шрам до сих пор неприятно жёг.
Лида никогда не носила подобных платьев. Оно подходило, скорее, какой-нибудь дворянке для званого вечера, но уж точно не деревенской девчонке, с недавнего времени ставшей рабыней. Да и чувствовала себя Лида нелепо в этом пышном наряде. Ей показалось, словно она стала неуклюжей куклой: лучше бы уж оставалась обнажена — даже так она ощущала больший комфорт. Но, кажется, работорговец не разделял её мнения: он удовлетворённо зацокал и, неуклюже пародируя поклон, отвёл шаль, скрывавшую вход в палатку, в сторону, заулыбавшись и обнажив ряд жёлтых неровных зубов:
— Прошу.
Лида не поняла, в какой конкретно момент времени это произошло. Не было ни звука горна, ни тяжёлого топота конницы — ничего, что могло бы заранее сказать о том, что что-то вот-вот начнётся. Они сидели дома, ждали Рика и Врана с рынка — мама разогревала печь, заготавливая угли для яблочного пирога к вечеру. А Лида привычно помогала ей, хлопоча по хозяйству.
Первым почувствовал что-то неладное отец. Он вошёл в дом, громко хлопнув дверью, чуть не снеся её с петель, хотя раньше за ним такого не наблюдалось, и, оборвав на полуслове хотевшую было высказать всё, что думает о подобном, маму, схватил её за плечи и заговорил:
— Ты не чувствуешь? Земля как будто дрожит?
Мама некоторое время смотрела на него озабоченно, а затем, нахмурившись, махнула рукой:
— Дорогой, ты утомился. Садись за стол, сейчас вернутся Рик с Враном, будем есть пирог...
Лида, застыв, прекратила подметать пол, и что-то в её сердце сжалось, когда она заметила озабоченное выражение лица отца, и не подумавшего сесть за стол.
— Не бывает подобной дрожи в горах... — не унимался тот.
— Ну как не бывает?! — мама не на шутку испугалась, пытаясь освободиться из его стального захвата. — Может, где-то кусок скалы побольше отвалился? В первый раз, что ли?
— Женщина! — буркнул он. — Ты мне, горцу, будешь рассказывать, что такое дрожь от сотрясающего землю камня?! Не он это! Другой!
— Да отпусти же...
Лида хотела было что-то сказать, но не успела, взвизгнув от раздавшегося неподалёку громкого взрыва. С полок посыпалась посуда, с треском шлёпаясь о пол, сам дом, казалось, заходил ходуном, и девочка лишь чудом устояла на ногах, выронив метлу.
Лицо отца изменилось. Оно более не было озабоченным, сменившись на уверенно-напряжённое. Это было лицо человека, чётко знающего, что ему делать.
— Лида, в комнату, бегом. Спрячься, забейся в самый дальний угол!
— Отец?
— Быстро, дочь, бегом!
Рык отца подействовал отрезвляюще: Лида ломанулась в одну из небольших комнат, краем уха сквозь повторившийся шум взрыва услышав грозный отеческий голос:
— Открывай закрома, доставай меч.
А затем отчаянно-озабоченный, на грани плача, голос матери:
— Да что же это...
Далее Лида уже ничего не слышала. Да и даже услышь она разговор полностью, всё равно бы не смогла понять, о чём говорят родители, по двум причинам: во-первых, она верила в отца и надеялась, что он знает, как поступить, а потому смысла паниковать и забивать голову ерундой не было. Ну, а во-вторых, ей был отдан приказ. Спрятаться. Как можно лучше. И все мысли были заняты лишь этим.
Дом не был большим. Особенно для такой большой семьи: всего пара комнат и прихожая, никакого второго этажа не было и в помине. Потому, соответственно, и выбор варианта укрытия был небольшой: всего несколько мест, о которых знала Лида, были более-менее безопасным пристанищем для прячущегося. Обычно, когда они в детстве играли с Риком и Враном в прятки, то не использовали для этого дом. А зачем, если есть целая деревня? Можно спрятаться в стоге сена, или за сараем соседа — там то уж найти посложнее, нежели в крохотных комнатушках небольшого домика. Но сейчас подобное невозможно. Лида вновь содрогнулась от жуткого взрыва и, недолго думая, юркнула под кровать.
Она отползла к самой стене, стараясь сделаться с ней одним целым, и затаилась, не шевелясь. Девочка даже не дёргалась при очередном шуме — лишь мелко дрожала, держа ладони у лица и сдерживая вырывающийся наружу чих: под кроватью было довольно пыльно.
Следующие минут десять прошли в невероятном напряжении. Сначала Лида услышала голос Рика. Он был неспокоен, тяжело дышал и постоянно запинался, и разобрать что он говорит было сложно, но главным было то, что с ним всё в порядке. Затем отец что-то буркнул, послышались его тяжёлые шаги и скрип двери, а затем дом вновь сотрясло. Что-то щебетала мама, Рика же уже не было слышно. В комнате он также не появился.
"Наверное, с отцом за Враном пошёл", — подумала Лида. — "А что тогда с ним сталось? Мамочки...". И не успела она об этом подумать, как услышала треск, похожий на то, как будто упало нечто тяжёлое, а в следующую секунду дом огласил крик матери:
— Вон из моего дома!
Но её крик что-то резко оборвало, повеяло холодом. В горах всегда было прохладно, и Лида к подобному привыкла, но этот холод был каким-то странным, как будто бы не отсюда, чужеродный и... не настоящий.
Затем раздался топот множества ног, в который вклинился крик Рика. Он здесь? Откуда? От догадок о том, что происходит, Лида испугалась ещё больше. Ей стоило выйти, броситься на помощь, что бы там ни происходило. Но она была всего лишь шестнадцатилетней девочкой, пускай и горцем. Что она могла сделать? Ничего — лишь мешалась бы под ногами. Она всегда сидела в сторонке, не мешала... От этой мысли на глазах Лиды навернулись слёзы. Ведь ей даже неизвестно, что произошло! Где все? Почему вдруг стало так тихо...
И вдруг, словно услышав её мыcли, тишина уступила место грохоту и скрипу половых досок. А ещё через секунду послышались голоса:
— Ищи везде, местные от страха могли даже в самую мелкую щель забиться.
— А на кой хрен Широкий приказал горцев трогать? Как будто у нас товара мало...
— Ты его слышал? У нас барышей в закромах — крыса накакала, а эти твари здоровые — жуть! Из них лучшие рабы получаются.
— Но чего нам это стоило? Такое ощущение, будто у них все, от мала до велика, не титьку в детстве сосали, а с мечом наперевес бегали! Видал, как тот гадёныш мелкий Сухого и Ежа порубал?! А тот детина здоровенный?! Если бы маг его не пришиб... Да мы из-за этой деревеньки уже треть наших потеряли! Это никакое золото не покроет.
— Значит, нам больше достанется! Ещё раз под печкой посмотри — там места много, могли и туда впихнуться.
Их разговор сопровождался звоном битой посуды, треском перевернувшегося стола и скамьи. Лида сжалась и, по её ощущениям, превратилась в абсолютную точку, недвижимую, породнившуюся с тенью и молящую об одном: лишь бы ушли...
— Если бы не фактор внезапности, — продолжал вещать один из голосов. — И не наше численное преимущество, могли бы вообще не уцелеть.
— Чушь не неси! С нами маг, а тут какая-то деревенька защипанная! Плевать на дохлых — дохлые не жалуются! Иди дальше лучше ищи, хватит ныть, заморыш!
Затем раздалось какое-то нечленораздельное бурчание и тяжёлый топот. А после Лида увидела перед собой грязные, потёртые сапоги. Она зажала рот руками, сдержав попытавшийся вырваться на свободу крик. Сапоги мелькнули и исчезли где-то в стороне, задержались возле одного из столов. Послышался треск — стол перевернулся. И вдруг по ушам ударил басистый крик вперемешку с матом.
Раздался топот быстро-быстро приближающихся ног, и в следующую секунду перед лицом девочки возникла ещё одна пара сапог.
— Чего орёшь?!
— Да мышь, чтоб её... Как выскочит...
— М-да... По ходу, всех нас как людей рожали, а тебя, видно, в бабском неглиже нашли...
— А в рожу тебе за подобное не дать?!
— Ладно-ладно, шучу. Ничего не нашёл?
— Как видишь. Только мыши, будь они прокляты...
Лида затаила дыхание. В этот момент она вообще перестала дышать. Не нашли. Значит, спасена? Значит, спасена! Вот сейчас, сейчас сапоги исчезнут, и станет намного легче. Они уйдут, и всё что было пройдёт, как дурацкий страшный сон. Сейчас...
Но неожиданно перед лицом Лиды возникла большая волосатая рука, а в следующее мгновение перехватило дыхание: ладонь крепко стиснула её ворот и дёрнула на себя. Девочка выкатилась из-под кровати, хватая ртом воздух, и не сразу поняла, что не касается ногами пола: работорговец, крепко ухватив её за ворот, поднял на уровень своего лица и заулыбался. В лицо пахнул неприятный запах давно не чищенных зубов.
— Смотри-ка! — рявкнул он и расхохотался. — Какая большая мышь!
Лида, не помня себя от страха, попыталась освободиться, но шансы на успех у неё были не больше, чем у котёнка вырваться из стальной челюсти волка. Хотя того, кто предстал перед ней, вряд ли можно было назвать волком. Скорее — дворовый пёс. Злой, вонючий, пускающий пену из оскаленной пасти... Девочка вдруг действительно увидела перед собой не человеческое лицо, а ощетинившуюся животную морду, и, на мгновение ощутив вместо страха злобу и брезгливость, с размаху полоснула его по лицу. Острые девичьи ноготки растерзали кожу на щеке мужчины, тот зажмурился, совсем по-собачьи зарычав, и отбросил девчонку в сторону — благо, именно на кровать.
Согнувшись в три погибели, работорговец приложил ладонь к щеке, и глаза его налились кровью. Лида понимала, что тот не оставит этого просто так. А, значит — добить! Глаза невольно скользнули по висящему на поясе мужчины кинжалу...
Но она не ринулась освобождать оружие из ножен. Точнее, не успела: лишь только Лида, закричав, кинулась вперёд, как второй из мужчин лихо пнул её ногой, откинув к стене и немного умерив пыл пытающейся бороться за свою свободу девчонки.
Получивший по щеке работорговец распрямился и посмотрел на свою ладонь. Та была испачкана в крови, а на самой щеке зияло три кровоточащих царапины. Он перевёл взгляд своих глаз на Лиду, и по одному лишь огоньку в его расширившихся зрачках девочка почему-то поняла: сейчас будет больно...
Но мужчина не успел замахнуться, намереваясь расквитаться с дрянью, что попортила ему личико, как второй преградил ему дорогу, схватив его трясущуюся руку и быстро зашептав на ухо:
— Успокойся, слишком покалечишь девчонку — Широкий нас по головке точно не погладит! Никто не мешает сделать тебе это потом, а сейчас — рискованно, мы и так задержались! Нам товар хороший нужен, забыл?! Сам мне что только что про горцев вещал?! Ладно та Кимарийка — её ты отделал, Широкий побесился, да успокоился. А тут... — и он отрицательно замотал головой.
В ответ на это работорговец ругнулся и, вырвав руку из захвата, зыркнул на девочку многообещающим взглядом...
"Дура!" — вынырнула Лида из воспоминаний, — "Мечтала воином стать, ровней отцу! Брата чуть ли не слёзно упрашивала со мной тренироваться, хотела великие дела совершать, а как в передрягу попала, так сразу... Дура! Кто я теперь? Горец?! Ха! Да любая столичная кокетка ближе к горцам, чем я! Ноготками! Ноготками царапнула! Нужно было впиться зубами, рвать его в клочья, убить... А я... ноготками...".
— Пришли, — неожиданно прервал её внутренние терзания насмешливый голос сопровождающего.
Лида остановилась, вспомнив, где находится, и все тягостные мысли о прошлом отошли на второй план, уступив место не менее тягостным мыслям о настоящем. Её привели к одной из лагерных палаток, довольно большой и из слишком добротной ткани, чтобы быть пристанищем рабов. Для них отводились палатки попроще, или же вообще обычные навесы, окружённые стражей, а порой — она сама видела, когда их вели через весь лагерь — просто сажали в глубокие ямы: там и стража не нужна, не сбегут.
Так что Лида пребывала в недоумении. Зачем её привели сюда? Зачем этот нелепый наряд? Она уже успела понять, что если что-то и происходит здесь, в лагере работорговцев, то это происходит не просто так, и чаще всего, скорее даже всегда, неблагоприятно для рабов. Они — животные, и это в лучшем случае. В худшем — просто вещи, которые пнёшь, и они лишь откатятся в сторону, безвольно терпя боль. Так что причиной всего происходящего могло быть что угодно, и она не узнает этого, пока не войдёт в палатку. И, именем всех старых и новых богов, как же она не хотела этого делать!
Но переменившийся взгляд нетерпеливо ожидающего работорговца вернул её к действительности: им плевать, чего она хочет — главное, что хотят они. И сейчас им нужно, чтобы она вошла туда. Рана на спине заныла, словно лишний раз напоминая об этом и подталкивая девочку: "Иди, вперёд, ты же не хочешь, чтобы было хуже?".
Вдохнув поглубже, словно намереваясь погрузиться в воду с головой, Лида сделала шаг в полумрак палатки, зажмурившись, как будто ожидая увидеть там нечто, что как минимум повергнет её в ужас. Но тут в нос ударил сладковатый, приятно лелеющий сознание запах, и глаза сами собой раскрылись, а из груди невольно вырвался изумлённый вздох.
