— Ты пользуешься ими во благо, поэтому я останусь при своём мнении.
Прижимаю её поближе. Не хватает духу даже намекать на возможное изменение её мнения в будущем. И указывать, куда ведут вымощенные благими намерениями дороги, не хочу. Эгоистично, но сейчас я воображаю себя тем, кем она меня считает. Могу даже симулировать своё ощущение её понимания на каком-то уровне моих попыток изменить предначертанное. Пусть будет то, что будет.
Заканчиваем танец в молчании, как будто она тоже знает, что я получаю от нашего безмолвного общения. За это тоже я её люблю.
— Слегка запоздала сказать, но я тоже люблю тебя, Уильям, — говорит она перед нашим расклеиванием. Я улыбаюсь и целую её в макушку, своё любимое место.
— Ты не опоздала, — освобождаю одну руку, и мы идём искать Гермиону, при этом Луна всё ещё плотно прижимается ко мне с одной стороны. Цель мы перехватываем, когда она в компании с Роном покидает площадку.
— Вы так трогательно смотритесь на пару, — говорит Гермиона, напомнив мне про наш первый минибал, вот только сейчас она улыбается. — Меняемся?
— Ладно, — решаю понахальничать. — Только я никогда ещё с парнем не пробовал.
Рон тут же издаёт неподдающийся описанию звук омерзения.
— А ты попробуй, Рон, — говорю театральным шёпотом. — Так мы сможем полюбоваться на танцующих вместе Гермиону с Луной.
— Думаю мне приятно было бы потанцевать с Гермионой, — мечтательно говорит Луна.
— Мне тоже, — ухмыляюсь я.
— Пошли, извращенец, — закатывает глаза и хватает меня за руку Гермиона. — Ты мне ещё один танец должен.
— Да, мэм.
— Миледи звучало много лучше.
— Так точно, миледи. Я так и знал, что ты предпочитаешь доми...
— Дурак, заканчивай с извращениями на сегодня, — прерывает она меня. — Ты ведь можешь вести себя со мной прилично.
— Вы меня раните в самое сердце, миледи! За что? Ведь я сдвину гору в угоду вам. Я вырою океан, коль восхочете вы порезвиться в прибое. Я заарканю месяц и притяну его поближе, чтобы ночи ваши стали ярче. Я остановлю само солнце на его пути по небосводу...
— Стоп, — смеётся она. — Поняла я, поняла.
— Фу-ух, хорошо, — преувеличенно изображаю я облегчение. — Я подошёл к пределу возможностей расширения и углубления описаний моей преданности. Оставалась только арена космологии для моего дальнейшего выступления, — за что вознаграждаюсь прелестным лёгким фырком из смешно сморщенного носика.
— И что вы там затевали с такими озорными личиками не так уж давно?
— Я, может, пытался пригласить Флер на танец, — корчу я самонадеянную рожицу.
— Да ну, правда что ли? И что? Получилось?
— В-общем, она добавила мощи в свой вейловский вентилятор. На Гарри не подействовало, конечно. А вот я вообще с трудом соображал. Всё что я смог — это попросить Флер представить меня её подруге.
— Не верю! — глаза у неё округляются после судорожного вздоха.
— Сколько раз уже было, и ты всё ещё сомневаешься в моих рассказах.
— Боже ты мой, Уильям! А она что?
— Они все стояли, как громом поражённые, пока наконец Гарри не вмешался, с ходу сочинив историю для Флер, что я мол весь вечер плешь ему проедал — познакомь да познакомь с её подругой. И сразу пригласил Флер на танец, чем разрушил её контроль надо мной. Он хороший человек, наш Гарри.
— А девушка?
— Вероник Дюбуа, семикурсница из Шармбатона. Слегка напомнила мне тебя, правда не такая симпатичная, — капелька удовольствия от её лёгкого румянца мне не повредит. — Тебе надо бы станцевать с парнем оттуда, если ты ещё не. Пусть расскажет тебе о них. Кое-что из её речей весьма интересно.
— Хм, — говорит она. — Виктор мне рассказывал про Дурмштранг, но я не назвала бы это интересным. Они вообще не принимают магглорожденных!
А мне казалось, что я это помню из одного фанфика про Гарри-близнеца, а оно вот как оказывается.
— Не слишком умно с их стороны. Может, поэтому я их девушке, с которой танцевал, не понравился.
— Она узнала, что ты магглорожденный?
— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Она ещё сказала, что я слишком много болтаю.
В который раз мне удаётся поразить Гермиону, но она быстро отмирает, закидывает голову и заливается смехом, разрумянившись и колеблясь всем телом в приступе веселья.
— Дыши, Гермиона, дыши!
— Извини, — наконец говорит она, преодолев самые сильные спазмы. — Может тебе стоило подольше повторять, что ты ей нравишься? Глядишь, она бы и поверила, — и тут же опять покатывается вместе со мной за компанию, теперь уже от собственных слов.
— Тяжело будет рассказать остальное, когда ты так припадочно дёргаешься.
— Хорошо, извини меня, виновата, — притягивает она наши соединённые руки вытереть слёзы из глаз. А сама довольна, как кошка, поймавшая мышь, да ещё в ходе охоты разбившая крынку сметаны. — Что ещё произошло? Кстати, а зачем ты с ней вообще потанцевать решил?
— О да, это же часть моего гениального плана по стимуляции меж-школьных и меж-факультетских отношений. Я танцевал по крайней мере с одной девушкой с каждого факультета и по одной из Шармбатона и Дурмштранга. Гарри решил присоединиться и сейчас догоняет меня.
— А ты уверен, что это не твой гениальный план потанцевать с наибольшим возможным количеством симпатичных ведьм?
Стараюсь выглядеть поражённым до глубин оскорблённой невинности, но тут же получаю от неё взгляд. Тут же преувеличенно поникаю плечами.
— Проклятье!
— Следи за языком, Уильям!
— Прости.
— С кем ты танцевал из Хаффлпафа?
Рассказываю ей про Сьюзан Боунс, и о том, как я заранее верно предположил, что она никогда не носила анти-Гарриных значков.
— Ты прав, сомневаюсь, что она носила бы. Ребёнком Гарри прекратил войну, в которой погибли многие из её семьи. Ну конечно, ты же знал об этом, так? Знаешь, это хорошо — подружиться с ней, когда нам придётся... ладно, не бери в голову. Долой унылость. Смотри, Луна выглядит гораздо счастливее, чем обычно.
— Ты и это заметила? Наверное. Я ей сказал, что люблю её.
— Что? — спотыкается она.
— Ага. Она, кстати, так же прореагировала. Я сказал ей, что ты и я, и Гарри, и, скорее всего, Невилл, все мы любим её, и рассказал ей почему. Она обрадовалась, а потом сказала, что любит меня тоже. — Меня пугает её шокированный взгляд. — Я ведь не соврал? Я имею в виду, как можно не любить Луну?
— Н-нет, ты прав, конечно. Опять ты поражаешь меня. Помни только, что не все говорят про любовь так свободно, как ты. Просто я не сразу поняла, что ты имел в виду. А ты уверен, что она правильно поняла подразумеваемый смысл?
Вспоминаю разговор, и с серьёзным видом киваю головой.
— Я ей правильно сказал... Практически уверен, но вдруг я не полностью убедил её? Думаешь, ей стоит разъяснить? Она не знает обо мне, кроме слов Добби. По крайней мере, я ей не рассказывал. Хотя... иногда она кажется мне даже проницательней тебя.
— Знаешь, — вздыхает Гермиона, — ты вряд ли понимаешь, какое влияние могут оказать такие слова на девушку, которая никогда их не слышала от кого-то вне её семьи. Я поговорю с ней, если ты не возражаешь... ей может быть неудобно, если это будешь ты. Некомфортно, я имею в виду.
— Спасибо, Гермиона. Можешь рассказать ей обо мне всё, что посчитаешь нужным.
— Исключая то, чего я не знаю, — едко подкалывает она меня.
— Угу, исключая, — грустно вздыхаю я и прижимаю её ближе. Она отвечает не сразу.
— Я не собираюсь снова отталкивать тебя, Уильям, — тихо говорит она, как будто знает о моих планах. Мелодия заканчивается, но мы задерживаем объятья ещё на несколько мгновений, когда она глубоко вдыхает и поднимает голову с моей груди. — Ладно, значит мне нужны ещё партнёры из Шармбатона и Равенкло, если я собираюсь... как ты там обозвал? "Стимулировать меж-школьные и меж-факультетские отношения"?
— Рад, что ты разделяешь мою точку зрения.
— Я вижу в таком свете, но это не чисто твоя точка зрения.
— Не понимаю, о чём это ты? — ухмыляюсь я.
— Конечно нет. Иди уж, поищи ещё красивых ведьм потанцевать.
— Ну, если тебе надо выразиться так пошло... Ведь, судя по присутствующим, у меня получается не так уж плохо.
— До встречи, Уильям, — улыбается она.
Невзирая на то, что танец последний, Астория опять использует меня, чтобы энергично покрутиться на танцполе. Мне на самом деле кажется, что предыдущие четыре часа послужили увеличению её энергии. После всех танцев я чувствую себя более уверенно, но куда мне до усвоенного ею количества смелости. Я прорываюсь сквозь добавочные подъёмы, вращения и наклоны, а она хохочет от удовольствия и всё ещё скачет вокруг, как щенок за резиновым мячиком, когда наша совместная группа делится пополам, выйдя из большого зала. Слизеринцы отправляются к своим подземельям, тогда как гриффиндорцы идут к башне Равенкло, проводить туда Луну. Я лыблюсь до ушей, как чеширский кот, когда Дафна позволяет мне обнять и поцеловать её в обе щеки по примеру Астории. Представление становится шоком для многих и, по-видимому, поощряет более открытые проявления взаимоотношений между членами нашей группы из соперничающих факультетов. Приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не рассмеяться, когда Луна безо всякого стеснения обнимает всех четверых слизеринцев, включая очевидно слишком-поражённого-чтобы-скривиться Блейза.
Когда мы оставляем Луну, естественно после очередного раунда обниманий, а также поцелуев в щёчку меня, Гарри, Гермиону и Невилла, конечно, наша неспешная прогулка наполнена смехом, благодаря рассказам о случившемся как этим вечером, так и раньше в этом году. Надо не забыть ещё раз поблагодарить Невилла за праздничную одежду — без неё я пропустил бы всё веселье.
* * *
/*От переводчика. Другое значение слова "Balls" предлагаю посмотреть в словарях самостоятельно./
* * *
Глава 18. Последствия
— Одиннадцать парней, три девушки и профессор в количестве одна штука, Гермиона, — говорю я, когда мы, развалившись, сидим в общей гостиной на следующее утро.
— Что? — спрашивает она, отвлёкшись от подаренных книг.
— Столько народу спросило меня насчёт тридцати семи шагов к женскому экстазу на балу вчера вечером.
Гарри с Невиллом тут же принимаются ржать, а Гермиона в который уже раз на моей памяти мило разрумянивается.
— Ох, — а потом в её округляющихся глазах наконец-то проявляется процесс осознания моего утверждения. — Профессор?
Игнорирую подразумеваемый вопрос. Мне не нравится описывать, насколько смущалась профессор Вектор, рассуждая про значимость числа тридцать семь и что может означать окончание каждого этапа. Излишне упоминать, в каком я оказался щекотливом положении... и было оно отчасти возбуждающим. Наверное поэтому я всё утро мурлыкал "Выпьем за вас, миссис Робинсон".
— А сколько спросили тебя?
— Всего две девушки и парень, — тихонько говорит она, очевидно что-то скрывая. Моя натренированная бровь поднимается, выражая сомнение в её правдивости. — Что? Это правда! — но бровь и не думает опускаться на место. — Ох ты ж, прекрасно. Первой была Мэнди Броклхёрст, передавшая послание мне от группы равенкловок, а другая — Сьюзан Боунс, почти сразу после того, как она потанцевала с тобой. Сказала, что хотела тебя спросить, но струсила. Там ещё кучка хаффлпафок с горящими глазами за её спиной сенсации жаждали. — Она прилежно и неудачно маскирует свою стыдливость снятием несуществующий пушинки с мантии.
Не удерживаюсь и присвистываю.
— Удачливый сукин сын, — ворчит Рон.
— Ро-oн! — срабатывает рефлекс у Гермионы.
— Они не собирались просить меня опробовать на них. Даже так — вряд ли кто из них хотел этого. Либо им было любопытно, либо они надеялись, что я обучу их дружков.
— Кроме спросившего меня парня, — говорит Гермиона, явно разрываясь между изумлением и смущением. — Он весьма пристально рассматривал тебя.
— Правда? Но ведь предполагается, что это про женский экстаз.
— Его такие мелочи не слишком волновали, — пожимает она плечами.
— Должен признать, что любопытно, работает ли метод на мужчинах-геях, — говорю, почёсывая затылок. — Не могу представить, что будет. Предположительно работает для лесбиянок, поскольку всё пришито к женской анатомии.
— Пошлятина! — делает морду кирпичом Рон.
— Он не будет всё это проверять, Рон, — ворчит Гермиона, но затем её лицо морщится, когда она внимательно рассматривает меня. — Или будешь?
— Ну, — легонько фыркаю. — Было, разок я пытался, чтобы Гарри поцеловал меня в щёчку... — смеюсь на разинувшего рот Рона, да и Невилл слегка передёргивается.
— Как можно... как ты мог!? — брызгает слюной Рон.
— У нас, в маггловском мире, взгляды более терпимые, — пожимаю я плечами. — Я сам совершенно гетеросексуален, но по мне ничего неправильного в мужчинах или женщинах иной ориентации нет. По правде, на женщин даже приятно посмотреть.
— Уильям! — в ужасе восклицает Гермиона.
Ах бедные подростки первой половины девяностых, отлучённые безжалостным ненаступившим ещё временем от чудес порнухи Интернета.
— Эй, если им удобно жить с их сексуальностью и сходить с ума, как эксгибиционисты, мне что, грудью встать на пути их удовольствий? — Или воспользоваться их возможно заслуживающими сожаления решениями для случая интернетовского порно, но мои собеседники слишком юны, чтобы выслушивать такое.
— Как ты благороден, раз готов принести такие жертвы, — Гарри краснеет от смущения вместо меня.
— Гарри, ты неправильно выговариваешь слово "извращён", — этими словами Гермиона сопровождает убийственный взгляд на меня.
— И это говорит девушка сама заявившая главной сплетнице Хогвартса, что я использовал на ней тридцать семь ступеней к женскому экстазу, — и хитренько так улыбаюсь.
Взгляд вмиг запунцовевшая Гермиона всё-таки отводит.
— Но самое интересное, что она говорила истинную правду, — улыбочка Гарри неплохо копирует мою.
— Учитывая Гермиону, леди на портрете на входе в слизеринскую гостиную и всеми теми, кто спрашивал про это вчера вечером, я уже практически заработал репутацию бога секса, — поглаживая подбородок, изрекаю я.
— На самом деле та леди на портрете хотела тебя убить, — замечает Невилл.
— Малосущественные подробности, — отмахиваюсь я.
* * *
Наш разговор оставляет у Гермионы лёгкую досаду, заметно усилившуюся от статьи Риты Скитер в "Ежедневном Пророке" о бале. В оригинальной версии главным пунктом там было её свидание на балу с Крамом, но в этот раз, похоже, Рита нашла более пикантную тему для обсуждения.
Первым моим порывом было расхохотаться, но я всё-таки решаю повременить на случай, а вдруг Гермиона наткнётся или просто изобретёт проклятье кастрации.
— У них что, нет тем поинтереснее любовной жизни подростков? — с крайним недовольством восклицает Гермиона.
— Сомневаюсь, что есть, если один из них — мальчик-который-выжил. Извини, Гарри.
Гермиона ещё ворчит что-то под нос, а Гарри выражает ей сочувствие.
— Ладно, могло быть и хуже, — с надеждой успокоить их говорю я.
