— Да, перед Трейси и остальными, кто со мной пришёл.
Гермиона качает головой.
— Ты же знаешь, что я люблю только тебя, — кладу свою голову на её, слегка тыкаясь носом.
— Это пока, — она игриво сталкивает меня "с седла". — Ты сам знаешь, что я не могу соревноваться с большинством встреченных тобой сегодня девушек.
— Может быть это верное утверждение, хотя более точно надо бы сказать, что это они не могут сравниться с тобой, — слегка подталкиваю её локтем.
Привычно закатанные глаза не могут скрыть улыбки на её лице.
— Могу поспорить, что ты так говоришь всем своим девушкам.
— Какие такие мои девушки? — смеюсь я. — Нет, конечно. Хотя Астории я сказал, что она симпатичнее и Дафны, и Флер Делакур.
Гарри заходится в смехе, но старается это сделать почти беззвучно, а вот Гермиона прямо-таки задыхается от моей наглости.
— Ни за что бы не поверила, если бы это был не ты. Но куда же против очевидности — верю. — Она тут же успокаивается, улыбается и качает головой. — Не думаю, что такое стоит говорить.
— Красота субъективна, — голосом стараюсь выразить удивление её непонятливостью. — Гарри и я видим тебя совершенно другими глазами, чем ты сама или большинство остальных. — Со вздохом отворачиваю взгляд. — Я мог бы восхвалить мириады сторон твоей красоты, но это только добавит мне грусти, — быстрее, дурак, не молчи, чтобы не пришлось разбивать оглушительную тишину. — Астория такая лапочка, вот погоди, увидишь поближе. Представь себе Дафну помоложе, с остатками детской припухлости и яркими, почти фиолетовыми глазами вместо льдисто-голубых её сестры.
Глубоко вздохнув, Гермиона прижимает меня одной рукой.
— Ладно, хватит хандрить. Вам двоим, джентльмены, надо учиться танцевать.
В ответ Гарри испускает страдальческий стон.
— Ауч, невезуха, Гарри, — говорю ему шутливо. — Мне вот интересно, кто же второй джентльмен? Ну ладно, я просто тут же сейчас пойду... ой!
— Мы договаривались! — прицеливается в меня Гермиона.
— Гермиона, ты говоришь с парнем, который обещал портрету пожилой леди заняться с ней неупоминаемыми вещами, — резонно замечает Гарри.
— Ерунда. Седина в волосах не мешает оценить достоинства фигуры и платья на ней.
— Какая ты бяка! Признайся, ты выдумал эти тридцать семь шагов?
— Чур меня, — громко выдыхаю я. — Гермиона Джин Грейнджер, а в твоём омуте, оказывается, водятся весьма пикантные черти.
— Забудь, — говорит она, покраснев и опять врезав мне по плечу.
— Тридцать семь шагов к женскому экстазу, — с нарочитыми паузами произношу я, наслаждаясь всей палитрой её румянца. — это всего лишь один из многих секретов Синанжу. Я не выдумал их, — челюсть Гарри с грохотом падает на грудь, а у Гермионы рот изображает рыбу на берегу. — Ведь я читал об этом в фан... тастике, так что выдумал это всё кто-то другой.
Гарри ржёт, а Гермиона со всей силы всаживает мне кулачок в плечо.
— И ты сказал Лаванде, Парвати и Невиллу, что собираешься мне это показать? — взвизгивает она.
— Чёрт побери, Уильям! А я собрался к тебе в ученики попроситься, — смеясь, признаётся Гарри и тоже получает заслуженный шлепок.
— Вам придётся признать, что это хорошая легенда для прикрытия. Хотя, у тех парней, которые ей пользовались, было что-то вроде ауры вейлы в помощь. Развеем сомненья. Гермиона, дай мне свою левую руку, покажу первый шаг.
— Нет! — взвизгивает она и оттягивает руку подальше от меня.
— Не дрейфь, дорогая. Выдумки это. И вообще, я помню только первый и второй шаги. Если мне не изменяет склероз, что-то стоящее начинается не раньше десятого шага.
Протягиваю руку, и она, полыхая румянцем, кладёт в неё левую кисть ладошкой вниз.
— Ладно, только без смешков.
Я с улыбкой переворачиваю ладонь вверх и нахожу пульс.
— Вот это первый шаг, — парой сжатых пальцев начинаю дотрагиваться до запястья синхронно с её пульсом. Когда пульс почти сразу ускоряется, я немедленно выпускаю руку. Вот ведь блин горелый!
— Похоже, доказательство с изъяном.
— Что случилось? — возбуждённо интересуется Гарри.
— Ммм... — мычит всё ещё красная Гермиона.
— Её пульс стал ускоряться. Это то, чего, предположительно, добиваются первым шагом, — я тоже чувствую жар на своём лице. — Давай, Гарри, твой черёд.
— Нет! — пищит Гермиона. — Я имею в виду, что всё, достаточно выдуманных методов соблазнения на сегодня.
— И это мы слышим лично из уст широко известной Коварной Соблазнительницы? Ладно, ты слышал леди, Гарри. Придётся тебе подождать до завтра.
— Это не то, что я...
— Кстати, — прерываю я её, а потом начинаю рисовать знак бесконечности ей на пояснице. — Это вот второй шаг.
Гермиона с визгом подпрыгивает и убегает.
* * *
Последние несколько дней перед рождеством оказываются жутко занятыми: мне нужно завершить второй подарок для Дафны вместе с небольшим небольшим презентом Астории. Много времени отнимают поиски в выручай-комнате среди как можно большего количества источников по активации рун и барьерам. К сожалению, профессор Бабблинг больше интересуется языками и смыслами, а профессор Вектор — нумерологией. Других специалистов нет, и оценить мои достижения некому. По всей видимости, Хогвартс нанимает квалифицированных инструкторов для старших студентов со склонностью к практическому применению своих знаний.
Прорыв (только с моей точки зрения, конечно) в простых рунных камнях случается всего за несколько дней до срока, и я отделываю их своей магией — иначе не успеть. Живот почти постоянно болезненно напряжён, кроме уроков танцев после завтрака с Гарри, Гермионой и Луной. Наглый Невилл просто приходит посмотреть да пару советов выдать: его бабушка заставила учится ещё летом. Рон непоколебимо окопался на позиции полного отказа: он, мол, всё равно будет танцевать как можно меньше.
Мы все одеваем бальные туфли ради реализма, что закономерно ведёт к обильному потоку извинений с моей стороны, когда я наступаю Гермионе на ноги. Луна, также не привыкшая к формальным танцам, больше заинтересована в общении с Невиллом. Общепринятые танцы не для неё, поскольку она плавает по танцполу как призрак. Но ещё одна девушка в роли партнёра позволяет Гермионе взглянуть на нас со стороны и уменьшить боль в отдавленных пальцах или даже спасти их от переломов.
Завершив последние улучшения в самых ранних узорах, я трачу остаток вечера на аккуратную упаковку и записки получателям. Гарри предлагает просто написать на обёртке имя, как на письме, и положить под ёлку. Ночью домовые эльфы распределят всё по адресатам. Прикидываю возможность самому раздать подарки, но тут же отказываюсь прежде всего из-за сложностей одиночного посещения подземелий Слизерина. Впрочем, после инцидента с Дафной я её не видел из-за сильной занятости. К тому же большинство слизеринцев — народ вполне обеспеченный, и мне было слегка стыдно за примитивность своих подарков. Послав их с эльфами, я избавлю моих адресатов от неловкой необходимости притворятся, что им нравится. Хотелось бы, конечно, взглянуть на выражение лица Луны. У неё не слишком много друзей в Равенкло, и надеюсь, что хоть один из трёх подарков ей по-настоящему угодит и поднимет настроение. К счастью, я точно увижу, как получат подарки мои гриффиндорцы.
Вся эта суета будит во мне воспоминания детства, и я долго ворочаюсь от бессонницы. Вот только мысли отличаются от тогдашних. Возбуждение от догадок, что подарят мне, превратилось в гремучую смесь дрожи тела и трепета души в ожидании, что друзья скажут о моей работе. Эти искры пробудили воспоминания о праздниках в прошлой жизни, затерявшейся где-то в мешанине пространств и времён.
Ещё не понимаю, где я и кто я, но кто-то трясёт и будит меня.
— ...ай, просыпайся! Зачем спать утром рождества? — спрашивает девушка бодрым и щебечущим голосом, болезненно резонирующим в голове.
— Мм, ещё чуток, детка, давай назад в постель, — говорю из нокдауна сна, хватаю её за талию и заваливаю к себе, крепко прижав. Её писк, влетев в одно ухо и, практически не взаимодействуя с моим одурманенным сном мозгом, вылетает из другого из-за восхитительного аромата накрывших моё лицо волос и тепла её спины, прижатой к моей груди. Выдернув одеяло из-под неё и накрыв им нас обоих, прижимаю её к себе ещё плотнее. Запах и тепло чужого тела играют симфонию наслаждения на струнах души, и удовлетворённое урчание из горла завершает гармонию. Тело рядом со мной дрожит, поэтому я прижимаюсь плотнее.
— Уильям, — едва шепчет она.
Где-то в затылке зарождается удивление — кто такой Уильям? Но мурчание от этого не прерывается.
— Пожалуйста...
— Хм? — Одуряющая пелена сна сползает с глаз. Привычный вид, кровати с балдахинами. Вот только кудрявые каштановые волосы мешают их разглядеть чётко. — Х...рмиона?
— Можешь... можешь отпустить меня сейчас?
Количество наблюдений со скоростью молнии превращается в качество осознания. Во-первых, я постели в одних трусах. Во-вторых, я очень плотно прижимаюсь к Гермионе. Третье, моя правая рука на приятном и мягком, но недопустимом месте. И последнее по счёту, но не по значимости. Сейчас утро, влекущее за собой все прелести непреднамеренной утренней физиологии.
— Ох! — я резко убираю руку, скидывая с неё одеяло, чтобы она могла покинуть кровать. — Гермиона, я дико извиняюсь! — Господи! Пусть она ощутит моё раскаяние!
К сожалению, сердце не успокаивается, когда она стремглав соскакивает с моей кровати и быстренько шмыгает в дверь, не сказав ни слова и не оглянувшись.
Пробую вытереть остатки сна из глаз.
— Дело дрянь. — Смотрю вокруг. Похоже, кроме Гарри и меня, никого не осталось. Я бросаю в него подушкой. — Гарри. — Он что-то бормочет в ответ. — Гарри. Я тут, кажись, облажался.
— Чо? — он быстро садится и старается заработать косоглазие в попытке охватить всю комнату взглядом. Убедившись, что никакой немедленной опасности не грозит, он одной рукой трёт глаза, а другой нащупывает очки. Надевает, а потом оглядывается ещё раз. — Что случилось?
— Ну, в-общем, Гермиона пришла будить нас, а я спросонья затащил её под одеяло рядом с собой и прижался к ней.
— Правильно сделал, — попытка сонной усмешки переходит в долгий зевок. В чём я тут же составляю ему компанию.
— Не уверен. Она вылетела из комнаты сразу же, как я очнулся и отпустил её. — От смущения я сжимаю себе лицо. — Я прижимал её к себе рукой, которая была у неё на груди. И, вот тут... это же утро!
Он передёргивается от сопереживания моему замешательству.
— Чёрт побери!
— Во-во!
— Но ты везучий сукин сын, — бормочет он, опять зевая.
— Угу, — не удерживаюсь от гримасы, потому что ощущаю себя кем угодно, только не упомянутым. — Как думаешь, будет злиться?
— Фиг знает, — чешет он в затылке. — Она вроде не обиделась, когда я проснулся на её груди, как на подушке.
— Так у тебя всё было во сне. А ещё ты не тыкался нижними частями тела в её нижние места, — обращаю его внимание на различия в ситуациях.
— Кто знает, может и разозлится, — морщится он в ответ.
— Вот блин!
— Везучий ты сукин сын!
* * *
Мне плохо от нарочитого игнорирования Гермионой моего появления в гостиной.
— Я прошу у тебя прощения, Гермиона. Мы можем поговорить?
Оставляю достаточно места между нами на диване, стоящем довольно далеко от ёлки, вокруг которой сейчас толпятся почти все гриффиндорцы. Молчание Гермионы я решаю принять за знак согласия: мол давай, разговаривай.
— Я был сбит с толку и обознался, где я нахожусь. Я думал ты... Я не знал... — Я не знаю, как объяснить и не назвать имени той, за кого я её принял. Ни к чему, кроме как к неловкости, это не приведёт. — Прости, — тихо повторяю ещё раз.
Она молчит.
— Я тебе сделал больно?
Отрицательно мотает головой.
— Я тебе не верю, — говорю надтреснутым голосом. — Я... Мне бы хотелось оставить оставить решение за тобой, но я знаю... Прости меня.
Пробую встать и скрыться на весь день в своей спальне, но Гермиона хватает меня за руку и усаживает поближе к себе. Я гляжу на неё, и её слёзы, как кислота, прожигают дыры в сердце. Хочется, вывернуть себя наизнанку, чтобы потом промыть от собственной гадости все внутренности.
— Тебе нечего стыдиться.
— Но я...
— Нет, — обрывает она, — ты не не сделал мне больно. По крайней мере так, как ты подумал.
Ничего не понимаю.
— Когда ты... держал меня так... когда... эти твои звуки... чувствовалось... — она замолкает и её тело содрогается от плача. — Я не хотела... — Закрыв глаза, она резко мотает головой, явно желая очнуться от замешательства. — Мне просто вспомнилась та ночь. Та ужасная ночь, когда Гарри вернулся. Худшая ночь в моей жизни.
Я не знаю, что ей сказать и что мне делать. Хочется обнять, но вдруг от этого станет гораздо хуже. Она решает за меня, и её голова падает мне на плечо.
— В твоём урчании было такое счастье, Уильям. Я хочу, чтобы тебе... и Гарри...
Я погружаю пальцы в её волосы, слегка поглаживая кожу головы.
— Думаю, я понимаю, Гермиона, — во рту пересохло, а сердце готово вырваться из груди. — Знаешь, в чём весь смысл, да? — Она отрицательно качает головой. — Весь смысл в Гарри. Больно признавать, Гермиона, но когда мы протащим его сквозь всю эту катавасию, он умрёт в глубокой старости гораздо позже, чем через целый век. А то и через пару веков. А я... ну, ты же слышала Добби — совсем не колдун. Даже если я просто не исчезну внезапно, как это у меня уже случилось — и это очень вероятно — я совершенно точно не доживу до двадцать второго века. Здесь, у вас я — незваный гость. По большому счёту меня тут быть не должно. И сверх всего прочего — я всё ещё храню тайны от тебя.
Она шмыгает носом.
— Ты точно не обязан отговаривать меня от желания быть с тобой.
— Ты же несколько раз уже отмечала — я мазохист. Когда я тебя держал, ощущения были... изумительные. Хотелось бы... — вздыхаю, не желая озвучивать окончание этой мысли. Тут же лицу становится горячо. — Хм, я извиняюсь за то, что рукой... и что... напирал на тебя. — Она тоже покрывается румянцем.
— Забудь. Ты ещё спал, поэтому оставлю-ка я всё как есть. — Она садится прямо, чтобы окончательно прийти в себя. — Объяснились, и хватит. Пошли подарки открывать.
Я вздыхаю с облегчением.
— Спасибо! Затаскивая тебя под одеяло в следующий раз, постараюсь быть в полном сознании и... ой!
* * *
/*От автора: Тридцать семь шагов к женскому экстазу взяты из фанфика Clell65619 "Harry Potter and the Sun Source", который является кросовером ГП с книжным сериалом Дестроер, который я не читал./
* * *
Глава 16. Святочные увеселения
— Он тебе показал, правда? — женский голос вырывает меня с Гермионой из взаимного подшучивания. Оглянувшись, видим Лаванду с выражением лица, полным ожидания захватывающей воображение сенсации.
— Как ни странно, показал, — я чуть не подавился слюной от её слов и хулиганской усмешки. — Я смогла вытерпеть только до второго шага.
Поперхнувшись, Лаванда опять убегает.
