— Тогда так. Вы, ребята, идите, а я тут пересижу, — сутулится и сникает Гарри.
— Чёрт возьми, Гарри! Если бы у тебя был способ невидимым попасть в Хогсмид, — щерюсь я на него подбадривающе. Глаза у него загораются вновь, а я смеюсь.
— Тебе непременно захочется сопроводить Гермиону. Никогда ведь не знаешь, когда её негодник-ухажёр попытается понахальничать.
— Уильям Аллен Лернер, мы не идём на свидание. И тебе лучше вести себя как следует! — отчитывает меня Гермиона.
— Аллен, гришь? Неплохо, но мимо. Надеюсь на что-нибудь более необычное. "Атпадон", например.
— Тогда скорее уж лучше "Атвратон". И не заставляй заколдовывать тебя!
— Эй, я типа Гарри на цырлах держу! Для его точности будет неплохо суметь попасть в мою шарящую руку жалящим заклинанием.
— Я передумала, и не иду.
— Окей-окей. Никаких шарящих рук, — смеюсь. — Но если пострадает точность Гарри в заклинаниях, то я буду винить тебя.
— А почему бы тебе не пригласить Дафну?
— Правда? — моя голова дёргается вверх от неожиданности. — Не ожидал, что у тебя такие свободные взгляды на...
— Имела в виду — вместо меня! — резко прерывает меня покрасневшая Гермиона, сопровождая слова убийственным взглядом.
— Слишком публично, — морщусь. — Я не смог с ней обменяться больше чем парой ничего не значащих слов в коридорах.
— И время от времени — улыбочками, должна заметить, — она складывает руки на груди и многозначительно поднимает брови.
— И ими тоже, — признаю. — Но это неважно, поскольку завтра у меня свидание с тобой.
— Это не свидание!
— Проклятье! Тогда придётся придумать другую причину поцеловать тебя.
— Гарри, заколдуй его пожалуйста, если он попытается.
— Всегда готов, — по-скаутски салютует Гарри. — Прости, чувак.
— Эй, я не имел в виду в губы, — поднимаю руки, капитулируя. — Как насчёт быстрого клевка в щёку?
— Нет.
— Лоб?
— Нет.
— Макушку?
— Нет.
— Ладошку с тыльной стороны?
— Нет.
— А если я пошлю тебе воздушный поцелуй с пары метров?
— Я уклонюсь от него.
— Не знаю. В таких вещах целюсь я хорошо. А игра меня захватила.
— Новый план, Гарри. Колдуй его, как только он сделает губы трубочкой.
— Попался, — Гарри уже ржёт над нашим сценическим этюдом.
— Теперь я вижу, Гарри, — издаю грустное сопение, — что ты заныкал нашу дражайшую любовь исключительно для себя. — Ухмыляюсь в ответ на взгляд Гермионы, но моя ухмылка увядает, когда я вспоминаю кое-что. — Полагаю, что так даже к лучшему. Если Рита Скитер заметит наш поцелуй, мы с тобой вполне можем получить кучу угроз и обещаний смерти от фан-клуба Гарри. — Кривлюсь. — На деле даже обняться или подержаться за руки будет достаточно для этой омерзительной жучихи.
— Об этом я не подумала, — бледнеет Гермиона.
— Омерзительной жучихи? — переспрашивает Гарри.
— А, да. Рита Скитер — назарегистрированный анимаг-жук, — выдаю небрежно.
— Что? — взвизгивает Гермиона.
— Ага. Полагаю, что именно так она добывает некоторые эксклюзивные сенсации. В виде большого синего летающего жука. Наверняка она появится рядом с Гарри во время турнира.
— Уильям, мы должны отдать её в руки правосудия!
— Лучше уж подождать пока я не увижу такого жука, а потом просто случайно споткнусь и раздавлю его, — предлагает Гарри.
Гермиону его слова заставляют поперхнуться. А мне приходится воздержаться от смешка, поскольку я видел такой случай до этого. Точнее, читал.
— Гарри!
— Я же говорю — это будет несчастный случай, — оправдывается Гарри, но потом делает успокаивающий жест. — Успокойся. Ты же знаешь, что я шучу.
— Может просто сказать аврорам, что кто-то там незарегистрированный анимаг? — спрашиваю. — Или придумаем, как её поймать, и сдадим прямо в жучиной форме?
— А пока нам придётся глядеть вокруг в оба, — хмурится Гермиона. — Она же может шпионить за нами почти везде.
— Можем почаще использовать муффлиато, на всякий случай, — предлагаю.
— Это усложняет жизнь, — говорит она, постукивая пальчиком по губам. — А Гарри уже обнаружил, что становится уязвимым к нападению сзади, поскольку не может среагировать на произнесение заклинания. — Она мотает головой. — Нам просто нужно быть внимательными во время его использования. Например, пока ты не сказал нам про Скиттер, нам не стоило его использовать.
— Извини, привычка.
Она отмахивается от извинения и меняет тему.
— Уильям, а как ты о ней узнал?
— Ты не забыла про мои тайны, так ведь? — серьёзно смотрю на неё.
— Иногда забываю, — вздыхает она.
— Ты всё ещё любишь меня, да?
— Ты так никогда и не собираешься позволить мне пережить и забыть?
— Нет, пока я смогу это использовать, чтобы умерить твою злость на меня.
— Меня терзают смутные сомненья, что ты истощишь эту привилегию очень быстро.
* * *
Гермиона передаёт мне сливочное пиво, вернувшись к столу, за которым я просматриваю список названий, который мы составили в "Томах и Свитках".
— Спасибо. — Вкус как у жидких конфет-ирисок. Слегка сладковато на мой вкус, но в небольших дозах нормально.
— Думаешь достаточно? — в третий раз спрашивает Гермиона, прикусывая губу в беспокойстве, пока читает список вверх ногами.
— Несомненно. Три дюжины названий — более чем приличная выборка. Кстати, ты и вправду прелесть, когда вот так губку покусываешь.
— Уильям! Прекрати! Не заставляй меня краснеть на публике! — горячо шепчет она, забыв про чары уединения.
— Извини, я посчитал это самым лучшим путём остановить тебя от повторения вопроса, — говорю с усмешкой и делаю ещё один маленький глоток. Когда она отвечает только взглядом, я решаю сменить тему. — Итак, ты что-нибудь ещё надумала, что мы ещё не делали, но можем сделать для тренировки Гарри перед первым заданием?
— Хмм, не уверена. Может какое-то заклинание? Для изучения полезного навыка типа продвинутой трансфигурации времени нет. Не зная в точности первого задания, нам просто приходится надеяться на достаточность его подготовки. В конце концов призывные чары предоставляют так много возможностей, и твоя идея испытать их на дальнем расстоянии просто великолепна.
Мне нужна была уверенность, что он может призвать свою Молнию.
— Если говорить про продвинутую трансфигурацию, то ему стоит стать анимагом. Тебе тоже, кстати. Из тебя такая львица... или выдрочка симпатичная получится, ня?
— Что? — у Гермионы отлично получается поперхнуться сливочным пивом. — Уильям, это же очень продвинутая магия! Он не сможет стать им меньше чем за неделю.
— Не для первого задания, конечно, — отмахиваюсь я от её возражений. — Но ты не будешь знать точно, пока не попробуешь. Отец и крёстный Гарри оба стали анимагами ещё в Хогвартсе. Вряд ли позднее четвёртого курса, иначе не стали бы говорить, как о достижении, и что помогали таким образом Люпину. Пусть они и раздолбаи, но раздолбаи гордые. Если им это удалось, то почему вы, народ, не сможете сделать то же самое?
— Великолепно! — прерывает Гарри своё добровольное молчание под мантией. — Не могу поверить, что я сам ещё не подумал об этом!
— Профессор МакГоннагал, сама анимаг, вам поможет. И Сириус не откажется.
— Почему ты продолжаешь говорить "вы, ребята"? — спрашивает она. — Ты что, сам не собираешься попробовать?
— Я могу, но как-то не верю, что у меня получится.
— Почему нет? — серьёзным тоном спрашивает она.
— Ты же знаешь, палочки я использовать не могу. Не похоже, что я обычный волшебник, — преуменьшение вымышленного века.
— Уильям, анимагическая трансформация осуществляется без палочки, поэтому ты вполне можешь сделать это быстрее нас!
— Ну, в любом случае я буду тут с вами, ребята, — улыбаюсь я благодарно, хотя и не надеюсь особо на успех. И вздрагиваю от громкого щелчка.
— Симпатичная мантия, Поттер, — ворчит Крауч-Хмури, останавливаясь перед нашим столом. За ним проявляются очертания громады Хагрида, но тот находится за пределами муффлиато, и мы его не можем слышать. — Полезные чары уединения, одни из ваших, Грейнджер?
— На самом деле это мистера Лернера, — улыбается Гермиона.
Стараюсь не дрожать под вперившимся в меня магическим оком.
— Ваш глаз может? — отвлекает его и спасает меня Гарри . — Подразумеваю, вы...
— Да, он может видеть сквозь мантии-невидимки, — говорит Крауч-Хмури. Потом он протягивает руку вверх и проводит раскрытой ладонью под углом.. — Я ещё могу видеть созданный чарами пузырь, как этот. Хотя слышать ничего снаружи не слышу.
Хагрид нагибается так, что большая часть его огромной головы оказывается под рукой Хмури. Он шепчет кое-что тихо, но для меня и Гермионы это означает, что мы слышим каждое слово.
— Гарри, приходи ко мне сегодня в полночь в хижину. Приноси эту мантию. — Потом он выпрямляется и, продолжая уже неслышный нам разговор, профессора удаляются.
— Это было учтиво и без болтовни, — шучу после того, как персонаж, заставляющий меня покрываться мурашками, полностью покидает здание.
— Не уверена, что ты должен идти, Гарри, — говорит Гермиона, покусывая нижнюю губу. — Ты можешь опоздать на разговор с Сириусом.
— Думаю ты можешь сходить, — не соглашаюсь с ней. — Я могу просто спуститься вниз и занять его, если ты опоздаешь. Хочется пообщаться с Сириусом лично.
— Идея мне не нравится, — хмурится на меня Гермиона. — Гарри упоминал в письмах твоё имя, но Сириус не знает, как ты выглядишь.
— Но тебя-то он знает в лицо. Тогда почему бы тебе не прийти на разговор?
Гермиона кусает губу, переводит взгляд туда-сюда с меня на сиденье Гарри.
— Хорошо.
Мой хлопок в ладоши заставляет её вздрогнуть.
— Превосходно! Видишь, Гарри? Теперь тебе придётся поторопиться вернуться побыстрей и проследить за нашим ночным рандеву. Никогда не знаешь, что может случиться, когда Гермиона околачивается с такими негодяями. Лучше держи жалящее заклинание наготове.
Она поднимает брови на меня.
— У меня будет собственное жалящее наготове, и целиться я тебе буду не в руки.
* * *
— Алло, Гермиона, — тихонько приветствуя я, когда она подходит к огню.
— Привет, Уильям... извини, — заразительно зевает она.
— Сё'прядке... для меня тоже слишком поздно.
— Ага, чересчур.
Некоторое время сидим в тишине, глядя в огонь и поддаваясь его гипнозу.
— Хоть я и должен быть на стрёме от появления других, но мне придётся говорить с тобой, чтобы не уснуть.
Она вздёргивает голову от моих слов, тоже как будто вырываясь из дрёмы.
— Аналогично, Ватсон.
— Ум, — мычу, пока подыскиваю тему. — Может тебе стоит применить жалящие заклинания, в конце-то концов.
— Работать будет, — усмехается она, — но, думаю, разговор со мной — более приятный способ поддерживать бодрость.
— Это да.
Похоже, Гермиона уже ложилась спать и ставила какой-то будильник — её волосы выглядят особенно перепутанными, как будто она беспокойно ворочалась и металась на постели не один час. А я слишком очевидно улыбаюсь на эту её милую растрёпанность.
— Ни слова про мои волосы.
— Но они просто прелестны, — моя улыбка расползается дальше, на что она притворно гневается.
— Я сказала — ни слова, и не начинай опять.
— Конечно, — улыбаться уже не тянет, и я смотрю в огонь. — Все мои шутки про неприличное поведение в отсутствие Гарри были и останутся только шутками. Я никогда не причиню тебе боль таким вот образом. — Чёртова поздняя ночь, я делаюсь мягким и впечатлительным. Ощущаю её взгляд, но мне слишком стыдно за своё сентиментальное признание, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Я знаю, — помедлив, говорит она.
— Я весь сейчас слезливо-сентиментальный, но неважно. Если ты велишь мне прекратить поддразнивания насчёт чего угодно, я подчинюсь.
— Знаешь, меня прямо подмывает воспользоваться твоим обещанием, — в её голосе чувствуется лёгкое удивление, и у меня ощущение, что брови у неё тоже подняты.
— Можешь. Я просто... от мысли, что я причиняю тебе боль любым способом мне тут же становится дурно до рвоты.
— То есть причинить мне боль — нормально, если ты отдохнувший и здоровый? — спрашивает она наполненным изумлением голосом. Я поворачиваюсь и морщусь на это, и её лицо смягчает улыбка. — Итак, какой Уильям настоящий — этот мягкий, сентиментальный, или тот таинственный шутник, которого мы все знаем и любим?
Её вопрос про настоящего Уильяма внезапно поражает меня совершенно неожиданным образом. Исчезает маска-гримаса, глаза закрываются, и нет сил даже держать голову, которая падает и зарывается в ладони. Текут слёзы, и я их просто не в силах остановить.
— Уильям, ты в порядке?
Ненавижу, когда люди задают мне этот вопрос в состоянии, когда я точно не в порядке. Это клапан для выпуска всех моих эмоций.
— Нет, совершенно нет.
— Пожалуйста, скажи мне, что плохо? — умоляет она. — Я хочу помочь тебе.
— Ты не сможешь... Это... это мои тайны. Их так много! Я... я даже не знаю, насколько правильно я поступаю. С твоей точки зрения всё жуть как подозрительно, конечно. Но я клянусь, что не держал бы их при себе, если бы у меня был выбор. Так много может случиться неверно.. и если... когда я расскажу тебе, ты меня возненавидишь.
— Уильям, — у неё тоже дорожки слёз на щеках, — если слишком тяжко, тебе надо поделиться ношей. Пожалуйста. Если не я, то найди другого. Гарри, Дафна, Дамблдор, Хагрид... кто-нибудь! Пожалуйста.
У меня дрожат руки, пока я тру себе виски, раздумывая. Можно поделиться крошкой. Крошка крошкой, но её детектор лжи слишком хорош и не пропустит увиливаний.
— Я... ух, это безумие какое-то. Я буквально обнаружил себя на платформе девять и три четверти первого сентября. Я... очнулся с палочкой в руке, которую до этого никогда не видел, и рюкзаком, который скорее всего был на мне, когда я... отправился. Ты была права в своих подозрениях первый раз, когда мы практиковались в чарах. Я ни разу в своей жизни не колдовал. За исключением моего попадания в неприятности в выручай-комнате чуть ранее. Когда пытался разгадать, каким образом я оказался здесь.
Поднимаю голову — она в состоянии полного изумления от совершенной неожиданности моих слов.
— Уильям, в этом же нет никакого смысла! — не получив ответа, она продолжает. — Как ты смог... если ты просто появился здесь, откуда ты всё знаешь?
— Я очнулся с этими знаниями в голове. — Правдивое утверждение и практически полное. — Я очнулся, зная кто есть кто из вас и что вы умеете делать. Как... — я чуть было не говорю "будто я прочитал детскую книжку про ваши приключения", но вовремя прикусываю язык и просто развожу руками, как бы не находя образов. — Но я совершенно не понимаю, как и зачем я тут очутился. Я... это была правда, что мои родители — магглы. Потому что, насколько мне известно, такой вещи как магия — не существует. — Я слегка съёживаюсь — так всё неуклюже звучит, но, к счастью, Гермиона интерпретирует всё в выгодном для меня свете.
— Ладно, волшебный мир скрыт, как ты теперь знаешь. Разве не может быть, что он был скрыт и до того, как ты в нём очнулся?
