— Сдаюсь-сдаюсь! — выдыхаю вместе со словами, когда яростный красный свет рассеивается. Гарри выглядит готовым убивать. — Блин, Гермиона... ...не напомнила... не драться... — пробую усмехнуться, но дыхание ещё не восстановилось и получается просто свист.
— Что это за игры ты устроил? — требует ответа Гарри.
— Гарри, это было не смертельное проклятье, — тихо говорит Гермиона.
— Что!? — он разворачивается и орёт на Гермиону. Но тут же смягчается, когда осознаёт свои действия. — Что? — повторяет он уже гораздо более спокойно.
— Свет... пытался сделать... того цвета, — умудряюсь объяснить в перерывах между судорожными вдохами.
— Это был не самый лучший способ доказать то, что ты там хотел, Уильям, — ворчит Гермиона.
— И что же ты доказывал? — Гарри наконец позволяет гневу ослабнуть.
— Гарри, ты... ты выпрыгнул передо мной, когда подумал, что он собирается... — Она зарумянилась после взгляда на Гарри.
— Гермиона, я не мог позволить ему... позволить тебе... — ага, вот и он покраснел.
— Точно, Гарри, точно! — говорю я, наконец отдышавшись. Заставляю себя встать, опираясь на ближайший книжный шкаф. — А теперь, почему ты думаешь, что мы не готовы сделать то же самое для тебя?
— Но это... так не бывает... это не имеет смысла!
— Конечно имеет, Гарри! — горячо говорит Гермиона.
— Да, в этом и есть главный смысл, — соглашаюсь с ней. А потом громадная ухмылка расползается по моему лицу. — В конце концов, вы любите друг друга.
— Что? — глаза у них вылезают из орбит, и мне остаётся только заржать.
— Пока только платонически, — отмахиваюсь я от их растерянности. — Гермиона уже это поняла, хоть ещё ни разу не выразила в словах. — Улыбка у меня увядает, когда перевожу взгляд на Гарри. — Но ты, Гарри, ты бы не осознал. Скажи, тебе стыдно рассказать, как много она для тебя значит?
Количество румянца на их лицах просто потрясает.
— Тебе не надо этого говорить, ты делом показал это минуту назад. Тебе совершенно не нужно было закрывать её своим телом, чтобы запустить ступефай, так? Знаю, что ты примерно так же ответил бы, если бы я угрожал кому-нибудь другому. Но сколько человек ты сначала закрыл бы собственным телом? В защиту скольких ты смог бы выпустить эту сверхмощную оглушалку? В голову приходят только двое, максимум. И на данный момент — скорее всего только одна. Кстати, подумайте оба, а почему Гарри именно после тролля и именно с тобой, Гермиона, решил подружиться вообще? Не из-за смертельно-опасной ситуации же, ведь в такую вы уже попадали до этого, когда на Пушка наткнулись.
Позволяя переварить им слегка эту мысль, иду обратно и тяжело плюхаюсь в освобождённое Гарри кресло. Сам он теперь сидит в похожей позе на диване рядом с Гермионой.
— По крайней мере надеюсь, что эта была сверхмощной. В противном случае от меня будет мало толку в драке рядом с вами.
— Зачем? — я едва слышу шёпот.
— Что?
— Зачем тебе драться рядом со мной? С нами? — спрашивает Гарри. — Ты вроде бы знаешь, кто наш противник? Почему тебе это нужно? Я и Гермиона... ну у нас типа некоей связи, а вот ты почему лезешь?
Это хороший вопрос. Зачем мне это всё? Зачем я сознательно поставил себя в наиболее опасную из всех возможных ситуаций, за исключением, возможно, клочка пергамента с моим собственным именем в кубке? Я мог бы просто расслабиться и наслаждаться жизнью в волшебном мире, пройтись по девочкам и даже в-общем просто снизить рвение. Конечно, перенос был для меня настолько внезапен, без остановки и возможности обдумать свои возможности. Сначала меня вело любопытство, потом же я просто продолжил движение по инерции своего первого спонтанного решения. Мне вообще в голову не приходило, что у меня есть выбор. А может так оно и есть, чувак?
Но теперь всё так, как оно сложилось. Почему я не приложил дополнительных усилий вернуться в свою реальность? Что я получу за изменение установленного течения событий? И сработает ли всё так, как я хочу?
А если я умру?
— Знаешь, свои причины остановить Волдеморта есть и других, — говорю как можно более отстранённым голосом. Это слабенькая причина, я знаю. И Гермиона, возможно, вскоре напомнит мне.
Ей хватает ужина и короткого времени после, так что мне даже не удаётся добраться до кровати, перед тем как она добирается до меня. Меня загоняют в угол прямо рядом с лестницей в мальчишечьи спальни.
— Знаешь, в этом нет никакого смысла, — говорит она, скрестив руки на груди.
— А поконкретнее, — тщетная попытка сыграть в дурачка.
Она придвигается почти вплотную, чтобы избегнуть подслушивания.
— Если у тебя собственные причины, то почему ты настаиваешь, что ты на "нашей" стороне, что бы это ни значило? Почему не на своей собственной? Почему ты намекаешь, что пойдёшь очень далеко, чтобы защитить ме... нас?
— Я точно постараюсь, — в этом-то я уверен, если, конечно не замру сначала от страха. Просто в моей жизни было маловато ситуаций со смертельным риском. Но из книжек я знаю, как оно работает для попаданцев в иные измерения — просто умри, и ты вернёшься обратно. Может быть и так, а может и нет? Эх, если я буду себе это долго повторять, может мне будет не так страшно сделать это? Но вот сам процесс смерти — гораздо легче сказать, чем сделать.
— Это не ответ на вопрос.
— Знаю.
— Без сомнения ты бесишь меня сильнее любого другого встреченного мной мальчишки! — в бешенстве шепчет она.
— Это большая честь, учитывая твою обычную компанию, — ухмыляюсь я и тоже складываю руки на груди.
— Болван! — старается она взглядом просверлить дырку во мне.
Я перестаю усмехаться и делаю серьёзную мину.
— Кто бы говорил я, мол, не люблю... Гарри, тоже? Имею в виду, что он в-общем лакомый кусочек.
Выражение её лица бесценно.
— Эй, не тормози. Знаешь, а у меня слабость к тёмным волосам, просто тащусь. А ты разве нет? Да ещё эти яркие зелёные глаза... Ай! Тебе обязательно бить всегда в одно и то же место?
— Ты заслуживаешь! — и она ещё раз тыкает туда же.
— Святая правда. Но я ничего не могу с собой поделать. О, как темнеют твои карие глаза, и эти губы бантиком краснеют, и изгибаются в... — упс, я это что, вслух сказал? Её потрясённое до глубины души выражение лица сказало мне, что да. — Ой.. я тут... о чём мы тут опять говорили?
В ответ она разворачивается и бежит прямо по лестнице в спальни девочек.
Ну вот, если подумать, отстранившись от чувств, неплохое объяснение моего выбора. И на сколько хватит уже этого объяснения, да и ухватят ли его неискушённые в таких игрищах разумы Гарри и Гермионы?
— У тебя настоящий дар, — говорит Гарри, поднимаясь позади меня. — Не думаю, что кто-то ещё поражал и смущал её так часто.
— Сердил её, так что ли? По мне — так это скорее проклятье.
— Нет, в этом варианте Рон даст тебе фору. Идёшь вперёд?
— Конечно, — заходим в пустую спальню, и я специально слежу за его реакцией. — Знаешь, а она симпатичная девушка.
— Что? Гермиона? — дёргается он от моих слов.
— Ага. Очевидно, что познакомившись с ней до расцвета её красоты, ты просто не рассматривал её специально ещё и с этой стороны.
— Что ты пытаешься сказать? — говорит он после небольшого промедления.
— Только это, — жму плечами. — Не думаю, что кто-то ещё нашего возраста осознал и оценил. Даже она сама. Особенно она.
— Это как так?
— Подумай сам. Другие девушки штукатурятся косметикой, накручивают причёски, кокетничают. А она не делает ничего подобного. Может ей это и не нужно, поскольку такие мужчины, как я или ты, видят сквозь всё это. Чтобы оценить привлекательность надо сначала заметить и вглядеться, а она как раз для привлечения к себе внимания не делает ничего.
— Она тебе по душе? — спрашивает Гарри с нечитаемым выражением лица.
— Конечно! — скалюсь. — Очень даже! Но... — ухмылка вянет, и я смотрю в сторону. — Я не для неё.
— Да ладно, я вот никуда не годен в таких материях, но не думаю, что это правда вообще. Честно, я считал вы будете вместе к этому времени. Вы склеились меньше чем через день после того, как встретились!
— Нет, — отвечаю немного погодя. — моё... прошлое... тайны... Я не... это просто не будет работать.
— Ну коль ты так говоришь, — неловко ёрзает Гарри.
— Именно, — вздыхаю. — А как насчёт тебя? Я уже доказал, что ты любишь её, — ухмылка возвращается мне на лицо.
— Это было так неловко, — морщится он, — так это всё обрушить на меня.
— Звиняй, мне показалось, что тебе стоит это знать.
— Не уверен, что поможет. Имею в виду, что я никогда не думал о ней иначе, как о действительно хорошем друге.
— Ну вот, примерно так оно и начинается, а? Лично я думаю, ты рассматривал Рона как предпочтительного друга только потому, что он парень. Гермиона была той, кто всегда заботился о тебе. Даже когда вы сердились на неё за Молнию, которую забрала МакГоннагал, она просто боялась за тебя.
Опять сидим в глубокомысленной тишине. Немного погодя, он замечает:
— Я знаю, но я тоже не для неё.
— Почему нет?
— Ты сам-то слышал то, что рассказывал мне вчера.
— Я специально напоминаю ту часть, в которой я сказал, что тебе нет необходимости умирать, — возвращаю я ему твёрдый взгляд.
— Но это же не надёжно? Как я могу быть хоть с кем-то, зная что маячит впереди?
— Совершенно уверен, что есть какая-то пословица или цитата в тему, что нельзя бояться жить своей жизнью. Даже невзирая на страшные обстоятельства. Во время войн у многих был подобный же выбор. И знаешь, в реальной жизни действовало всё с точностью наоборот — люди старались жить, быть счастливыми и дарить счастье своим любимым, сколько бы там времени им судьба ни отмерила. Если бы твои родители руководствовались твоей логикой, ты сам просто не появился бы на свет. Ведь это были времена разгара почти уже проигранной войны с Волдемортом. Да и многих иных твоих ровесников не существовало бы на этом свете. И была бы Гермиона одна против Малфоя с его бандой. Но ты есть, жив и сидишь напротив меня.
— Ладно, где-то ты накрутил и исказил. Не слишком убедительно.
— Попрошу Гермиону справку подготовить, и уж она-то сможет тебя убедить, — от моих слов он наконец слегка улыбается. — Если серьёзно, ты спятишь, если будешь сосредоточен только на своей предполагаемой судьбе. И будешь, как ты любишь, только переживать, а не думать. Стоит заниматься только одной насущной проблемой в конкретный момент времени. И начать с подготовки тебя к первому заданию, какое бы оно ни было.
— У меня не будет слишком много времени для девушек в этом случае — занят буду слишком, — хмурится он.
— Ерунда! Ты уже проводишь кучу времени с Гермионой.
— Угу. Но это всё дела школьные или что-то подобное. Ты сам знаешь.
— Эй. Я же клёво смываюсь, когда надо дать вам время побыть вдвоём.
— Это же Гермиона, Уильям! — закатывает глаза Гарри.
— Да-да, она, это точно, — опять кривляюсь.
— Ты злой. Я... даже не знаю, смогу ли думать о ней вот так. Как будто ощущаю, что я не должен так делать.
— Ну, тебе и не надо делать что-то по-другому. Это был бы безошибочный путь к неловкости для вас обоих. Веди себя как обычно. И если случится, что заметишь возможность, просто слегка склонись в том направлении...
— Я не могу так поступить! — резко прерывает он меня, потом мотает головой. — Думаю, ты на меня плохо влияешь, Уильям.
— Ну вот, вы с Гермионой и думаете одинаково, — скалюсь я.
— Надо перестать болтать с тобой, — фыркает он, потом оглядывает меня с серьёзным выражением лица. — Я ещё не говорил тебе, так вот — спасибо за всё, что ты рассказал и сделал для меня. Я очень тебе признателен.
— Нет проблем, Гарри. Просто это то, что любой друг сделает, я думаю.
— Не просто любой друг, — мотает он головой. — Ты хороший друг, Уильям.
— Тогда хорошие друзья.
— Да, хорошие друзья, — решительно кивает он. Потом поворачивается и занимает себя подготовкой ко сну. Когда мы оба уже готовы забраться по кроватям, он откашливается. — Кстати, меня правда в дрожь бросает, как это ты знаешь про Молнию и всё остальное.
— Извини за это, — говорю, но потом бормочу. — Должен признать, что у меня самого от этого тоже мурашки по коже.
— Что?
— Ничего. Спокойной ночи, Гарри.
— Спокойной ночи, Уильям.
* * *
Если бы мне в-целом не было так плохо, то к обстановке в оранжерее можно было бы отнестись с юмором, а то и повеселиться от души. Конечно, главное блюдо — ненавидящие взгляды хаффлпаффцев: Гарри покусился на славу их факультета. Даже Спраут их явно поддерживает. Некоторые из гриффиндорцев также бросают недружелюбные взгляды в ответ. Рон волком глядит на всех. И на закуску, ещё и Гермиона бросает на меня взгляды поверх головы Гарри.
— Хорошо, что взгляды не убивают... Ещё эти скачущие луковицы: они сами должны пересаживаться, если жить хотят. Мы что, серьёзно собираемся бить рекорд Хогвартса по количеству пронзительных взглядов за один класс?
Гарри хрюкает, а на меня направляются ещё несколько "лазеров".
— Привыкнешь, — пожимает он плечами.
Я помню о его ощущении подавленности от всеобщего презрения между объявлением имён участников и первым заданием. Так что нынешнее его вполне нормальное поведение ободряет. Подсмотрев за Невиллом, я заимствую пару его уловок, и мы завершаем урок вполне удовлетворительно. Если не обращать внимания на сосредоточенных на нас взглядах.
И конечно Гермиона пытается сделать ноги.
— Гермиона, постой! — зову я во время забега вслед, а Гарри повторяет моё упражнение. Мы поднимаемся вместе с ней. — Лёгкая пробежка по утрам — не такой уж плохой вклад в твою подготовку, Гарри. Молодец, Гермиона, соображаешь!
— Ургх! Вы несносны! — рычит она, но скорость снижает.
Меня так и подмывает пошутить, но сказать "считаю, что правильное слово для нас — милые" — значит заполучить ещё один болезненный тычок в плечо. И только в случае везения. Поэтому перехожу на серьёзный тон.
— Послушай, Гермиона. Прости за вчерашний вечер.
— И за что ты извиняешься? — её тон даёт понять, что извиняться надо за всё.
— Я... не хотел рассердить тебя. Мне не по себе, когда ты на меня обижаешься.
— Ладно, — искренность в моём голосе немного охлаждает её пыл. — Тогда ты действительно должен наслаждаться своей паршивостью, — вот так, строго, кратко и ёмко.
— Давай мы... немного прогульнёмся и поговорим об этом?
— Хорошо. Ну, что там у тебя? — вздыхает она.
— Может я вас, ребята, попозже встречу? — предлагает Гарри.
— Нет, это то, что мы с тобой вчера вечером обсуждали.
У Гарри округляются глаза. Гермиона сжимает челюсть до желваков, но молчит. Двигаемся к озеру, под прямым углом к дороге в замок. Идём примерно минуту, прежде чем я начинаю говорить.
— Что из того, что я сказал, так рассердило тебя?
— Ты сам знаешь, — фыркает Гермиона.
— Думаю, понимаю, — киваю. — Но считаю, что произошло недопонимание.
Она молчит, только ещё сильнее сжимает зубы. Вздыхаю и продолжаю.
