Его передёргивает, то ли от мысли, то ли эффект от пыточного, не знаю.
— А что мне делать? Я не могу позволить тебе лезть во всё это!
— Успокойся, ты не можешь ничего изменить, — морщусь я.
— Не могу же я просто сидеть и ничего не делать, когда ты рискуешь всем!
А если подумать? Может ему что-то поручить? Задействовать как резерв на разоблачение Хмури-самозванца? Не в его состоянии. Отрицательно кручу головой.
— Прости, Седрик. Возвращайся, полечись, поцелуй свою девушку, обними отца. При удаче я навещу тебя утром, и ты сможешь надрать мне задницу. — Опять морщусь. — Если от неё что-то останется после Гарри, Гермионы и Дафны.
— Они не знают?
Мотаю головой и от избытка чувств с невесёлой усмешкой прищёлкиваю языком.
— Ты думаешь хоть кто-то из них позволил бы мне крутить всё в одиночку? Я до сих пор в диком изумлении, что забрался так далеко. — Это точно, особенно глядя назад, когда меня едва не раскалывали Гермиона и Дафна... Мне везло.
Мы оба дёргаем головами в направлении слабого шороха, но ничего не появляется.
— Тебе наверное стоит послать искры для меня. Ты не сохранишь много магии, если появится ещё одна тварь.
Верно, я не могу позволить ему самому послать их. Пусть и призрачный, но есть шанс, что он попытается устроить глупость и задержать меня. Не давая себе задуматься, создаю те же искры, что Седрик посылал для Виктора. С интервалом в пару секунд, дважды, для уверенности, посылаю свой сигнал — три разноцветные искры, скорее даже сигнальные ракеты. До Седрика доходит — жаль нельзя его уморительную гримасу сфоткать.
— Ты колдовал молча и без палочки! А говорили, что на втором задании тебе просто повезло.
— Не стоит петь осанну и кричать на всех углах, просто это — моё единственное преимущество.
Я жду у кубка. Седрик в смятении — никак не может понять и принять происходящее. Открывает рот что-то сказать, но пара фигур на мётлах отвлекают его.
Вздрагиваю, не успев утихомирить себя заранее.
— Заставь их прочитать записки, Седрик, — бросаю ему палочку. Ещё до того, как он её ловит, хватаюсь за ручку кубка и чувствую резкий рывок в животе пониже пупка. Мелькает мысль, что путешествия с портключом становятся понятней — именно там располагается моя магия.
Меня кувыркает сквозь нечто, где проходят пути внепространственного перемещения, и в итоге я растягиваюсь на земле, едва избежав углов мраморных надгробий. Это было бы плохо. Сидя, я отряхиваюсь и оглядываюсь, но не вижу никого. Тогда внимательно прислушиваюсь, но на кладбище тихо кроме едва уловимого шелеста листвы в деревьях вокруг него. Встаю и чувствую в сердце укол опасения, что какое-то моё изменение разрушило капкан. Но чу, что-то скребёт и шуршит, двигаясь к центру кладбища, и немедленно мои глаза привлекает источник звука — фигура в наглухо надвинутом капюшоне.
Иррациональное чувство облегчения быстро подавляется ожидаемым и более обоснованным парализующим ужасом. Не успеваю вытащить палочку, когда фигура наставляет на меня свою:
— Ступефай!
Я могу создать щит и, возможно, побить Хвоста, но от приближения красной массы закрученной энергии я ощущаю лишь удовлетворение, что не буду находится в сознании во время следующего акта.
* * *
Жар от острой боли в руке заставляет меня очнуться в достаточной мере, чтобы рассмотреть туманную, но всё равно омерзительную рожу Питера Питегрю с блистающими безумием глазами и дёргающимися от страха другими частями лица. Непроизвольный крик вырывается из горла перед тем, как я успеваю стиснуть зубы на дёргающую боль из сочащейся кровью раны. Боль обостряет мысли, и я ощущаю себя всё ещё в теле Гарри, а значит был без сознания меньше часа. Это неудивительно, ведь никто больше тоже не появился... Факт, одновременно успокаивающий и пугающий.
— К-кровь врага... силой взятая... ты... воскресишь своего недруга. — Петигрю скрипит сжатыми зубами, когда держит пузырёк у моей руки, набирая в него вытекающую кровь. Отстранённо размышляю, что долг жизни Гарри не должен так сильно на него воздействовать. И вижу обрубок вместо кисти его правой руки. О, это, наверное, больно.
Трусливый прислужник пятится к котлу, прижимая культю к телу. Спешно опорожнив мою кровь в котёл, он падает рядом с ним. Перевожу взгляд на кипящую жидкость в момент превращения в серебристо-белую, начавшую раскалённым маслом шкворчать, шипеть и выплёскиваться через край на окружающую траву. Писк Хвоста при попадании жгучего содержимого, прекращает его хныкающие поскуливания, и он откатывается от котла. Лёгкие струйки дыма от разлетевшихся капель быстро перестают быть различимыми, когда содержимое котла перестаёт светиться и начинает испускать белесый туман. Напрягая глаза, вижу тёмную тень в тумане, постепенно обретающую плотность. Тень осветляется и становится материальной. Видна натянутая на позвоночник, рёбра и круглый череп бледная кожа. Оказаться лицом к лицу с пугающе могущественным Тёмным Лордом-садистом даже в теории хреново, но вид его тела возносит ужас на иную ступень.
— Одень меня, — скрипучие слова раздражённо вылетают изо рта твари.
Петигрю ноет. Но остается неожиданно безнаказанным со стороны Риддла. Скорее всего он просто наслаждается хоть чьим-то страхом перед ним. Но, конечно, такое вот хныканье надоест ужасно быстро. Как ни странно, звуки подпитывают мою собственную смелость, сколько бы её ни осталось.
Скелетообразная фигура вытягивает руки перед собой, очевидно изучая своё новое тело, а затем, шагнув из котла, поворачивается ко мне. Светящиеся красные глаза и щёлки для дыхания пугают гораздо сильнее в натуре, и вся моя храбрость в очередной раз прощально машет ручкой. Не рискую меряться взглядами, ведь Риддл как минимум на уровне Дамблдора в легилименции. Вместо этого я гримасничаю — что не слишком сложно, учитывая пульсирующую боль открытой раны — и смотрю на свою привязанную кисть. Притворно дёргаю верёвки, надеясь,что психопат поторопиться призвать упивающихся смертью до появления подмоги. Конечно, я сказал им повременить до окончания массовой аппарации в Литтл Хэнглтон, но будут ли они меня на самом деле слушать? Надеюсь на Амелию и на убедительность Сьюзан. Кнут намёка на Риту Скитер, которую я тоже припахал, может поспособствовать сообразительности и расторопности аврората.
В конечном итоге, краем глаза я наблюдаю его облачение и получение пепельно-белой палочки от Хвоста. Он наставляет её на хныкающего труса и кидает его прямо к надгробью, к которому я привязан. Когда Питер начинает громко плакать, Риддл разражается безжалостным смехом. Наконец Питегрю между всхлипами умудряется выдавить из себя несколько слов.
— Мой господин... мой господин, вы обещали... вы дали обещание...
— Вытяни руку, — говорит змееподобная тварь, почти лениво. Похоже, он в хорошем настроении.
— О, мастер, — захлёбывается от облегчения отвратительная крыса, вытягивая культю. — Благодарю вас, мастер...
— Другую руку, Хвост.
Моё сердце бешено стучит в груди, тому есть сразу две причины. Первая, после этого обмена фразами я наконец убеждаюсь, что практически всё идёт пока по плану. И вторая, упрямо прилегавший к земле туман рассеивается, и медленно скользящие кольца Нагини появляются в зоне видимости первый раз. Приходится мысленно обуздывать себя от желания уничтожить её немедленно, ведь мои путы магии не помеха. Рано, всё ещё слишком рано. Когда я отрываю взгляд от самой важной мишени, Хвост падает на землю и опять начинает хныкать, а тёмная метка на его предплечье видна гораздо отчётливей. Волдеморт опять смотрит на меня и начинает выбалтывать историю про своего маггловского отца и смерть матери. Тем временем я избегаю смотреть на него прямо, либо претендуя на борьбу с верёвками, либо просто ища взглядом среди могил прибывающих по вызову Риддла.
Действительно, хлопки аппараций начинают отдаваться эхом на кладбище, немедленно начав давить мне на нервы. Нагини уползает за пределы видимости, поэтому я стараюсь вести себя спокойно, пока Волдеморт продолжает свой монолог, но уже на другую тему и для других слушателей. Он тупо отчитывает своих сторонников прямо у меня на глазах, а я счастлив его глупости. Я помню, что в какой-то момент змеелицый ублюдок собирается применить ко мне пыточное проклятие, но если он протянет до момента срабатывания ловушки, то флаг ему в руки и барабан на шею.
Этот гад, наконец-то дорвавшись до почтенно внемлющей аудитории, всё заливается и заливается соловьём, красноречием уже превзойдя и фильм, и книгу. Он проходит по кругу, размышляя вслух об их местопребывании и наказывая по своему усмотрению. Тут Малфой, как ни странно, действительно спрашивает как он жил!.. Устав от болтовни, я всерьёз рассматриваю идею освободиться самому и начать шоу.
— Его мать оставила на нём следы своего самопожертвования... Это старая магия, я должен был помнить и безрассудно не обратил внимания... но неважно. — Он поворачивается ко мне и, коварно улыбаясь, театрально перемещается ко мне с выставленным пальцем. — Теперь я могу до него дотронуться.
— Ты не тронешь его, — мощный голос Альбуса Дамблдора эхом проносится по кладбищу. Звук резко останавливает Волдеморта, красные глаза сужаются, глядя правее и слегка позади меня, а сам он злобно шипит. Ближайшие к тому направлению упивающиеся разворачиваются лицом к Дамблдору и пятятся. Повернув как можно сильнее голову туда, я вижу группу людей осторожно продвигающихся ближе, одновременно расходясь для свободы действий в бою. Хотя мой взгляд закрывают надгробия, да и зрение Гарри слабовато, но я узнаю Дамблдора, МакГоннагал и, вот это неожиданность, Снейпа. Хотя я знаю, что их побольше.
— Ты дурак, старик, что пришёл сюда сегодня, — шипит Риддл, но всё-таки отходит к своим последователям. — Хотя я должен поблагодарить тебя, что привёл моих слуг. Северус...
Мастер зелий даже не дёргается присоединиться к нему.
— Ты не должен был даже пробовать убить Лили Поттер, — как будто говорит не с Тёмным Лордом, а с проштрафимся учеником.
Я слышу голос, от которого кровь стынет в жилах.
— Авада Кедавра!
Это рык Хмури. Болезненно-зелёный свет медленно вспыхивает перед лицом поражённых профессоров, направляясь к Снейпу, чьи глаза ищут источник проклятья, а тело уже реагирует, падая на землю в сторону от траектории.
Как такое могло случится? Почему его не остановили и не оставили в Ховартсе? Дафна должна была поменять его оборотку, но даже в случае невозможности или неудачи она должна была кое-кому всё рассказать, и Крауч всё равно должен был быть остановлен. Я практически уверен, что в обеих записках Невилла — одна для его бабушки и одна для мадам Боунс, упоминался самозванец! Абсолютно точно было в записке его бабушке, ведь именно Крауч довёл её сына с женой до сумасшествия. Что же случилось? Внезапно мозг сам по себе вытаскивает на поверхность все мои разговоры с Дафной.
Это трусость если хочешь быть уверенным в безопасности своей семьи?
Упивающиеся Смертью снова зашевелились. Кубок Мира был только началом, сказал он, они будут действовать отчаяннее. Поэтому, явный выбор стороны — либо глупость, либо мудрость... и будет глупостью не использовать дурость других нам на пользу.
Ни один достойный слизеринец не может позволить тебе ускользнуть, не выведав как можно большее количество твоих секретов.
Как наяву вижу её лицо, когда она делает каждое заявление, льдисто-голубые глаза холодны и расчётливы. Не может быть!
— Давай представим, что я — слизеринец, и поставь себя на моё место. В первую очередь мне стоит заподозрить, что весь твой подход — хитрая уловка для выдаивания тайн? Не ожидала бы от меня неких шагов, позволяющих мне убедиться, что даже если ты используешь меня для достижения собственных целей, эти цели совпадают или не противоречат моим?
— Не надо всех слизеринцев под одну гребёнку! — и взгляд, глаза в глаза.
— Нет, конечно, — фыркаю я. — Не у всех хватит мозгов даже сформулировать задачу. Но у тебя-то их достаточно. Не будет ли крайне глупо с моей стороны не рассмотреть проблему под таким углом?
Она не отрицала. Что я наделал? Как же глуп я был доверяя полной незнакомке, чья личность известна мне только по фанфикам? Но...
— Тогда кто я для тебя? Как повлияет на твоё счастье моё исчезновение?
— Если оно станет результатом непосредственно моих действий, то очень сильно.
— А если оно не будет прямым следствием... — замолкнув, позволяю ей закончить мысль.
— ... я всё равно буду несчастлива, — отводя взгляд, говорит она.
Было это всё хитростью? Чувства и эмоции в её глазах, могла она подделать их? Вспоминаю лицо Гермионы.
Она боится за тебя, Уильям. Может даже не меньше, чем я. Если это было незаметно раньше, то теперь очевидно.
Если она обманула меня, то и Гермиону тоже могла. Так?
Вдруг моей щеке становится горячо, а я вижу небо в алмазах. Она дала мне пощёчину! Только начинаю поднимать руку потрогать место удара, как она двумя руками притягивает моё лицо к своему. Туда, где её губы уверенно встречают мои. Я поражён и буквально поглощён целым вихрем не поддающихся осознанию эмоций и чувств, что до сознания понимание, что мы целуемся, доходит только в момент окончания, когда девушка отстраняется от меня. Я впервые вижу слёзы в глазах Снежной Королевы Слизерина.
Не могу поверить, что всё было фальшью... она не могла! А потом я вспоминаю содержание и одну фразу из последнего разговора.
Всё равно будут мои родители.
Вспоминаю образ её отца, когда он вошёл в личную библиотеку, его холодный буравящий взгляд. Все разговоры про нейтральность семьи Гринграсс вспыхивают в памяти, и всё становится на свои места.
Её отец.
С этой мыслью время возобновляет ход, и Снейп падает живой, очевидно на волосок разминувшись со смертельным проклятием. В доли секунды Крауч оглушён, разоружён и привязан к ближайшему надгробию Дамблдором.
Снова Волдеморт откидывает голову назад, и я опять слышу бессердечный смех.
— И это все, кого может собрать великий Альбус Дамблдор... несколько школьных учителей, и даже из них — один мой под маскировкой.
— Не только, — звучит другой голос из-за спины Дамблдора. Сириус выходит вместе с Ремусом, в них нет ни единого намёка на весёлость Мародёров. Артур и Билл Уизли очевидно присоединились к ним, поскольку появляются рядом с Ремусом. — Ты освободишь моего крестника, — командным голосом добавляет он.
Краем глаза замечаю напряжение в позе Снейпа, но он не отводит глаз от более серьёзной угрозы.
— Мы всё равно превосходим вас в числе больше, чем в два раза, — продолжает насмешничать Волдеморт. — Кто-то из вас надеется выбраться отсюда живым?
Повернув голову посмотреть на хвастливого Тёмного Лорда, я замечаю Нагини слева от меня, ближе к Риддлу, уползающую от пришельцев. Не могу позволить ей уйти.
Дьявологонь не требует громадных сил или умения для вызова. Силы и концентрация нужны для контроля. Поэтому, когда я выпускаю энергии не больше, чем на обычное для Гермионы редукто, пламенная львица выскакивает из моей ладони, во мгновение ока покрывает расстояние между мной и Нагини и заключает массивного питона в воющую и рычащую оргию уничтожения. Вопль ярости то ли от Волдеморта, то ли от его крестража — или от обоих сразу — предшествует потопу из палочки маньяка, который погребает дьявологонь до того, как тот станет неуправляемым. Но ущерб непоправим. Змеи больше нет, разве что в виде кучки пепла и золы, смытых призванной водой. Теперь уже невозможно отделить её остатки от остатков растений, неудачно пустивших корни в том месте. Ещё до того, как гаснет пламя, я ловлю блик его отражения из-за надгробий левее и ближе ко мне, чем место смерти змеи.
