Просто Иван

Бойцы дневавшие поодаль на лапнике, и слышавшие эти слова, засмеялись а Марк, приподнявшись, опираясь на локти сквозь смех поинтересовался:

— А перчатки зачем? Неужто брезгуешь?

— Нет. Просто не желаю этим чубатым дермом замараться.

Несмотря на то, что шутки были грубыми — топорными, новый взрыв хохота разнёсся по лесу, а старшина, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, пробурчал:

— Хватит ржать как кони — иначе лешака разбудите. Лучше вот, взвара попейте. Покуда вы дрыхли, я кое-чего по округе насобирал.

-Товарищ старшина, а картошечка с хлебцем остались? — Немного морщась, поинтересовался Петренко.

— Немного осталась, голубь ты мой сизокрылый. А зараз, мы все только похлебаем моего взварчика, да по лесу потопаем — для лучшего нагула аппетиту. А когда придёт время, тоды я вас всех и кортоплей, и хлебцем в досыт попотчую.

Отряд из десяти бойцов уже давно съел почти все трофейные продукты. Только хозяйственный старшина придерживал на НЗ пару банок консервированных сосисок, да завёрнутые в расшитый платок десяток печёных картофелин, и небольшой ломоть хлеба. Вчера они были возле одной из деревень: так ходивший в разведку Хватов принёс из селения этот спешно собранный узелок.

— Представляешь Ваня, — возмущённо рассказывал Игнат, машинально разглаживая своей огромной мозолистой ладонью, коротко стриженые волосы на голове, — подхожу я значит к ближней от леса хате. А хозяйка то, как только выглянула на стук, да как увидела меня, так сразу и запричитала: "Иди мил человек отсюда, нечего тебе на мой двор беду кликать. Иди отсель служивый, подобру-поздорову. Немцы пообещали сурово наказывать тех, кто будет окруженцев привечать‟. — И от карга´ старая, представляешь, со стуком захлопнула перед моим носом дверь — за малым ею мой лоб не расшибла. Зато в другом доме, чернявая молодка как меня завидела, так в раз пустила бабью горючую слезу, запричитала что-то малопонятной скороговоркой — мол подожди касатик, и вот какой узелок снеди¹ᴼ вынесла. А так, в деревеньке немцев нет. Эти гады на днях здесь побывали. Застращали народ; пограбили по дворам; назначили из местных старосту и убыли с награбленной провизией восвояси.

Несмотря ни на что, небольшому отряду везло. Они не натыкались на засады или крупные патрули — поэтому больше не несли потерь. Правда несколько раз устраивали обстрел немецких маршевых колонн: старшина отстреливал офицеров, и мощных коней, везущих на телегах боеприпасы. Как он говорил: — "Коней то оно конечно жаль, но чем дольше немчура будет вести до своих позиций обоз, тем легче нашему солдату на фронте держать оборону‟. — В этом его поддерживали все бойцы. Но по общему уговору, вели огонь недолго и начинали отход ещё до того, как враг успевал опомниться. Поэтому носимый с собой боезапас быстро таял, а пополнять его было неоткуда. По этой же причине — расстреляв всё до железки, были разобраны и раскиданы по лесу оба немецких пулемёта. А отряд всё шёл и шёл к Черемхе — точнее по независимым от бойцов причинам уже просто на восток. Приходилось постоянно искать обходные пути, то из-за блокпостов, то ещё чего либо, но неизменно отклоняясь южнее.

После очередного изматывающего ночного перехода, — когда подираясь через непроглядный подлесок приходилось постоянно прислушиваться, не слышна ли поблизости иноземная речь, замирая, при любом подозрительном звуке. Люди еле передвигая ноги, вышли к опушке леса, и болота, где и собирались остановиться на днёвку. Солнце уже давно взошло на небосклон — его лучи обильно проходили через редкие кроны тонкоствольных деревьев. Здесь поблизости от топи, все деревца были хилыми и в обилии валялся трухлявый валежник. Старшина только закончил давать распоряжения своим подчинённым и, чавкая по сырой земле своими — некогда щеголеватыми, а сейчас раскисшими, и потерявшими форму сапогами, отмахиваясь от мошкары, подошёл к Непомнящему. Который как его самый прилежный ученик, нарубил лапник, и постелив поверх него трофейную накидку уселся на получившуюся "перину‟, старательно изучая карту.

— Ну что Ванюша, а сейчас удалось вычислить наше местоположение?

Иван, не отрываясь от уже изрядно потёртого листа, рассеяно кивнул и, как будто отвлёкшись от недобрых мыслей, посмотрел на Дзюбу:

— Найти то нашёл — привязался по недавно пройдённой развилке, оврагу и этому болоту: да только выходит, что мы сильно отклонились от намеченной цели. И ещё, обрати внимание, какая тишина ни единого отголоска боевых действий. Даже зверьё успокоилось.

Как будто в опровержение его слов, неподалёку прозвучала относительно долгая череда сильно приглушённых лесом винтовочных выстрелов. Все бодрствующие бойцы всполошились и взяли на прицел то направление, откуда прозвучали эти оружейные хлопки. Встрепенулись и двое счастливчиков успевших смежить веки.

— Что, где то рядом стреляли? — До конца не высвободившись от чар послесонья, пробубнил Игнат: по недавно приобретённой всеми привычке, беря винтовку наизготовку ещё до того, как успел осознать, что к чему.

Не думая ни о чём, повинуясь эмоциям, или ещё чему либо, Иван поднялся со своего лежака. Сложил изучаемую им карту, спрятав её в полевой планшет. Ваня быстро скрутил накидку — спрятав её в свой опустевший сидор; подхватил свою мосинку, снял её с предохранителя. И прислушивавшись к наступившей тишине, коротко "бросил‟ — обращаясь сразу ко всем:

— За мной! Живо!

Люди привыкли, что последних несколько дней именно Непомнящий выбирает и указывает, куда и когда идти — Григорий Иванович самоустранился от этого, мотивируя это тем, что он не может читать написанные на чужом языке названия населённых пунктов, и рек. Да и вообще, редко перечил Непомнящему — и то, делал это так чтобы не слышали другие бойцы. Поэтому Ивану повиновались все.

На окраину леса где хозяйничали оккупанты, пробирались с большой осторожностью. И то, что из-за деревьев увидели бойцы, вызвало у всех шок: на мощной ветке одиноко стоящей возле леса берёзы, низкорослый, худощавый немец забравшись на толстый и длинный сук, и привязывал вторую петлю. В первой уже покачивалась короткостриженая девушка: её чёрные кудри трепал ленивый ветерок, шея была неестественно вытянута, а голова имела неестественный наклон. Некогда красивое молодое лицо почернело, отекло, и как показалось Ивану, из покрасневших от прильнувшей крови глаз, продолжали катиться слёзы. Повешенная была одета в гимнастёрку и полевые галифе — сапоги и ремень отсутствовали.

Почти под привязываемой к дереву второй петлёй, стояла ещё одна приговорённая к казни девчонка. — Она, несмотря на связанные за спиной руки, старалась держаться гордо и независимо. Её немного округлое личико имело следы свежих побоев, и большие серые глаза, выражали полное презрение, и неизмеримую ненависть к своим палачам. Которые почему-то решили, что определение комбатанта на вешаемых ими людей не распространяется. Этими не людьми, забывшими про Гаагскую конвенцию, были один щеголеватый офицер и два долговязых унтера без портупеи: которые топтались немного поодаль от ожидавшей казни девушки, весело смеялись, указывали на уже казнённую ими советскую военнослужащую, и что-то громко обсуждали на своём ломанном, лающем языке.

Левее этой группы палачей — почти рядом с бойцами наблюдающими за этим безобразием из зарослей молодого подлеска, была пулемётная точка. Её расчёт, временами косясь любопытствующими взглядами в сторону берёзы, держал под прицелом группу, состоящую из двух красноармейцев без ремней и пяти разномастно одетых гражданских. Пленные солдаты аккуратно изымали из земли мины. Ползая вокруг двух подбитых БТР и одного маленького пулемётного танка, а мужички, предварительно опасливо крестясь, относили их в сторону и складывали в кучу. Каждый раз, перед тем как взять очередную "коробку‟, они зажмуривали глаза, а поднимая её с земли, на мгновенье затаивали дыхание и замирали.

Как заметил Дзюба, здесь работала немецкая трофейная команда. Только откуда среди них появились советские военнопленные и местные жители, он не мог понять. А раздумывать по этому поводу, не было времени.

— Григорий, надо сперва взять в ножи пулемётчиков, а затем мы и остальных положим. Я займусь теми, кто решил, что может безнаказанно вешать наших девчат. А ты и Розенблюм, исполосуйте из захваченного пулемёта тех, кто охраняет собранное вооружение и стережёт сапёрную команду — Тихо, на самое ухо прошептал Непомнящий.

Дзюба, соглашаясь, кивнул, настоятельно всунул в руки Ивану свою винтовку и жестами объяснил залёгшему неподалёку Марику, что тот по сигналу бежит с ним к пулемёту и открывает из него огонь по скоплению отдыхающих немцев. А затем, немного привстал и, вжик — вжик: мастерски метнул две финки в спины пулемётчиков. После чего рванул, как будто его, в спину, толкнула освобождённая от давления пружина и побежал к осиротевшему MG. На счастье, их наглую перебежку никто из фашистов не заметил.

Выждав, когда старшина и Розенблюм займут места за захваченным пулемётом и изготовятся к стрельбе, Иван плавно нажал на спуск любимого Дзюбиного СВТ. Пах — пах — пах— пах — почти без интервала отстрелялся Непомнящий. Отчётливо был слышен только первый его выстрел, остальные утонули в разразившемся пулемётном стрёкоте. А палачи — любители, по-видимому, не имеющие боевого опыта — растерялись, засуетились, так в метаниях, один за другим и полегли возле многострадальной берёзы. Также, рядом со своими палачами, лежала и спасённая девушка. В пользу того что она жива говорило то, что она несмотря на связанные руки старалась отползти подальше от своих мучителей. Неподалёку, залегли, но не шевелились и немецкие помощники.

Станковый MG, замолчал также неожиданно как и начал работать, а старшина, выхватив из кобуры свой ТТ жутко воя, помчался к тем, кто только что помогал фашистам снимать минное заграждение. А Иван, заподозрив в этих действиях боевого товарища неладное, помчался за ним следом. К слову будет сказано, что его опасения красноречиво подтвердились после того, как Григорий Иванович с разбегу пхнул ногой первого же лежащего на земле солдата и начал его избивать, вопя во всю глотку самые грязные ругательства.

— Встать сволочи .... Эти мрази, на ваших глазах советских девчонок вешают, а вы ... этим временем для этих фашистов минные поля снимаете?! Убью ...! Молитесь гады! ...

Оба солдата, и мужики были подавлены таким напором, и концентрацией агрессии, которую на них выплеснул старшина. Было жутко видеть, как взрослые мужчины испуганно жались к земле, а избиваемый солдат тщетно закрывался от побоев руками, только тихо постанывал, когда сапог Дзюбы с размаху, с глухим звуком врезался в его тело.

Но видимо Григорию этого показалось мало и он, направив на солдата свой пистолет выкрикнул:

— Встать сволочи! Коли стали иудами, то хоть сумейте принять смерть стоя — как положено мужчинам!

— Отставить, старшина! — Сам удивляясь своей наглости, скомандовал подбежавший следом за Григорием Иван.

К счастью лежащих на земле людей, старшина не открыл стрельбы, а всего лишь переводя пистолет с одного несчастного на другого, не оборачиваясь, поинтересовался:

— Ваня, а скажи ка мне братушка, почему я должен этих врагов народа жалеть?! Они надысь были бойцами РККА и советскими гражданами: а зараз нашему ворогу помогають!

Не зная что ответить на этот казалось простой вопрос, Непомнящий окинул взглядом людей которые с мольбой о пощаде смотрели на него, как на единственного человека решившего за них вступиться. Затем он осмотрелся по сторонам и, увидел аккуратные рядки извлечённых из земли мин, чему-то улыбнулся, с облегчением выдохнул, и стараясь сменить опасную тему, указал рукой на мины. После чего сказал:

— Смотри сколько у нас "добра‟: а вокруг немцы и дороги, те по которым эта сволота идёт как будто у себя дома. После чего ответь. Кто из нашего отряда умеет этим имуществом пользоваться? А?

Дзюба презрительно посмотрел на униженно лежащих у его ног сапёров, затем на уже извлечённые ими мины. И как-то слишком быстро, для человека несколько секунд назад охваченного неудержимой, кипучей яростью, проговорил абсолютно спокойным голосом:

— Так и быть — пусть пока поживут. Но смотри Иван Иванович, я за ними буду приглядывать. Если что не так, патрона ни на кого не пожалею. А что с этими будем делать? — Старшина кивнул в сторону замазанных землёй мужичков, двое из которых — самые молодые и похожие друг на друга как братья, беззвучно плакали, содрогаясь всем телом.

Снова возникла небольшая заминка, вызванная напряжёнными раздумьями. Ивану настолько не хотелось новых смертей, — от которых он уже успел порядком устать, что он лихорадочно перебирал разные варианты относительно пользы от сохранения жизни этих мужичков. В итоге он решил остановиться на том варианте, который первым пришёл ему на ум:

— Мы с тобою незнаем, каким образом эти люди здесь оказались. Вдруг их неволили? Да и пока мы будем здесь вести дорожную битву: нам нужна будет провизия, да и в рядом расположенных деревнях лишние глаза, и уши не помешают. Вот и начнём, прямо сейчас, с местным населением контакты налаживать.

— Да мы сюда не немцам помогать пришли. — Затараторил скороговоркой пожилой мужичок, чья чёрная с проседью окладистая борода начинала свой рост чуть ли не возле глубоко посаженных карих глаз. — Поверьте товарищи командиры. Здесь только что бои прошли, да и вы, тобишь РККА отступили — оставив нас на произвол судьбы. А оружие и боеприпасы остались на поле боя. Ну, мы и это... решили его подобрать да схоронить. Мало ли что. Вот хотя бы для охоты на зверя пригодится — когда он снова вернётся. Или если немцы сильно залютуют. Будет чем им ответить.

— И ты им веришь? — Шёпотом — чтобы слышал только Иван, поинтересовался старшина, по-прежнему держа под прицелом своего ТТ лежащих перед ним людей.

— А у нас другого выбора нет. Без поддержки местных, мы быстро с голоду подохнем. — Также тихо ответил Непомнящий.

— И что ты предлагаешь?

— Пусть помогут собрать всё необходимое для нас имущество, да сделать надёжные схроны. Это дело у них намного лучше, чем у нас получится. А в плату за услуги пусть заберут часть винтовок с боеприпасом, да инструмент, который здесь найдут. Все, что только может пригодиться в их хозяйстве.

— Только после того, как я лично отберу все, что может нам понадобиться. — Уточнил Дзюба: не сильно довольный тем, что придётся отдавать часть имущества, которое он уже считал своим.

— Разумеется.

Селяне и сапёры, слышавшие эти переговоры, начали успокаиваться, заулыбались, в глазах у людей которые недавно прощались с жизнью, затеплилась надежда: а один из молодых мужичков тихо и немного заискивающе залепетал:

— Спаси вас господь дядечки. Мы что, да мы вам с превеликой радостью поможем — даже с очень превеликой радостью.... Поверьте, я то всей душой за советскую власть..., а у меня дома ждёт молодая жинка, детки малые, их кормить надобно....

Смотря на всё ещё боявшихся встать людей и поняв, что Дзюба никого убивать не будет. Да и заподозрив, что помимо своей воли стал участником не очень приятного "спектакля‟ устроенного старшиной для воспитания сапёров и местных мужиков, Иван подумал: