Просто Иван

— Да не надо никого носить командир, у меня одна рука и ноги целы, вот я ему подсоблю, а ты только скомандуй! ...

Через несколько секунд, кто молча, а кто нет, солдаты подымались, и как могли, двигались к выходу. Не остался в стороне и Лёха: он встал и собирался уже идти, как его остановила уже знакомая ему тётка Оксана.

— Куда же ты пойдёшь сынок с такой срамотой то. ...

Алексей уже собирался ответить: — "Не могу спокойно здесь лежать, когда даже сильно калеченные ребята берутся за оружие‟! — Однако женщина продолжила говорить:

— ... Вчера как окончили бомбить, госпиталь то в интендантских складах решили развернуть. Вот здесь я тебе, и не только тебе, бельё подбирала, да и новую форму подшивала. Уж больно вы все моего сыночка Бодю напоминаете: может и ему сынку кто поможет. Так что одевайся и иди с богом — незачем своей срамотой белый свет пугать. ...

— Ой, спасибо тебе мать...

Женщина прикрыла своей сухощавой ладошкой рот Прохорчука — молчи мол и продолжила:

— ... Прости, не знала кто ты по званию, поэтому пришила простые красноармейские петлички — без эмблем. А как тебя хоть звать — величать касатик?

Эти слова подняли для Лёшки вопрос — вопросов: — "Кем мне здесь представляться и вообще, как безболезненнее легализоваться? Без всяких допросов с пристрастием и прочих приятностей ‟. — Однако, этот вопрос решился сам собой. Восприняв замешательство Алексея как проявление амнезии, женщина покачав головой проговорила:

— Ой, матерь божья, неужто тем взрывом у тебя память отшибло?

— Всё. Хватит тебе тётка Ксана впустую брехать. — Прервал женщину какой-то военный с перевязанной головой, его повязка наползала на левый глаз, отчего казалось, что она занимает большую часть головы раненного. — А то пока ты со своим Иваном непомнящим нагутаришся, мы уже без него немца до Берлина прогоним, да их Гитлеру в дом грача пустим².

— Ой. Тебе Дзюба, только бы зубоскалить. — Смутилась пожилая санитарка. — Парнишка которого ты Ваней назвал, неизвестно каким чудом почитай с того света выкарабкался: а тебе всё ...

— Успокойся старая, присмотрю я за твоим Ванькой! — Снова прервал слова женщины боец, и, не поворачиваясь к Прохорчуку скомандовал. — Ваня, даю минуту на сборы, и выдвигаемся: время пошло!

— Старшина, ты уж присмотри за ним! — Не унималась санитарка. — Это он перед вами храбрится: а контузия у него и в самом деле сильная была! Наш дохтор вообще говорил, что он не жилец на этом свете! ...

— Цыц старая. Бойся меня разозлить. Я сказал, присмотрю — знать так оно и будет!

Глава 3

Раненые выходили на позиции, некоторые еле передвигались по причине полученных ими ранений, они были покалечены но не сломлены. Вот и Алексей оказался среди них и двигался к позиции, на которой не так давно недавно побывал. Только сейчас, всё здесь выглядело совсем по-другому. Бетонные Доты были сильно повреждены — видимо в них неоднократно попадали тяжёлые бомбы, или мощные артиллерийские снаряды. Истерзанная земля напоминала Лунную поверхность с её частыми, глубокими кратерами, а некогда добротные окопы, отрытые на укреплённых валах, во многих местах были разорваны воронками и немногочисленные защитники, как могли, спешно их восстанавливали.

"Ну что стоишь как вкопанный, Ванюша? — голос Старшины Дзюбы, вывел Лёху из ступора вызванного увиденными разрушениями. — Пойдём оружие получать. А дальше, ты главное меня держись: тогда мы с тобой ещё на поминках ёкарного Бабая Гитлеровича потанцуем‟.

Прохорчук молча кивнул, и послушно побрёл к полуразрушенному кирпичному зданию, возле которого столпилось много народу. Там, возле уцелевшей стены стояла стопка деревянных ящиков, возле них возились несколько бойцов, выдавая раненым красноармейцам винтовки и патроны. Взяв винтовку, последние отходили в сторону; деловито осматривали выданную им трёхлинейку и, открыв затвор, начинали её заряжать. Очередь двигалась относительно быстро, так что когда Алексей подошёл к осунувшемуся солдату с впалыми воспалёнными от недосыпа глазами, тот молча — даже не глядя на него, протянул ему мосинку с уже примкнутым штыком.

— Давай пилотку. — Бесстрастно произнёс другой серый от усталости красноармеец, стоявший рядом с выдающим винтовки бойцом.

— Зачем? — Не понимая переспросил Лёшка.

— А стрелять ты чем будешь? Дурья ты башка. — Не зло огрызнулся воин.

Алексей, не обиделся на эти слова и торопливо сорвал с головы свой головной убор, и, перевернув, подставил её под руку сжимающую жменю патронов.

— Всем даём по десятку патронов: больше нет. — Пояснил красноармеец, Голос бойца звучал глухо, монотонно, устало, без каких либо эмоций, было заметно, что эта фраза, вылетала из его уст не единожды. — Береги их: не шмаляй в белый свет. Если что, бери оставшийся боеприпас у убитых. Следующий!

.

Отойдя в сторону, Прохорчук стал удивлённо рассматривать полученное им оружие. Стараясь вспомнить, как им пользовались красноармейцы из фильмов про войну. И стоял так до тех пор, пока за его спиной ни раздался голос старшины:

— Да паря, у тебя точно всю память отшибло. Совсем забыл матчасть, да? Ты свою винтовку даже с предохранителя снять не попробовал.

— А это где?

— Берёшь за эту фуську сзади, оттягиваешь её и вот так проворачиваешь. — Дзюба взял винтовку и стал проделывать с ней необходимые манипуляции, параллельно поясняя свои действия. — Открываешь затвор... Оп-па! Да ты Ванька у нас счастливчик.

Выбрасыватель винтовки вышвырнул целый патрон. Старшина быстро поднял упавший боеприпас, заглянул своим единственным смотрящим из-под повязки глазом в открытый затвор. Удивлённо покачал головой и присвистнул, затем, тихим заговорщицким голосом произнёс:

— Да тебе снаряжённая мосинка досталась Ванюша. Значит так. Вылетевший патрон мой — за обучение. Дай ка ещё патрончик.

Лёшка — он же, отныне благодаря старшине — Ваня, протянул пилотку. Дзюба с показным пафосом: двумя пальцами взял патрон и дозарядил его в винтовку.

— Ты товарищ Ванюша, свои патрончики в карманчик своих галифе переложи, так меньше шансов рассыпать их по окопчику. Держи свою пиф-паф и неспешно пошли ....

— Не смейте со мной так говорить! Я не какой-то там блаженный и не ребёнок! А то, не посмотрю на звание...

Рядом кто-то рассмеялся, но старшина, строго посмотрев на весельчака осадил того:

— Чего ты скалишься душная твоя душонка? Человеку контузией память отшибло: можно сказать, беда у него! А ты ржёшь как жеребец.

— Виноват товарищ старшина!

— Вот то-то, виноват! Не смей! ... А вот мне можно — земеля он мой! Ясно?! — и повернувшись к Алексею, обратился уже к нему. — Ну что? Пошли, Ванюша. Не понимают здесь наши тонкие натуры.

Отойдя подальше по окопам, убедившись что рядом никого нет, Дзюба не оборачиваясь проговорил:

— Не обижайся на меня Ванюша. Я когда сильно нервничаю, всегда так ёрничаю: с детства такой, за что часто бывал битым. А на Зимней войне это только усилилось...

Принося свои извинения старшина не оборачивался, и чего-то выискивая, внимательно смотрел себе под ноги. Находя, несколько раз он нагибался, чего-то подбирал со дна окопа, и продолжал шагать к выбранной им позиции. И подойдя к ней указал кивком головы:

— Ты Ванюша стой в этой ячейке, а я рядом буду. Вот твой сектор обстрела и он очень выгоден. — Старшина указал его границы рукой. — И главное не забудь, поглядывай и слушай меня. Да ещё вот что, держи обоймы и снаряди их патронами и положь их в подсуки: они помогут тебе поскорее перезаряжаться в бою.

С этими словами Дзюба протянул две железные скобы. А сам быстро снарядил свою пару, открыл затвор своей винтовки, вставил обойму и одним движением пальца вогнал все патроны в магазин.

— Всё понял?

— Так точно, товарищ старшина!

Старшина улыбнулся, посмотрел на вытянувшегося перед ним по стойке смирно молодого красноармейца и еле слышно, с какой-то тоской в голосе ответил:

— Вольно Ванюша, вольно. Не на плацу находимся.

Долго ждать немецкой атаки не пришлось. Вот только первой в бой ринулась не пихота. Неожиданно в небе появились стервятники с нанесёнными на крылья крестами: они завыли своими выворачивающими душу сиренами — выцеливая, куда можно скинуть свой смертоносный груз. В воздухе гудело, стрекотало, мелькающие хищные тени чего-то сбрасывали. А земля как живая дрожала от частых разрывов; на неё как из разверзшихся небесных хлябей полился железный дождь, выкашивая всех, до кого он только доставал, и от всего ужаса этого Алексей впал в панику. Молодой человек схватился обеими руками за голову; осел на дно окопа и заскулил как перепуганный щенок. Он даже не заметил, как перед ним возник Дзюба; не осознал, как тот схватил его одной рукой за грудки. Самообладание стало возвращаться после того, как голова несколько раз дёрнулась и щёки обожгла боль — это старшина отпустил серию весьма чувствительных пощёчин и спокойно, но громко проговорил: "Спокойно Ванюша, спокойно. Скоро всё это безобразие закончится, и мы с тобой тихо встанем, и будем вместе стрелять в акупантов. А будет в том необходимость, так мы его штыком и гранатой. Ясно? Штыком и гранатой. ...‟

Налёт окончился так же внезапно, как и начался. Вокруг наступила нереалистичная тишина, — которую казалось можно даже потрогать руками, а мерзкий, проникающий во все уголки сознания страх, сменился чувством обиды и ненависти: — "Гады! Сволочи! Это же надо, какого на меня ужаса нагнали! Не прощу‟! ... — Лёшка мысленно негодовал: никогда ранее он не считал себя трусом — а здесь...

Дзюба, видя что взятый им под опеку боец приходит в себя моча похлопал того по плечу и неспешно ушёл в свою ячейку окопа. А Прохорчук, испытывая смешанное чувство вины и ненависти, осмотрел свою винтовку на предмет повреждений, встал и с небольшой опаской выглянул за бруствер. Фашисты уже шли редкими шеренгами: чётко различалась их болотно-серая форма с нагрудными орлами, каски, винтовки. Лёха удивился: — "А где их вездесущие автоматы, в смысле пистолеты-пулемёты, из которых, если судить по кинофильмам, идя в наступление фрицы "поливают‟ позиции противника прямо от пояса ‟? — Ничего этого не было, и Алексей, передёрнув затвор, взял на прицел первого попавшегося фрица.

"Не спеши Ванюша. — Дзюба говорил негромко, но не услышать его было невозможно. — Дождёмся команды: иначе испугаешь их раньше времени и сам погибнешь — они все откроют огонь по одиночному стрелку. Ждём команды. Ждё-ё -ём‟.

Вот уже стало различаться лицо немца удерживаемого на прицеле: а приказа открыть огонь всё не было. Тянулась секунда за секундой, заставляя нервы натягиваться как струна. Обречённый немец оказался долговязым, светловолосым парнем, видимо боксёр нос был расплющен...

— Огонь!

Палец стал плавно стравливать слабину курка: однако ощутив сопротивление замер: Лёшка смотрел на своего немца и никак не мог заставить себя произвести выстрел.

"Ты что су... застыл?! Убью гада!‟ — Резкий оклик старшины снял неизвестно почему возникший блок и прогремел выстрел.

Фашист дёрнулся и упал навзничь. Дальнейший бой Алексей воспринимал как любимый им в своё время страйкбол. Он брал на прицел очередного фрица, задерживал дыхание, стрелял и снова передёргивал затвор. Целил в тех, кто залёг, или только собирался вставать для короткой перебежки и снова стрелял. После чего вновь повторял этот алгоритм движений снова и снова. Вот Прохорчук заметил немца, который усиленно размахивал руками — он явно отдавал своим подчинённым какие-то команды. Прицел, спуск ... немец никак не отреагировал. Лёха передёрнул затвор, прицелился и снова ничего. Парень опять открыл затвор и только сейчас заметил, что никакой экстракции гильзы не произошло. Пришлось лесть в карман, затем, вспомнив последнюю рекомендацию старшины, в подсумок и доставать обойму и.... К моменту, когда можно было продолжить стрельбу, унтер-офицер вермахта уже лежал, не подавая никаких признаков жизни.

Снова окинув взглядом поле боя, краем зрения Лёшка заметил две фигуры, которые выбивались из общего направления движения. Один из солдат вермахта бежал с пулемётом в руках, а другой семенил за ним по пятам, неся какие-то две коробки. Пока Алексей изготавливался, брал их на прицел, те достигли выбранной ими позиции и залегли под остовом обгоревшего, покрытого окалиной броневика.

"Ага гады! А я вас всё равно вижу. — пробубнил себе под нос Лёшка и, прицелившись, вогнал пулю под самый срез каски пулемётчика. — Опаньки! Готов‟.

Фриц дёрнул головой и уткнулся в землю лицом. Второй номер, не сразу поняв, что произошло, потряс своего друга за плечо: дав этим Алексею время необходимое для передёргивания затвора и второго прицельного выстрела.

Что-то тупо, но сильно ударило Леху в бок: — "Хык‟. — Вырвалось из его груди, и он упал. Не понимая, что произошло, парень постарался встать, но сделать это не получилось: кто-то, обхватив его корпус руками, прижимал к земле.

— Тише Ванюшка! Ты паря конечно молодец, только нельзя же так подставляться! — Чуть ли не кричал Дзюба, удерживая в прочном захвате Лёшку. — Я ведь обещал тётке Ксане за тобой присмотреть — а ты меня под монастырь подводишь! Нельзя так!

— А что случилось?

— Да тебя щегол, стрелок ты Ворошиловский, определили как снайпера и перенесли массированный огонь на тебя. А ты, олух царя небесного, свою башку подставляешь. Что, дополнительную дырю³ в лоб захотел? —

— Нет. Не хочу я никаких дырок.

— Тоды паря, почаще меняй позиции.

На этом странное нравоучение старшины закончилось — бой ещё не прекратился, и как подтверждение этому, в их окоп залетела немецкая граната: она ударилась о стену, и со стуком и шипением, упала прямо под ноги обоих бойцов. Дзюба среагировал мгновенно: он кинулся к ней и каким-то слитным, не объяснимым движением выбросил её обратно. Это невероятно, как всё было вовремя сделано: почти сразу, по ту сторону бруствера раздался испуганный крик:

— Алярм! Гранатен!

Раздался хлопок — правда не очень громкий и старшина, вскочив на ноги, произвёл пару выстрелов из неизвестно откуда появившимся в его руках ТТ. Тут же пригнулся и, даже не посмотрев на Лёху устремился к своей позиции.

— Ты Ванька больше меня не отвлекай, а-то вишь, что получается! ... — Он кричал это через плечо: удаляясь. — А если бы супостаты нам две, или три такие "колотушки‟ подбросили?! ... Да, Ваня ... ! Там справа от тебя ещё при бомбёжке бойца убило: так у него в винтовке и в нише для боеприпасов должны быть патроны, так ты их себе возьми! Пригодятся. ...

Было совершенно непонятно: -" Как старшина, имея всего лишь один зрячий глаз, умудрялся всё вокруг замечать?‟ — Поэтому Лёха подымаясь со дна траншеи, смотрел на Дзюбу в полном недоумении — впрочем, следующее движение старшины принесло ответ. Бывалый вояка: судя по его случайно оброненной фразе успевший поучаствовать в Финской войне, повернувшись в его сторону, старался что-то высмотреть. И дабы лучше рассмотреть то, что его заинтересовало, Дзюба задрал голову так, что было заметно, как из-под пропитанной кровью повязки, тонкой щёлочкой выглядывает его сильно заплывший глаз. Любоваться этой картиной было некогда, поэтому Лёха резво развернулся и побежал к соседней огневой позиции.