Просто Иван

Оберлейтенант, видимо так и не успел понять что произошло: немного шатнувшись, его тело упало как подрубленный столб. К офицеру немедленно кинулись двое солдат. Бац, бац. И они легли так, и не добежав. Перекат к убитому офицеру — его извлечённый, но так и не пущенный им в дело пистолет в руках у Ивана. Ещё два хлопка, уже по второй паре немецких пехотинцев спешащих на помощь к своему командиру. Впрочем, пистолетные выстрелы больше не были различимы на фоне трескотни и криков боя, возле телег застрекотали оба партизанских пулемёта. А внезапно "ожившие‟ бойцы, переодетые в одежду полицаев, также из позиции лёжа, стреляли из своих ППД короткими очередями. Может быть не все попадали в цель, но этого уже не исправить.

Впрочем, зачастил и немецкий пулемёт, установленный на кормовой аппарели бронетранспортёра. — Увить, увить — в опасной близости мерзко свистнули пули. Рядом с Непомнящим взвились пыльные фонтанчики от пуль. Всё внимание переносится на стрелка, ставшего за MG. Первый, спешный выстрел уходит в "молоко‟, зато второй, или быть может третий, оказался результативным: немец неестественно дёрнул головой и скрылся из виду. Через пару секунд, германская "газонокосилка‟ заработала снова. Пришлось снова отвлекаться на него и уже с первого выстрела ликвидировать очередного немца ставшего у пулемёта.

— Ромашов! Мухой в машину и чтобы оттуда огонь вёлся только по немцам! Прикройте его!

Василь как раз сменял диск на своём ДП, услышав команду, и не завершив начатое вскочил, и низко пригибаясь к земле, помчался к БТРу. За ним, что было неудивительно, метнулся Сёмка — за чьей спиной без дела болталась мосинка Ивана. Этот бой, Непомнящий, решил вести оружием, которое можно было носить скрытно, и винтовка под это определение не подходила. Пистолеты подходили больше, так как, внешне безоружный полицай, не воспринимался как потенциальная угроза. Когда бывший танкист исчез в недрах вражеской машины, Ивану послышалось что раздался выстрел и вскрик боли; юный проводник юркнул следом, но больше никаких выстрелов не прозвучало. Прошло несколько томительных секунд неизвестности, пока над бортом не появилась окровавленная голова угрюмого Ромашова, и пулемёт, поведя стволом, заработал уже по своим бывшим хозяевам. Выкашивая их ряды как косою.

Ответная стрельба немцев, так и не сумев организоваться начала стихать. И нужно было понимать, что долго так продолжаться не может. В любой момент можно ожидать подход подкрепления из мобильных групп, или найдётся тот человек, кто сумеет организовать оборону — шок от неожиданного нападения может пройти в любой момент.

— Отходим! — Стараясь перекричать стрельбу, закричал Иван. — Место сбора: отбитый бронетранспортёр!

Многие партизаны, не поняв, что имел в виду их командир, начали озираться. Но увидев, что в единственной на всю округу бронемашине находится Ромашов и не просто сидит в ней, а обильно потчует фрицев смертоносным свинцом, начали отход. Пока одни прикрывали огнём перемещение своих товарищей, другие взяв с телег свои сидоры, парами перебегали под защиту брони и уже оттуда продолжали вести огонь — всё как отрабатывали на изматывающих занятиях в лагере. Последним, подхватив с телеги свой вещмешок и свёрнутую компактной скаткой "кикимору‟, в Sd Kfz 250 забрался Непомнящий. Он запрыгнул под градом пуль бьющих по броне машины, держа в руке опустевший МР— 40, тот, который он поднял возле убитого в голову унтера. Ваня последний раз окинул поле боя взглядом и крикнул, убедился, что из его людей никто не остался на поле брани и подал команду:

— Всё! Трогай!

Машина взревела мощным двигателем и, как будто оживая, сбросив оцепенение, вздрогнула всем корпусом, и набирая скорость тронулась с места. Оказывается, Василь уже давно занял место водителя и ждал только команды для начала движения. Рядом с ним сидел Фёдор, который только что закончил спешную перевязку головы танкиста. Все остальные — кто мог держать оружие, отстреливались, и делали это до тех пор, пока бронетранспортёр не свернул на узкую просёлочную дорогу, и по его броне не перестали стучать пули.

Иван, оседая на бортовое сидение, обвёл усталым взглядом своих боевых товарищей, и повторно убедился, что на месте скоротечного сражения не осталось ни единого его человека все были рядом с ним. Впрочем, это не сильно радовало, так как в машине лежали двое его подчинённых, и они были мертвы. Третий — Григораш, лежал бледным как саван и часто: поверхностно дышал. Впрочем, ранения той или другой степени имели все без исключения.

— Василь, гони родной! — Перекрикивая рёв мотора, крикнул Иван. — Все остальные осматривают машину на предмет наличия в ней боеприпасов и провизии. Не забываем оказать первую помощь раненым!

Надрывно ревел двигатель, Ромашов слушая указания Сёмки, не жалея машину уходил в отрыв: пыля по ничем не приметным, узким лесным дорогам, часто меняя направление. Благо, полугусеничный вариант шасси, позволял не обращать внимания на состояние "грунтовки‟ и броневик, съезжая с накатанной колеи, шёл покачиваясь на сильных выбоинах и кочках. В такт этой качке, широко расставив ноги, пошатывался недавно рекрутированный Быков: он стоял у кормового пулемёта и наблюдал за дорогой — готовый в любую секунду открыть огонь по преследователям. Остальные люди, точнее сказать пассажиры бронированного чуда немецкого автопрома, спешно обыскивали все закоулки трофейного транспортного средства, копошась в недрах его кузова, как мураши в муравейнике, и признаться, были за это весьма щедро вознаграждены. Табак, трофейный пулемёт с большим запасом боеприпасов были не в счёт. Также, партизан впечатлили несколько газет — мгновенно растащенных и разодранных на обрывки для самокруток. В перечень удачных приобретений можно было добавить два ящика с гранатами-колотушками, ящик патронов к карабину, да прочие бесхитростные солдатские пожитки: такие как бритва, пара наручных часов... Каковы времена, такие и радости. А вот лично Ивана больше порадовали четыре санитарных подсумка из коричневой кожи, да пяток металлических медицинских коробок: если бы не белые круги с красными крестами, то их можно было попутать с коробками для пулемётных лент. То-то им обрадуется Настя. А вот с провизией было туго — совсем ничего.

— Эй Васька! Не тряси так сволочь! — Возмущённо выругался Фёдор: тряска мешала ему наложить повязку на левую руку, точнее сказать плечо Ивана. — Чай не дрова везёшь! Гад ты этакий!

Как ни старался вспомнить, но момент, когда пуля попала Непомнящему в трицепс, Ваня не смог — не до того было. Когда прорыв состоялся, и прошла горячность боя, он ощутил что ему больно шевелить рукой. Но продолжая вспоминать и анализировать события прошедшего боя, он не сильно обращал на это внимание. И когда Михеев почти на ухо прокричал:

— Командир, у тебя вся рука в крови! Он как капает! Дай гляну! ...

Вот тогда, Иван и почувствовал, что плечо не просто простреливало болью на любую попытку им пошевелить, ещё рану сильно щипало — видимо в неё попадал пот или ещё чего-то. И вот, когда обработка и перевязка были почти закончены, у Фёдора сдали нервы. Вот тогда, он и сорвался на Ромашова.

— Владимир Анатольевич, вы ведь у нас тоже водитель, так что смените Ромашова. — С того места где сидел Непомнящий ему было хорошо видно водительское место, и он прекрасно видел, каким бледным был танкист как он часто тряс головой и щурил глаза, было понятно, что ему как минимум, был срочно необходим отдых. — Только поживее: долго стоять на месте нам никак нельзя.

Броневик остановился слишком резко. Кто-то не удержался и упал, были и те, кто подтверждая закон инерции — больно приложился ... проще говоря, после такой остановки, все ругались знатно: на зависть портовым рабочим. Прошлись матом, начиная от родственников пресловутого водителя и особого мнения относительно навыков его вождения, заканчивая упоминаниями всех святых. Особенно в этом искусстве выстраивания нецензурных слово оборотов усердствовал Быков. Во время движения, бедолага стоял возле заднего люка, поэтому пролетел добрую половину десантного отсека и не расшибся только благодаря тому, что удачно на кого-то упал. А Ромашов, как ни в чём не бывало, пробубнил:

— И правда командир, замени меня. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, мо́чи нет терпеть такое. Могу в любой момент отключиться.

Стоянка немного затянулась, так как слева по движению, лес немного отступил, образуя некое подобие чистенькой полянки и было единодушно решено, пользуясь вынужденной остановкой, упокоить на ней своих убитых. Так что вскоре все те, кто сильно не страдал от ран, имеющимися в броневике лопатами выкопали могилу на троих погибших товарищей. Дело в том, что смертельно раненый Леонид Григораш почил через десять или пятнадцать минут после того, как отряд с боем вырвался из окружения. Пока копали могилу, Фёдор, он же в этом выходе и зам Ивана, и наскоро подготовленный Смирновой санитар, ещё раз проверил, всем ли нуждающимся в полном объёме была оказана необходимая помощь. Судя по его довольной мимике, благодаря которой у Ивана возникла ассоциация, что в этот момент, Михеев стал похож на кота, которому удалось безнаказанно полакомиться забытой на столе сметаной. В общем, судя по его блаженной улыбке, в помощи больше никто не нуждался.

— Ну что Федя, много у нас потерь? — Поинтересовался командир у своего подчинённого, когда тот повторно его осматривал и поморщился от весьма болезненного надавливания, вызвавшего боль, в весящей на перевязи руке.

— Трое погибли, а ранены все — без исключения: даже меня слегка задело. Слава богу, серьёзных ран больше ни у кого нет. — Вот только Ромашову нужно как можно больше лежать. Пуля чиркнула по голове: коробочку не пробила, но подозреваю, что всё окончилось сотрясением мозга. Наш малой проводник рассказывает, что когда он заглянул в БТР, то притаившийся в кузове немец, как раз собирался добить лежащего без сознания Ромашова. Ну а наш малец, с ходу приложил фашиста прикладом твоей винтовки. После чего привёл Ваську в чувства...

Видимо сообразив, что сболтнул лишнее, Фёдор стушевался — что было на него не похоже и, понизив голос проговорил:

— Только Иванович, ты это. Мальца то, шибко не ругай. Он знаешь как по этому поводу переживает, он видел как ты бережно относишься к своей мосинке. Вот и грызёт ногти в ожидании неизбежного нагоняя.

— Не переживай. Я его за то, что он спас жизнь своего боевого товарища даже поощрю.

Далее. Стоя над погребальным холмом, Иван, держа траурную речь, клятвенно пообещал, что смерть его боевых товарищей будет отомщена, и это не было пустыми и пафосными словами. Чувство, грызущее сердце и вопящее: — "Почему ты жив, а они нет?! Что ты сделал не так‟?! — Это чувство металось, терзало грудь, требуя выхода. А им, могла быть только месть тем, кто принёс войну на твою землю, как говорится — око, за око. И желательно, взыскать с виновных по этому счёту, с лихвой. Как бы не кричали либералы будущего о том, что призывы убить немецкого фашиста там, где ты его увидел антигуманны. Но те, якобы хорошие ребята, на своих штыках несли смерть и страдания — так что они о каком гуманизме к этой вооружённой своре не может быть и речи. Сострадание и прочее будет после: когда враг будет обезоружен, или обе стороны перестанут смотреть друг на друга через прицел. И не секундой ранее.

Снова мимо проплывают тени еле различимых в сумерках деревьев. Трофейная машина, урча прожорливым двигателем, неспешно едет по дороге. Время шло и вот в бак были перелиты всё найденное в нескольких канистрах топливо и когда оно закончится, то придётся бросать эту махину и продолжить дальнейший путь пешком.

-... Дядя Володя, вот скоро будет железнодорожная ветка Брест — Барановичи. Через неё мы всё равно не переедим. Придётся бросать нашу добычу и идти дальше пешком. Но там легче, там уже наш лес — родной.

— Хорошо паря, ты говори, говори: не останавливайся. — Сосредоточенно следя за дорогой, отвечал Быков. — Да главное, требуй чтобы я тебе отвечал: не приведи господь мне уснуть за баранкой.

Все остальные давно спали. Единственным кто слушал этот разговор не о чём, был Иван, ему не давали уснуть мысли об его товарищах. Он переживал, всем ли группам удалось вырваться из окружения, и жизнями скольких людей пришлось за это расплачиваться?

— Да, да. Глядите, мы уже приехали! Глушите мотор! — В голосе молодого проводника мгновенно зазвучали радостные нотки. — Видите, мы выехали на просеку! Как раз, здесь и идёт одноколейка!

В подтверждение этих слов, как только воцарилась тишина, и привыкшие к шуму двигателя люди стали просыпаться: по рельсам, с шумом промчалась дрезина. Благо из-за ночной тьмы и скорости движения, заметить партизан было не возможно. Однако пассажиры бронетранспортёра притихли и молча смотрели в след техническому транспорту. Первым наступившую тишину нарушил Иван:

— По идее за ней вскоре должен проследовать поезд. И судя по направлению, я думаю, что он не будет порожним.

— А толку? — Слабым голосом пробубнил Ромашов. — У нас всё равно взрывчатки нет.

— А вспомни, — не задержался с ответом Непомнящий, — когда мы обсуждали как можно вести борьбу с вражескими эшелонами, то Гордеев предложил подкапывать под путями насыпь. Вот давай сейчас этот способ и опробуем. Лопаты то у нас есть.

— Во-во! — Вклинился в разговор Быков. — А я, возле подкопа поставлю это стальное чудище: если крушение состоится, то после такого, его только в переплавку отправлять. А то не хочется ганцам оставлять такой технику которую они смогут снова использовать.

Сказано, сделано. Разгруженный Sd Kfz 250 стоял в выбранном для него месте, Ромашов, которому от тряски стало хуже, вместе с парой бойцов был переведён через насыпь и они дожидались своих товарищей в леске. А остальные бойцы, с неистовой спешкой преступили к подкопу. Им бы в этом деле не помешали кирки, но их не было. Вот уже тяжело зашумели рельсы, оповещая о приближении тяжелогружённого состава, а люди всё копали и копали утрамбованный грунт.

— Всё! Отходим! — Крикнул Непомнящий, когда увидел, как в ночной мгле замаячил огонёк приближающегося поезда.

Кто-то с неохотой, а кто-то с нескрываемой поспешностью, оббегали подкоп: зияющий в ночи как чёрная клякса и устремлялись в лес. Хотя, нашёлся упрямый человек, который не пожелал прерывать свою работу — Сёмку пришлось оттаскивать от железнодорожного полотна силком: парнишке казалось, что надо ещё немного подкопать, чтобы крушение состоялось наверняка. И нужно же такому случиться. Его сомнения поколебали уверенность Ивана и тот, отбежав на безопасное расстояние и укрывшись в подлеске, терзался по этому поводу в сильных сомнениях.

А поезд тем временем неумолимо приближался. Уже было видно, как из трубы его паровоза, как светлячки выскакивают искры и, уподобляясь своим живым собратьям в краткие мгновения своей жизни, кружат в завихрениях воздуха, пока не погаснут. Всё громче и громче стук колёс. Было слышно как боец, находящийся справа от Непомнящего в голос молил богородицу не пропустить поезд с супостатами к линии фронта. Ещё несколько мгновений и паровоз, с грохотом въезжает на подкопанный участок пути.