Просто Иван

Сегодня, впрочем как и всегда, Смирновой было без разницы чего там нафантазировал себе её пациент. Поэтому, окончив осмотр, Настя как обычно сделала в большой амбарной книге несколько пометок о динамике выздоровления раненого и покинула его, оставляя пилота на попечение Елены Ивановой — временно выполнявшей обязанности санитарки. А Настасье Яковлевне пора было выполнять другие обязанности; проверять пищеблок, выборочный осмотр бойцов на педикулёз и прочее, прочее, прочее. Девушке было не до романтических приключений.

Уйдя с пищеблока, и взяв направление к штабной землянке, Настя заметила группу бойцов окруживших Непомнящего, а тот, сдержано жестикулируя чего-то им рассказывал. Так бывало часто. В такие моменты Иван мог инструктировать очередную группу, отправляющуюся на какое либо задание, или просто беседовать с кем-то, как говорится по душам. Настасья помнила, как три дня назад она стала очевидцем такого наставления. Тогда, он объяснял бойцам, что парочку полицаев, в своём услужливом усердии перед немцами, перешедшим все дозволенные границы, надо не просто наказать, а судить принародно и разъяснить их землякам, за какие такие деяния будут повешены эти предатели.

"Смотри Дмитрий, их семьи не трогай и ничего у них не отбирай. — Спокойно и уверенно говорил Ваня. — У них есть родственники, которые к нам лояльны: сделай так, чтобы те взяли родню на поруки. И если те не дураки, то всё поймут правильно. ...‟

Вот и сейчас её Ваня сидел на поваленном бревне и спрашивал у пожилого воина, видимо кого-то из местных — тех, кто недавно прибился к их отряду.

— Как ты думаешь Олег Олегович, если в драке кто либо сшиб меня с ног сильным ударом, я уже проиграл — меня победили?

— Судя по тому, что о вас говорят, думаю нет. — Мужичок с кустистыми бровями и крупным, мясистым носом отвечал неспешно, можно сказать степенно. — Все говорят, что ты встанешь и продолжишь биться.

— Вот и ответ на заданный тобой вопрос: хотя, не всё в мире так просто и однозначно. — Непомнящий обвёл окружающих взглядом и, заметив подошедшую к ним Настю, дружелюбно ей подмигнул. — Немец, одним ударом сшиб Францию, Польшу. Но они не захотели подыматься для дальнейшего сопротивления и сдались на милость победителя. А сейчас посмотрим на то, что происходит у нас. Фашисты нанесли нам подлый удар под дых; мы упали и сейчас с трудом восстанавливаем дыхание.

— Ага. — Тут же возразил мужичок и не удержавшись съязвил. — Восстанавливаем дыхалку так, что аж пятки сверкают.

— Я бы так не сказал. — Непомнящий был абсолютно спокоен, и не повысил свой голос даже ни на йоту. — Наши войска отходят, несут жуткие потери и как могут, сдерживают противника, а где-то глубоко в нашем тылу, сейчас формируются новые войсковые соединения, которые будут способны дать врагу достойный отпор, а затем и погнать его назад.

— Так и я могу сказать, что на сею минуту, дальняя сродница кумы, кашеварит а ейна дочка на скамье сидит и семки лузгает. Всё равно никто не проверит. — Голос того, к кому обращались как к Олегу, Олеговичу, не выражал никакого злорадства: только горестную обиду.

— А зачем мне что-либо придумывать? Так будет поступать любое государство, которое не собирается сдаваться на милость победителя.

— Так Германцы говорят, что они вышли к Москве и войне мол, конец. Армия то наша вся разбита и Сталин ведёт переговоры о капитуляции — вся загвоздка в том, что он выторговывает для себя наиболее выгодные условия.

Иван широко и добродушно улыбнулся, еле сдержавшись, чтобы не рассмеяться. Снова мимоходом подмигнул Насте и, посмотрев на своего главного собеседника с нескрываемым сарказмом проговорил:

— Что-то скромничает наш немец. Я бы на его месте говорил, что занял всё — вплоть до Уральского хребта. Ведь чем громче заявить о своих "победах‟, тем меньше у захваченного населения желание сопротивляться захватчикам. Я, например думаю так. Если бы захватчики говорили правду, и война была окончена, то по железнодорожным путям не шло столь много войск и боеприпасов. Зачем их вести в таких количествах туда, где в них нет особой надобности? Да и не мог немец так быстро дойти до Москвы. Наш пилот: тот, которого мы не так давно подобрали, тоже опровергает фашистский брёх. А он ещё недавно летал над нами: и как его маленький самолёт мог долететь до нас от самой Москвы? Ты хорошенько подумай над этим фактом.

— О как? ...

— Вспомните, сколько немчура не могла подавить сопротивление в Бресте? А теперь представьте, сколько таких гарнизонов, или отрядов подобных нашему, возникает у них по мере их наступления. Значит, на их подавление нужно выделять солдат, иногда артиллерию, авиацию: нести боевые потери. И чем глубже Гитлер влезает на нашу территорию, тем длиннее у него получается линия фронта и значит труднее сосредоточить силы для нового удара. Поэтому, им невозможно наступать с первоначальной скоростью: они вынуждены снизить темп своего продвижения. Так что, никак он не мог дойти до нашей столицы.

— Да Иван Иванович, говоришь ты вроде складно, только когда красная армия подымится, да погонит врага назад? Как говорится, будет бить врага на его же территории.

— Ну я не генерал, точные сроки сказать не могу — мне они не ведомы. Так что, скажу только одно. Враг у нас сильный и коварный, биться с ним будем долго и с большими потерями. Много супостат прольёт кровушки и своей и нашей. Но если благодаря твоим, его, моим усилиям, земля будет гореть под ногами у вражины, то этим, мы намного приблизим момент, когда наш солдат устроит парад победы в Берлине. Учёные мужи историки говорят, что так уже бывало. И якобы не единожды, враг, наносил удар исподтишка, нападал на нашу родину, кричал о скорой победе его оружия. Да, он сильно углублялся в наши земли, а заканчивалось это тем, что он драпал, хромая сразу на все лапы и поджав свой ободранный хвост. Ведь наше дело правое и ...

Настя дождалась когда мужики сидевшие рядом с Иваном посчитав разговор оконченным поднимутся и, продолжая обсуждение уже меж собой, уйдут проч. А Иван, пронаблюдав за ними, встанет и подойдёт к ней.

— Ну что звёздочка моя, умаялась? — Поинтересовался парень, подойдя к поднявшейся с невысокого пенёчка девушке.

— Никакая я не звёздочка, и покамест я только мамина и папина дочь. — Возмутилась Настасья, тщательно оправляя гимнастёрку под ремнём. А ещё, я боец РККА, и коварный враг, напал на нашу советскую родину.

Это возмущение, как обычно только развеселило Ивана, так как он прекрасно видел, что девушка абсолютно не обижалась на такое его обращение. Впрочем, это уже стало их традиционным обменом любезностями. Поэтому Настя знала, что последует за этим, и с некоторым нетерпением ждала следующих слов. Тех, от которых, как это ни странно, трепетно замирало сердечко, а сознание — по привычке возмущалась, называя всё это, мещанскими пережитками:

"Нет, ты и только ты моя звёздочка, единственный лучик света в моей жизни. Так что, отставить какие либо возражения по этому поводу‟.

С этими словами Иван немного отставил локоть правой руки, и Настя привычно обняв его двумя руками, нежно прижалась к его плечу. Вот так неспешно они и пошли, удаляясь подальше от посторонних взглядов. А люди, давно знавшие про нежные чувства испытываемые командиром к военврачу — именно так её именовали с лёгкой руки Дзюбы, делали вид, что они не замечают как влюблённые ежедневно — ненадолго уединялись в лес.

"Ванюш, скажи, ты не передумал? — Поинтересовалась военфельдшер, когда они остановились возле ствола давно упавшего дерева и успевшего полностью покрыться мхом: это было место, где они любили весьма целомудренно проводить свободное время‟.

Может быть, упоминание о целомудренных отношениях меж двух взрослых людей будет звучать немного наивно. Но Настя была так воспитана, она искренне считала, что в её жизни может быть только один мужчина, поэтому были ухаживания допустимые и до брака, но что-то более серьёзное, дозволялось только после свадьбы. Иван, столкнувшись с этим, поначалу был сильно удивлён, можно сказать, даже обескуражен: в том времени, откуда он сюда попал, такие условности никого не останавливали, об этом даже не задумывались. Однако впервые по-настоящему влюблённый парень никак не выказал своего удивления и, подумав над этим, даже был рад за свою избранницу. Но всё это лирика, никак не относящаяся к текущему разговору этих двух молодых людей.

— Настёна, я тебе уже говорил, что своих решений не меняю. Тем более, даже Григорий Иванович согласился с резонностью моего участия в рейде одной из групп. Он, как ты знаешь, тоже вошёл в состав одной из них. А вот группе Савелия, придётся обходиться без такового — уповая только на усиление дополнительным пулемётчиком.

— Но...

— Никаких но, любимая. Для успешного выполнения задачи, в каждой группе должно быть снайперское прикрытие, а тех, кто хоть как-то может подходить на их роль, у нас раз, два и обчёлся, а я всё-таки солдат и моё место в строю. Так что завтра все группы выдвигаются в закреплённые за ними районы, а ты с охраной, остаёшься здесь, в лагере. И давай в этот день не будем друг с другом пререкаться, у нас и без этого слишком мало времени.

Иван хотел приобнять свою девушку, однако она ловко отстранилась от него. А увидев его удивлённый взгляд, немного смущённо проговорила:

— Погоди хороший мой. Только ничего не говори.

Её немного смущённый взгляд заметался по сторонам, и она очень забавно сморщила свой лобик. Кровь прилила к её щекам, от чего на них заполыхал миловидный румянец. В её сознании боролось две правды жизни, одна говорила о том что идёт война, и её любимого человека могут в любой момент убить — следовательно, она потеряет его навсегда. Боже, как это страшно. Про то, что и она может погибнуть, Настя старалась не думать. С другой стороны, она помнила, что должна блюсти девичью честь — для неё понятие совершенно не эфемерное. И в какую сторону склонится её выбор, она ещё не знала сама. Впрочем, решение вскоре было принято, и, побледнев как будто, она собиралась спрыгнуть со скалы, Анастасия встала, взяла Ивана за руку, и, увлекая за собой твёрдо сказала:

— Пойдём в мою землянку. ...

Из отряда отдельные группы уходили поутру. Выдвигались каждый в своём направлении и с таким расчётом, что светлое время бойцы будут идти по лесу, а далее, каждая группа сама выбирает себе график движения, в зависимости от сложившихся обстоятельств. Главное необходимо оказаться в нужном месте и в назначенное время. Никто из остающихся на базе — это название данное Иваном намертво прижилось к лагерю, так вот, никто из людей не выходил провожать товарищей, все жили по установленному распорядку и занимались своими делами. Впрочем, было одно исключение. Настя стояла, слегка ёжась от утренней сырости и прохлады, она только что выпустила руку Ванюши из своих ладоней, и с трудом сдерживая слезы, смотрела ему в след. А немного в стороне и позади от фельдшера стояла жена Изи и тихо шепча, крестила проходящих мимо неё воинов: моля бога ниспослать для них удачу в бою и возвращения без потерь.

Был в этих проводах ещё один участник, им оказался пилот, он уже не впервые — самовольно покидал приделы своей "палаты‟. Вот и сейчас, он стоял возле входа в землянку и был свидетелем прощания его "Милого Доктора‟ с командиром отряда. Однако Стерхова мучило другое, люди шли в бой, а он был вынужден пролёживать бока. Поэтому взгляд Петра был мрачнее тучи. ...

Глава 17

К месту, где по плану должна была располагаться временная база диверсионной группы прибыли в самый последний момент — за малым не опоздав. В связи с этим, было решено, что бойцы будут благоустраивать её в процессе подготовки к выполнению задания. Поэтому бойцы успокоились на установке трёх шалашей и устройстве немного удалённого от них отхожего места: всё-таки Настя сумела убедить всех партизан в его необходимости — как одной из мер борьбы с кишечной инфекцией. Так что, пока бойцы усердно трудились в поте лица строя временное убежище, Иван уточнял с Миколой Гончаровым и Степаном Понедько план их дальнейших действий.

— ... Коля, ты со своими людьми выдвигаешься в направлении Синявки: достигнув железки, таишься и ждёшь. Теперь Стёпа, твоя группа уходит незамедлительно, ваша задача уничтожение колеи возле Пинска. Ну а я иду в район Ивановичей. ...

Гончаров не громко усмехнулся и, тут же "взяв себя в руки‟, стал максимально серьёзным. Однако Непомнящий прервал свой монолог, посмотрел на весельчака, и строгим голосом спросил у Миколы:

— Я говорю что-то очень смешное и сильно комичное?

— Нет, командир. Просто получилось забавно: в Ивановичи идёт Иван Иванович. Подумалось об этом — вот смешинка меня и пробрала.

— Мы с тобою после над этим посмеёмся: когда задание выполним. — Иван говорил это уже без первоначальной строгости. — Так, на всё, про всё, у нас трое суток, утром четвёртых начинаем действовать. Связи между нами нет, так что опоздание на объект первого удара недопустимо: "веселье‟ везде должно начаться одновременно. И чтобы Ганцам от нашей уморины было не до смеха: но и от скуки они не должны помереть.

С этими словами все были согласны и поэтому, никаких возражений не последовало. А примерно через час, люди Понедько, под завязку загруженные всем необходимым вышли в южном направлении.

Что не говори, но на длительном выходе самое неприятное заключалось в том, что провизии всегда минимум и она слишком быстро убывает. И это несмотря на жуткую её экономию. Вот и сейчас, два человека из десятки Ивана сидели возле небольшого костра, и один из них с жадностью смотрел на небольшие кусочки змеи, которые готовились нанизанными на винтовочный шомпол. Бедному гаду, в отличие от людей его обнаруживших, не повезло: его несколько минут назад поймали, разделали и вот он испуская аппетитный аромат, жарился над костром, а его голова упокоилась глубоко закопанной в землю — во избежание случайного укола об ядовитый зуб. Боец занятый приготовлением обеда, впрочем как и те, кто отдыхал, или стоял в охранении давно привыкли к такому питанию и с нетерпением ждал когда этот "деликатес‟ будет готов.

— ... Вот так то, Иван Иванович, — монотонным голосом отчитывался другой партизан, чьё лицо и руки были обезображены свежими узловатыми шрамами от ожогов, — бомбу с подбитого немецкого пикировщика я снял, выкрутил взрыватель и думаю, что мы сможем её использовать как противотанковый фугас: я её в паре с миной ТМ-39 поставлю. Если на неё наедет гружёная машина или танк, им амба — о ремонте не стоит даже мечтать.

— Василь, раз ты у нас за сапёра, тебе и решать какие заряды и куда закладывать.

Ивану нравился этот бывший танкист, его удивляло его жизнелюбие и невероятное упорство. Было непонятно, как механик водитель БТ-2 умудрился выжить в немецком плену после того, как он в своём последнем танковом сражении получил контузию, ожоги рук и правой стороны лица. Василь Ромашов умудрился не только выздороветь: вопреки отсутствию нормального питания и должного медицинского ухода, но смог устроить побег из лагеря. Для этого он подговорил энное количество товарищей по несчастью стать его соучастниками. В намеченную ночь всё начиналось весьма тихо: но когда охрана подняла тревогу, то далее вырвались с шумом, нагло. Однако судьба тех, кто убегал вместе с ним, для Василия осталась неизвестной: уж больно лютовали пулемётчики на вышках и останавливаться для того чтобы оглядеться было некогда.