Просто Иван

Весь день отряд шёл по лесу уподобляясь загнанному волку: делались короткие перерывы, во время которых, люди не успевали как следует отдохнуть; несколько раз непредсказуемо менялось направление движения, но чувство тревоги никак не отпускало Савелия. Его подстёгивал часто пролетающий над лесом самолёт разведчик. Вроде никто не разводил на привалах костёр, и все успевали засечь приближение "Рамы‟ и надёжно укрыться под кронами деревьев: но часто появляющийся фашистский стервятник кружил кругами и давал понять, что именно в их направлении, и движется погоня. Того же мнения был и Егор Понедько, поэтому на очередном коротком привале, он предложил повторить заячий трюк — по его прикидкам, манёвр надо было делать где-то через пару вёрст, и уходить на знакомое ему болото.

Однако не прошли и версты как попали в засаду: точнее наткнулись на группу немецких солдат прочёсывающих лес. В авангарде советского отряда шли Фёдор и Понедько, а фашисты двигались навстречу выстроившись в несколько редких шеренг. И когда противные стороны увидели друг друга, то возникло небольшое замешательство — оцепенение, из которого первым вышел Кулёв: солдат резким рывком свалил Егора, однако сам упасть не успел и его тело, за секунду было изрешечено бешеным потоком пуль. А проводник, схватив за ремень труп своего спасителя; не обращая внимание на летающий над его головой рой свинца, пополз к своим.

Видимо Егор в какой-то степени был счастливчиком, можно даже сказать, что он родился в рубашке, так как ни одна пуля, ни своя, ни чужая, не задели его. Впрочем, повезло и всей группе Петренко: немцы быстро прекратили огонь, и не кинулись преследовать отходящего противника. Никто не задумывался о причине такой удачи, толи у фашистов после ответного огня было много раненых и они занимались ими, или задача у гитлеровцев была не уничтожить, а гнать советских диверсантов в нужном направлении. Где их и должен был принять "комитет по торжественной встрече‟. Поэтому, бойцы спешно отходили и если можно так сказать: радовались увеличивающемуся отрыву от противника.

— Егор, брось Фёдора. — Сипло дыша, прохрипел малорослый Зинченко, обгоняя проводника. — Ему уже ничем не поможешь.

— Нет! Он мне жизню спас! Не успокоюсь, пока не похороню его по-людски! Не по-людски наче.

Не так давно появившийся в отряде Зинченко, ничем ещё себя не проявивший, ускорив шаг и не оборачиваясь только проворчал:

— Блин твой клёш, вот из-за таких упёртых олухов и сгинем, ни за понюх табаку.

— Егорша, дай Федьщу сюды. — Это пробормотал догнавший Егора сибиряк Сёмка, Понедько только и знал, имя молчаливого крепыша. — Ты это, только выведи нас куда надобно.

С невероятной ловкостью и сноровкой, Молчун — именно так его именовали все партизаны, подхватил тело погибшего и продолжил свой путь, как будто по-прежнему шёл налегке. Впрочем, долго нести эту ношу ему не пришлось: группа вышла к медленно текущему ручью. Понедько вскинул руку и, все остановились. Проводник с секунду к чему-то прислушивался, затем, обращаясь сразу ко всем, заговорил:

— Всё. Идём вверх по течению: так и доберёмся до болота, где по еле приметной гати окончательно уйдём от наших загонщиков.

Однако Сава не разделял его оптимизма, Петренко нахмурился и возразил:

— Я бы на месте немцев послал по несколько человек вверх и вниз по течению. Так что они вполне могут успеть перехватить нас — пока мы со скоростью черепахи будем ходить по твоей топи.

— Не пошлют. — Твёрдо сказал Сёмка. — Вы только наследите по ту сторону ручья, да возвращайтесь, пятясь спиною. Затем уходите. А я, покамест, там пару растяжек смастерю, да опосля их по лесу повожу. Так что, успеете уйти.

Затем Молчун огляделся и найдя то что желал, обратился к Понедько:

— Егорша, вон видишь бережок подмытый, я туда Федьшу положу, да обвалю земляной козырёк. Вот это и будет его могилкой.

Весь отряд стоял, разинув рты: ещё никто не слышал, чтобы сибиряк так много говорил. Однако Сава быстро всех вывел из ступора.

— Быстро все прошлись гуськом аж за те кусты, и не оборачиваясь попятились назад. Живо.

Пока бойцы выполняли его указание, Петренко прыгал вместе с Шантаровым на земляном козырьке, пока тот не обрушился, скрывая под толстым слоем земли, укрытое плащ-палаткой тело погибшего товарища. Правда, этот необычный способ погребения погибшего партизана, чуть не закончилось его увечьем — за малым не вывихнул правую руку. Благо, всё обошлось небольшим растяжением.

А когда группа, показательно наследив а нужном направлении, вошла в воду и выдвинулась по ручью, чьё русло из-за обрушения бережка было наполовину перекрыто, и стало наполняться водой: Сава последний раз посмотрел на сибиряка, который, с неспешностью хозяйственного мужика, оканчивал установку второй растяжки. Его сердце горестно защемило, пусть он видел как погибали его товарищи, но привыкнуть к этому никак не мог. Красноармеец понимал, что больше никогда не увидит этого малообщительного бойца, но ничего исправить не мог. Кто-то был обязан отвлечь и увести погоню за собою. Иначе никому не спастись.

Люди идущие по ручью спешили, они прекрасно понимали, что их отряд выдавливают к тому месту где уже всё готово к уничтожению диверсионной группы. Поэтому нужно было спешить и не позволить команде немецких загонщиков случайно наткнуться на них. В скором времени, сзади послышался еле различимый взрыв. Бойцы невольно замерли и прислушались, они слышали тихие звуки далёкой перестрелки, прозвучало ещё несколько взрывов. Затем наступила тишина. Понимая, что их товарищ, принявший неравный бой, был обречён на быструю гибель, бойцы не кинулись назад, а наоборот, ускорили своё движение к болоту: никто не желал, чтобы жертва Молчуна оказалась напрасной. А в том, что если группа выживет, то за сибиряка отомстят, никто не сомневался.

К болоту вышли довольно таки быстро, однако здесь произошла заминка. Пришлось потратить некоторое время, на ожидание пока улетит кружившая над ним "Рама‟. Отряд, рассредоточившись под кронами деревьев, наблюдал за нею из леска, люди стояли, опирались на недавно срубленные слеги¹⁸ и гадали: "Как долго фашистский наблюдатель будет задерживать отряд? Как быстро у самолёта кончится горючка и он будет вынужден уйти на дозаправку? — А он, сволочь такая, как видимо никуда не спешил. И всё-таки настал момент, когда наблюдатель совершив резкий поворот, с небольшим ускорением ушёл на юго-восток. Быстро скрывшись за макушками деревьев.

— Ну, с богом братцы. — Перекрестившись, проговорил Понедько младший и, повернувшись к Петренко, обратился уже к нему. — Савва, на всякий случай. Если со мной что случится, никто никуда не сворачивает. Идёте только прямо. Ориентир, вон та парочка кривых, худосочных берёз.

— Отставить панику. — Возмутился Савелий. — Ничего с тобою не случится Егор.

На что, проводник абсолютно спокойно ответил:

— Это не паника, Савва. Как говорится: — "Бережёного бог бережёт‟. А на болоте, каждый должен знать по каким засечкам идти. Иначе, по нему ходить никак нельзя, утопнешь.

Полтора часа, которые группа Понедько преодолевала болото, превратились в настоящий ад. Под ногами мерзко чавкала жижа, которая в скором времени стала доходить до пояса. Несколько раз приходилось вытаскивать из топи бойцов, которым не посчастливилось оступиться, или по какой либо иной причине упасть. И над всем этим, довлело ожидание, что ненавистный самолёт-разведчик может в любой момент вернуться. А если так произойдёт, то у людей оставался весьма ограниченный выбор, или топиться самим, или выходить тёпленькими прямо в руки агрессоров, которых на них выведут авиа корректировщики. Был и третий вариант, открыть огонь по врагу и принять героическую смерть на окраине болота. Да видимо у проведенья, на этих людей были совершенно другие планы. Поэтому, на берег вышли без проблем.

На твёрдую землю выбирались совершенно измождённые люди: все их мышцы болели, руки и ноги тряслись мелкой дрожью. Однако бойцы не останавливались, не оседали безвольно расслабляясь, а стараясь не упасть, опираясь на слеги как на костыли, спешили укрыться в более густом лесу, до которого нужно было ещё дойти. О боже, как тяжело давались эти последние шаги. И только оказавшись под его укрытием мужчины падали и казалось, что никакая на свете сила больше неспособна их поднять. Впрочем, нашлось несколько человек, которые прикусив губу рубили валежник, и устилали им землю под деревьями с самыми пышными кронами. Среди них был и шатающийся от усталости Петренко. А когда всё это приготовление к привалу было окончено, он утёр потный лоб и распорядился:

— Всем вымыться, постираться, отжать одежду и после этого объявляю получасовой привал.

Люди, вымотанные долгой беготнёй по лесу; добитые переходом по болоту; но привыкшие выполнять приказы стали медленно, как будто в замедленной съёмке, подыматься с земли. Они недовольно ворчали, в полголоса посылали Савелия Евграфовича по определённому адресу, но, несмотря ни на что, начали разоблачаться и приступили к помывке. А Сава, с теми, кто подготовил стоянку, первыми приступили к охране привала от незваных гостей. Их сменили минут через двадцать...

— Ефрейтор Петренко, почему весь наряд спит?! — От негодования старшина кричал, его глаза были на выкате, на лбу возле шрама пульсировала жилка, а кулаки его были сжаты, как будто он собирался пустить их в ход. — Что за разгильдяйство?! Спорю к чёрту твои красные полоски ...!

Савелий оторопело открыл глаза и с облегчением понял, что попросту уснул и всё это ему приснилось. Но сон был настолько правдоподобен, а возмущение Дзюбы реалистично, что сердце билось так сильно, как будто полученный нагоняй был явью, а не плодом сновидения.

— Стоп. — Подумал Сава. — Какого чёрта? Ведь я даже не ефрейтор. Хотя, всё это было так натурально: так правдоподобно .... А ведь меня что-то разбудило! Что-то насторожило! ...

Приподнявшись и поспешно оглядевшись вокруг, Савелий немного успокоился, он разглядел отдыхающих на лапнике товарищей, стоящего в охранении и борющегося из последних сил со сном красноармейца Зинченко. Геннадий, щуря слипающиеся от усталости глаза, наблюдал за болотом и постоянно щипал себя за мочку левого уха. Петренко посмотрел на часы и ужаснулся: вместо запланированных тридцати минут отряд отдыхал сорок семь.

" Всем подъём. Уходим‟. — Эта тихо поданная команда даже не всполошила отдыхающих неподалёку от стоянки птиц (они всполошились немного позже), но пробудила всех солдат без исключения и бойцы, разгоняя сковывающие тело остатки послесонья, засобирались.

Глава 16

Жизнь в отряде налаживалась: последнее время более или менее нормализировалось питание. Оно улучшилось и сейчас, состояло не из вымоченных во многих водах корешков одуванчика и всего того, что Настя в довоенной жизни считала совершенно несъедобным, а из вполне привычных продуктов. Почти сразу после того, как Непомнящий побывал в Драпово, и бойцы, имеющие сельские корни помогли местным жителям убрать урожай — в этом деле, неоценимую помощь оказали имеющиеся у партизан лошадки: их впрягали в восстановленную косилку на конной тяге. Также, отряд Непомнящего помог местным, вывезя больше его трети в места, где селяне организовали тайные хранилища: все понимали, что немцы постараются наложить свою лапу на плоды их трудов. Но всё это лирика. Главное, в партизанском рационе стала преобладать варёная пшеница, первое время приправляемая копчёной кониной, а затем грибами, или изредка добываемой дичью. Иногда бывало, что после редких удачных вылазок, отваренные зёрна сдабривали, или полностью заменяли трофейными продуктами, отобранными у полицаев везущих награбленное добро для своих хозяев — фрицев.

Первое время такие изменения в рационе, всеми людьми воспринялись как великий праздник для живота. Однако, вскоре это приелось, и снова появились недовольные из числа уроженцев городов. Появиться то они появились, однако выражать своё недовольство людям было недосуг. Дзюба с непомнящим гоняли своих подчинённых так, что, несмотря на значительное улучшение качества питания, никто не набрал ни единого грамма живого веса. Все бойцы, большую часть времени учились управляться с ножами, бесконечно отрабатывали практические основы штыкового боя и каждый — без исключения учился азам сапёрного дела. Так что любой из партизан знал, как можно быстро поставить растяжку, да так, чтобы она не бросалась в глаза.

И только у неё, у Насти, свободного времени было хоть отбавляй. Правда, это понималось только в сравнении со всеми остальными. Слава богу, новых раненых не было, лётчик, младший лейтенант Стерхов был не в счёт, сотрясение головного мозга у него было несильным, да и вывихнутая во время прыжка с дерева нога, в последние дни не беспокоила. Оставались поломанные ребра, которые, кстати, тоже весьма благополучно заживали. Так что, основной жалобой пациента была туго забинтованная грудная клетка: мол, она затрудняла его дыхание — мешала глубоко дышать, да уменьшала подвижность.

С самого начала, пока у него был постельный режим, лётчик от скуки старался заигрывать с "милым доктором‟ — именно так он её называл, сверля её своим взглядом: присущим всем знающим про свою неотразимость сердцеедам. А в его карих озорных глазах, светились чарующие огоньки, в сочетании с хорошо подвешенным языком, ставшие для многих девушек причиной бессонных ночей и томных вздохов. Хозяин этих глаз, прекрасно об этом знал, и старался пользоваться всем своим арсеналом в полной мере.

— Милый мой доктор, стоило ли прикладывать столько усилий, выцарапывая мою жизнь из лап костлявой старухи-смерти, а затем, так бездушно убивать своим равнодушием. — Говоря эту фразу, Пётр, уже в который раз постарался нежно взять Настину руку в свои ладони. — Не будьте так холодны и улыбнитесь своими ангельскими губками герою, который ради вас, готов отважно сбрасывать врагов с нашего небосвода.

— Начнём с того Пётр Дмитриевич, что пока я видела, как с неба сбросили именно вас. И вы, пока туда не вернулись. — Мягко, но при этом решительно пресекая попытку завладеть своей рукой, ответила Смирнова. — А насчёт ангелочков утешителей, я подозреваю, у вас, таких и без меня немало найдётся.

— Эх, милый мой доктор, о чём вы говорите? Вы видели момент, когда на меня подло напали превосходящие силы противника. А сколько у меня было воздушных побед: сколько фашистских стервятников после моих атак рухнули с неба, и уткнулись своими хищными носами в сырую землю? Знает только небо. А вам, к несчастью, этот факт совершенно неизвестен. Иначе вы бы не возводили на меня такую обидную напраслину. Эх, как здорово они горели, когда получали мой "горячий привет‟.

Стерхов давно привык к тому, что при встрече с ним, многие девушки расцветают в улыбках; стреляют в него своими очаровательными глазками. Или начинают как будто невзначай, заинтересованно поглядывать в его сторону: перед этим слегка "припудрив носик‟, мимолётно посмотревшись в витринное стекло, ловким движением подправляя причёску, а бывало и какую либо деталь своего гардероба. А если он что-либо рассказывал из своих лётных баек, то они забывали обо всём на свете и слушали его, как говорится, открыв рот. Поэтому, Павла сильно удивляла подчёркнутая холодность военфельдшера. Удивляла и раззадоривала.