Просто Иван

— Не по своей я воле пошёл в старосты, — заговорил он, — когда немцы пришли, они первым делом поинтересовались, кто был председателем. Ну, земляки и указали на меня. А их офицер тогда и говорит мне: — "Ты Иван, будешь старостой и следи здесь за порядком‟. — после чего они стали нас грабить. И уже уходя, они дали мне винтовку: значится, чтобы я от партизан отбивался. Вот такие дела, коли решите меня расстрелять как предателя, так делайте это в лесу, чтобы мои детишки не видели. А семью не трогайте, пожалуйста. Они ни в чём перед вами невиноваты. Не по своей воле я на этой проклятой службе.

Непомнящий немного растерялся от таких слов, и того обречённого спокойствия, с которым это было сказано. А мужчина покорно склонил голову и ждал решения своей участи. Не ожидавшие такого люди стихли и гадали, чем это может окончиться. Начинать общение с местным населением с казни не хотелось, да и без того было известно, что староста не соврал ни единым словом. Тем более, Иван хорошо помнил пословицу, что повинную голову меч не сечёт.

— Я знаю, что ты не по своей воле эту должность получил, однако мы будем за тобой приглядывать. — И повысив голос, чтобы слышали все, Ваня продолжил. — Мы безвинно никого не тронем, даю своё честное, командирское слово.

Всё ещё не веря, что так оно повернулось, староста нерешительно выпрямился, посмотрел на стоявшего перед ним военного, затем на старшину и вооружённых бойцов стоящих за ним. После чего неспешно поднялся с колен и робко поинтересовался:

— А что дальше делать будем?

— Что дальше? — Переспросил Иван и тут же ответил. — А дальше, мы пойдём к тебе в дом и там пообщаемся. Я надеюсь, что ты не против этого?

Демьян Феофанович¹⁶, он же назначенный оккупантами староста, по жизни был "тёртым калачом‟ и прекрасно понимал, что необходимо пришедшим к нему партизанам. Поэтому он покачал головой, горько улыбнулся и, понимая все, что может за этим последовать, ответил:

— Если вы товарищ насчёт поставок вам продовольствия, то я решительно против этого. Немцы выгребли из базов всё, или почти всё. Мои односельчане для своих детей крапиву заваривают и не только её — иначе нам наших малюток кормить нечем. А вы последние хотите отобрать! Если так, то уводите меня в лес и стреляйте, но людей в обиду не дам! Не позволю грабить!

Видимо староста слишком живо представил себе картину надвигающегося на селян голода и последние слова он почти выкрикнул.

— Ах ты гад! Захватчикам значит отдавать провизию не жалко было?! Никакого счёта не вели, никто не возмущался! А как мы к тебе пришли, так ты из нас грабителей делаешь?! -Да я тебя...!

Вскипел Григорий и стал судорожно расстёгивать кобуру. Он был настолько взбешён, что это у него получилось не сразу.

— Отставить старшина! — Иван, не желая узнавать, играет ли сейчас старшина, или нет, поэтому он решил вмешаться как можно скорее. — Мы сюда не карать пришли, а искать, как нам всем выжить в сложившейся ситуации. Поэтому Демьян Феофанович, пойдёмте к вам в хату, и там обо всём поговорим — в спокойной обстановке, так сказать.

Неожиданно, всеобщее внимание привлёк звонкий женский голос, разлетаясь который по округе заполнял собою всё пространство. Это какая-то худощавая женщина, в простенькой, повседневной одежде и выцветшем платке на голове, бежала по улице и голосила:

— Ой, батюшки святы, неужто прибыли? А доктора привезли?! Там нашему лётчику срочно её помощь требуется!

Видимо это и была та сердобольная тётка Мария, которая приютила пилота сбитого самолёта.

-Как ты думаешь, староста, из ваших селян её никто немцам не выдаст? — Поинтересовался Иван, смотря на приближающеюся к ним пожилую женщину, обладательницу столь моложавого голоса. — Может нам забрать её, в наш отряд?

— Недолжны. Среди нас, Иудушек нет, это точно. — растерянно ответил Феофанович. — Ведь все знают, что именно она приютила нашего пилота. Даже то, что он у неё в баньке лежит. Однако, вы сами понимаете: чужая душа — потёмки. Так что, будем на стороже.

— Добре. Если узнаешь, что ей что-либо угрожает, немедленно переправляй её к нам. — Уже абсолютно спокойно проговорил Дзюба. — А сейчас хозяин, приглашай гостей в дом. Там и поговорим.

В доме старосты, несмотря на низкие потолки, маленькие оконца, и отсутствие стульев (их заменяли грубо сколоченные скамьи) было уютно. Помещение можно было описать в нескольких словах, белёные стены, чистый деревянный пол, и полумрак, царивший потому, что почти все ставенки на маленьких окнах были прикрыты. Хозяин шёл первым, и жестом пригласил гостей присесть за стол. Правда, приглашение пришлось повторять, после того, как глаза гостей привыкли к условиям плохой освещённости. И уже усевшись, лесные гости заметили, троих малышей: мал, мала меньше, которые лежали на полатях. Об их присутствии можно было и не догадаться, если бы не одно но. Дети не спали и с интересом наблюдали за чужаками, выглядывая из-за расшитой занавески, которая немного колыхалась от прикосновения к ней детских ручонок. Так же из-за печи выглянула хозяйка и, не проронив не слова, снова скрылась.

— Оксана, накрой что либо на стол. — Тоном не терпящим возражений, распорядился Демьян.

Женщина, что-то возмущённо пробурчала, но послушно завозилась у печи. По её голосу и иногда различимым словам, было понятно, что она была в смятении: с одной стороны мужа никуда не увели, не убили, значит надо радоваться, а с другой стороны, пришли вооружённые гости и их придётся кормить, несмотря на острый дефицит продуктов.

Впрочем, Григорий Иванович в очередной раз удивил Ивана, достал из своего вещмешка аккуратно сложенную, немного перепачканную тряпицу. Когда он её разворачивал, каждое его движение было неспешным и выполнялось с особым трепетом, как будто там пряталось особо ценное сокровище. И в самом деле, фокусник — там оказалось два крупных куска сахара.

— Вот возьми хозяюшка, деток побалуешь. — Сказал Дзюба, положив это богатство перед собою на стол. А на нас не обижайся, мы не просто так пришли и объедать твоих мальцов не намерены.

Глава 15

Подопригора угрюмо плёлся за пегою лошадкой, на которой было навьючено почти всё его имущество и состояло оно из запасов прочной верёвки, четырёх мешков, почти под завязку заполненных выплавленной взрывчаткой. Остальное Игорь держал при себе, он не хотел доверить кому-либо другому пару немецких капсюлей детонаторов и огнепроводный шнур к ним. Эту драгоценность, эти с большим риском добытые составляющие огневой трубки¹⁷, столь необходимые для выполнения задуманного им подрыва, сапёр буквально лелеял. Поэтому, несмотря на сильную усталость, он честно нёс свой сидор, где помимо уже перечисленных вещей, лежали пассатижи, небольшой моток проволоки, пара лимонок, садовый нож и минимум еды.

Как казалось Подопригоре, диверсионная группа шла слишком медленно, так как переходы до места новой акции приходилось делать только в ночное время, или, петляя по глухим местам, что сильно злило сапёра. Впрочем, частица вины за это была и не нём, Игорь никак не мог привыкнуть к реалиям партизанской жизни. Ему как коренному горожанину было трудно свыкнуться с постоянной сыростью заболоченного леса. Он устал от хронического недоедания и вообще, то, чем приходилось питаться — могло называться едой, только с большой натяжкой. От всего этого, у молодого человека, да и не только его одного, росло и укреплялось желание собрать группу единомышленников и пробиваться вместе с ними к линии фронта. Всё к этому и шло, однако с недавнего времени произошли перемены, которые заставили временно отказаться от таких планов.

Самым первым событием — вестником тех перемен был выход отряда в Драпово для оказания помощи лётчику сбитого советского самолёта. Именно тогда — пока Настасья Яковлевна осматривала пилота, Непомнящий, со своим замом Дзюбой, уединившись в доме у старосты договорились с последним о помощи селянам в уборке урожая. Так как большинство селян, мужчин призывного возраста, были мобилизованы в первые дни войны, то сейчас, нехватка их рук, сильно сказывалась. И именно тогда, когда забрав с собою лётчика, они вернулись в лагерь: стало известно, что в те дни, пока отряд налаживал отношения с местным населением, одна из оставленных в отряде кобыл загуляла, и за день, на её запах, из леса прибежали сразу трое жеребцов. Двое из них были без сбруи, видимо кто-то, перед тем как отпустить на волю, пожелел животину и снял её. А вот последний конь был в хомуте, и волочил за собою нелепо болтающийся длинный обломок оглобли, было непонятно, как бедолага все эти дни таскал то, что осталось от телеги. От долго нахождения в упряжи, кожа у животного была сильно потёрта, что приносило ему сильные мучения. Однако и это не было самой страшной его бедой, конь был серьёзно покалечен — сильно хромал от того что у него была сломана нога. Как бы кто не морщился, но покалеченное животное было уведено подальше от лагеря и застрелено. Благодаря чему, в рационе партизан появилась копчёная конина — братья Понедько ловко справились с этой задачей...

Воспоминания Игоря об этих событиях были прерваны не самым приятным образом, боль пронзила правый голеностоп и он чуть не упал. Подвёрнутая лодыжка заныла, но вскоре, постепенно отошла. За малым не растянувшись по земле и мысленно отругав неровности почвы, молодой человек, слегка прихрамывая, продолжил свой путь. И через некоторое время снова погрузился в мысли о том, что в последнее время происходило в его отряде. Правда, сознание извлекло из недр памяти совершенно другие события — никак не связанные с предыдущими. Вспоминалось как он недоумевал, после того как месяц назад, стал случайным слушателем странной беседы между Непомнящим и Степаном Понедько:

— Стёпа, — не сильно громко говорил Иван Иванович, — ты для пробы сделай так, как я тебя прошу. Рассортируй принесённые тобою грибы и замочи их, каждый вид в своей посуде. Пусть они полежат какое-то время в воде. Но воду ту после не выливай, а засыпь туда понемногу пшеничных зёрен. ...

— И в чём прок? — Поинтересовался удивлённый нелепостью требования молодой бородач.

— Ты позднее сам всё увидишь, а пока запоминай, возьмёшь эти разбухшие зёрна, но между собой не перемешивай. После чего рассыпь этот посадочный материал в тех местах леса, где бы ты искал грибы, — именно те, в чьей воде ты размачивал зёрна. Да не забудь их после этого хорошенько прелыми листьями прикрыть. ...

Нелёгкие будни лесной жизни выматывали так сильно, что за его тяготами, этот непонятный разговор успел забыться. Однако, перед самым выходом на эту операцию, в отряде стали ходить слухи о том, что хитрым братьям Понедько удалось посеять и вырастить грибы и скоро, они будут собирать с лесных "грядок‟ свой первый урожай. Однако, как это ни странно, смущённый посыпавшимися на него расспросами Степан, растерянно оправдывался, что не стоит зря радоваться, мол, проросло не всё, что было посеяно и не везде. И его роль в этом событии весьма незначительная — маловажная. А второй "грибник‟, вообще, игнорировал всех любопытствующих — отмалчивался.

Впереди — в ночной тишине послышались звуки проходящего железнодорожного состава, которые прервали тонкую нить воспоминаний. И эти звуки означали одно, объект атаки уже где-то рядом, и уже сегодня, он будет достигнут. Пегая лошадь, видимо тоже чего-то учуяла и испуганно заржала.

"Тише девочка. Тихо милая. — Нежным шёпотом стал её успокаивать боец, ведший кобылку под уздцы. — Эко ты у нас беспокойная‟. ...

А тем временем, вся диверсионная группа затаилась и стала прислушиваться к ночным звукам, мало ли что могло насторожить это пугливое животное. Может быть она засаду учуяла. Но всё было спокойно. Где-то вдали слышался удаляющийся, тяжёлый перестук колёс поезда; с лёгким — едва уловимым похрапыванием дышала испуганная лошадь и, больше ничего.

Прошло несколько томительных минут и старший группы — пулемётчик Петренко тихим голосом подал команду: "Продолжаем движение, всё тихо. — и уже совсем тихо, пробормотал себе под нос. — Мало ли что могло животине привидеться? Может она возмущается, что ночью спать должна, а не с нами, по лесам шастать‟.

Люди пошли, но далее, продвигались с опаской. Первые сто метров они все были готовы упасть на землю и открыть огонь по всему, что будет представлять для них опасность. Но было тихо, а примерно через час вся группа вошла в лес и Егор Понедько — взявший на себя обязанности проводника, можно сказать, идя на ощупь, по тропинке, известной только лишь ему, вышел на небольшую полянку, где и объявил привал:

— Ну вот Савелий Евграфович. — Егор на удивление легко сориентировавшись подошёл к Пертенко и доложил, как обычно, в не уставной форме. — Вот мы и прибыли. Здесь чуток переночуем, а опосля, по лесочку, по лесочку и к нужному мосту выйдем. А тама уже сами решайте. Как к нему подбираться и каким образом с охраной разбираться.

— А точно мы сможем его прямо из лесу разглядеть?

— Как на ладони. Однако подойти вплотную, не получится. Ещё перед войной, туда наших служивых пригнали. И они, рядом с мостом, все деревья порубили, а землю от пней очистили. Ни единой кочки не оставили, так что, притаиться будет негде. Глазеть получится только из подлеска.

— Тогда выставляем посты и отбой нужно хоть немного отдохнуть.

Мост и подступы к нему, на самом деле просматривался прекрасно. Чем и воспользовались двое партизан притаившихся густых зарослях молодой лесной поросли, внимательно изучая подходы к заинтересовавшему их объекту. Оба молодых воина не сводили глаз с блокпостов перекрывших подходы к железнодорожной переправе через реку Шару и тщетно старались найти огрехи в защитных сооружениях. Они выискивали хоть что-то, что даст пусть мизерную, но возможность проникнуть на охраняемую территорию. Одним из этих наблюдателей был Подопригора, которому и предстояло проникнуть на охраняемый объект.

— Ну Игорёк, что делать будем?

С лёгкой досадой в голосе поинтересовался Петренко, не отрываясь от бинокля. Он нервно пожёвывал кончик травинки, которую на манер папиросы зажал в уголке губ, и не отводил взгляда от укреплённых пулемётных гнёзд.

— Чего тут спрашивать? Заложим взрывчатку и жахнем этот мостик. И желательно, это сделать когда на нём будут фашисты, лучше их поезд.

— Ух как у тебя всё просто. Бац, бац и в дамках.

На лице Савы отразилась горестная ухмылка, впрочем, в его душе было ещё горче: скверное ощущение обречённости разрывало душу изнутри. Он видел, что ни с правого, ни с левого берега к мосту не подобраться. Этому препятствуют сеть разветвлённых окопов; проволочные заграждения по всему периметру и красноречивая деревянная табличка: предупреждающая о наличии минных заграждений. Насчёт того, чтобы пробраться на объект по рельсам, не может быть и речи. Так что, любой самоубийца — даже если он сумеет пройти через минное поле, будет убит теми, кто будет вести огонь из окопов. А если ему каким-то чудом удастся преодолеть и эту преграду, то "счастливчик‟ будет сражён плотным пулемётным огнём, сразу с двух укреплённых огневых точек. А ведь взрывчатку мало доставить на мост, её нужно ещё установить и именно там, где подрыв тола принесёт максимальный эффект. Для этого, нужно умудриться, не потерять в этом аду единственного сапёра. И надо быть последним дураком, чтобы подумать, что Германцы позволят это сделать. А крыльев и шапки невидимки, дабы незаметно подлететь к мосту по воздуху: ни у кого нет. Но это уже было из мира сказок и безумных фантазий.