Просто Иван

— И куда вы мне прикажите их девать?! — Тон вопроса был поучительно снисходительным и можно сказать немного саркастическим. — Может, прикажите отпустить их по домам, да ещё с принесением искренних извинений? Так мол получилось, и мы не знали что вас будет так много — не ожидали такого.

— Нет господин майор.

— Тогда обер-офицер, занимайтесь охраной объекта и не лезьте не в свои дела. Надеюсь вы читали надпись возле ворот? А ведь она гласит: — "Вы должны умереть, чтобы жили мы‟.

Всё было правильно, Пауль это понимал: он солдат и должен выполнять свой долг, а всем остальным будут заниматься те, кому положено — с них и будет спрос. Со времени этого разговора прошло время, контингент за проволочным ограждением увеличился, да и Кальбель больше не обращал внимания на тех, кто находясь за "колючкой‟, частенько буравил его своим угасающим, голодным взглядом. Пауль больше не видел в этой толпе отдельных людей, столь непохожих друг на друга, живших со своими мыслями, нуждами, чаяниями. Отныне, они воспринимались единой обезличенной массой, от которой нужно было очистить новые территории Великого Третьего Рейха. Поэтому, в данный момент, он с тоскливым равнодушием наблюдал, как его солдаты "кормили‟ охраняемый ими контингент. Со смехом и улюлюканьем они перекидывали нарезанные порцайки эрзац хлеба: а Иваны, расталкивая друг друга локтями их ловили. Среди Русских были и те, кто с обречённым безразличием наблюдал за свалкой — у них не осталось сил бороться за еду. Но были и те, кто по личностным убеждениям не желал участвовать в этом цирке, не хотел терять человеческий вид. И те, и другие были обречены на медленное умирание от голода — и они умирали. О чём красноречиво свидетельствовали их глубоко ввалившиеся глаза, острые скулы и невероятно впавшие щёки, обтянутые истончённой кожей. Ну а если присмотреться внимательнее, то можно заметить и то, что подранная одежда этих людей, больше не скрывала скелетов, которые остались от некогда здоровых тел. И это, Паулем давно воспринималось как норма.

— Господин гауптман, вас срочно вызывают к господину коменданту лагеря.

Подбежавший посыльный, оторвал обер-офицера от отрешённого созерцания того, как веселятся его подчинённые и он, кивнув головой ответил:

— Да, да. Сейчас иду.

Этот неожиданный вызов мог значить всё что угодно, поэтому Пауль решил не строить догадок, а просто явиться пред ясными очами майора и уже там узнать, зачем он ему понадобился.

Когда из-за закрытой двери послышалось: — "Войдите‟! — Кальбель решительно распахнул дверь, и шагнул в кабинет.

В комнате занимаемой комендантом всё было неизменно: оба шкафа были под завязку забиты папками с различными надписями на корешках; возле окна стоял огромный письменный стол сделанный из морёного дуба, и покрытый зелёным сукном, на нём ютились две аккуратные стопки с документами; на фоне которых майор больше всего походил на заправского счетовода, а не на военного. Только сейчас он не занимался с очередным документом, а мирно разговаривал с неизвестным гауптманом¹⁹ одетым в полевую форму.

— Гер майор, Гауптман Кальбель, по вашему приказанию прибыл! — Чётко отрапортовал Пауль, остановившись посередине кабинета.

— А Пауль, проходите. Не знаю почему, но вами сильно интересуются наверху. — Ответил комендант, загадочно улыбаясь и показывая указательным пальцем в потолок. — И вы у нас оказывается известная личность, и гауптман Гофман прибыл за вами и теми людьми, с которыми вы ко мне прибыли в начале летней компании. Так что не смею вас больше задерживать, а ваши подчинённые уже грузятся в приехавшую за вами машину.

Капитан сидящий за столом у майора и только что мирно с ним о чём-то беседовавший, резко поднялся и с искренним восторгом оглядев Пауля с ног до головы проговорил:

— Зик хайль, дружище! Так вот вы какой Пауль, я кстати ваш тёзка. И один весьма уважаемый и известный человек рассказал мне о вас столько лестного, что я искренне рад с вами познакомиться.

Кальбель не знал как ему поступать, налицо была чрезмерная фамильярность, не допустимая между незнакомыми людьми — особенно на службе. Однако майор не приструнил младшего по званию невежу, и судя по всему, сам только что общался с гостем, забыв про устав — это сильно настораживало. Из-за чего, Паулю не очень то и верилось в искренность восторга своего тёзки. И учтиво уточнил:

— Я тоже рад знакомству, однако интересно, зачем я вам понадобился?

На что, незнакомый обер-офицер небрежно отмахнулся и ответил:

— Это долгая история, а лишнего времени у нас нет. Расскажу вам всё, но по прибытию к месту назначения.

Впрочем, путь к этому самому месту назначения оказался не таким уж и долгим, и окончился он в большом палаточном лагере, до придела заполненным вооружёнными солдатами. По прибытию в который, недавно ещё приветливый гауптман даже не дал Паулю времени привести в порядок свою запылённую одежду. И уже без былого дружелюбия в голосе, приказал незамедлительно проследовать за ним в штабную палатку. Понятное дело, армия, идёт война, значит, кто-то отдаёт приказы, а кто-то подчиняется.

Впрочем, Кальбель об этом даже не задумывался, а вошёл вслед за Гофманом в охраняемую палатку: солдаты хорошо знали этого гауптмана, поэтому не препятствовали их прохождению, а только вытянулись в струнку. В штабе же, было много офицеров разного ранга, и все они молча наблюдали за тем, как неизвестный Паулю полковник отчитывал майора связи:

— ... Всё что произошло, требует согласования и централизованной координации! И вы утверждаете, что в зоне вашей ответственности, не было никаких активных радиопереговоров?!

— Так точно, гер полковник! За месяц, на этом участке работал только один передатчик, но мы его запеленговали и изолировали ещё до того, как он закончил свой сеанс связи. В результате наших оперативных действий, "пианист‟ был убит, а рация уничтожена. — Майор ненадолго замолчал, ровно на столько, чтобы перевести дух; достать белоснежный платок и вытереть со лба пот. — К несчастью, вражеский радист успел уничтожить свой шифр блокнот.

Такой ответ явно не удовлетворил сухопарого полковника, и он, сверкнув стеклом своего монокля, вопрошая, обвёл взглядом всех окружающих его подчинённых. Его колкий взгляд, казалось просвечивал всех не хуже рентгеновских лучей заставляя их напрягаться, а некоторые: те, у кого не хватало силы духа, начинали рассматривать носки своих начищенных до блеска сапог или делали вид что изучают крупную карту лежащую на столе перед полковником.

— И кто мне объяснит, как советы под нашим носом смогли спланировать, и провести такой синхронный удар по нашим коммуникациям?! Это уму непостижимо, в течение одних суток были взорваны два крупных моста! Один из них — вместе с войсковым эшелоном! На огромном участке были подорваны все железнодорожные ветки — вместе с проходящими по ним составами! — Полковник потряс над головой бумагами, с которых он читал обобщённые данные о череде вражеских диверсий. — А когда войска разгрузились, построились в колонны и самостоятельно пошли к линии фронта, оказалось что множество прилегающих дорог перекрыты поваленными деревьями и представляют собою самые настоящие минные поля — даже второстепенные грунтовки не безопасны! Из-за чего мы понесли потери, а большой участок фронта не может получить ни подкрепления, ни боеприпасов, ни топлива сожжён крупный склад ГСМ! А на одном: самом мощном из заложенных фугасов подорвался штабной автомобиль одной из резервных пехотных дивизий, он шёл в голове колонны — погибли все его пассажиры! Поэтому. Я в приказном порядке требую, чтобы отныне, командный состав любого подразделения, на марше размещался только в центре своей колонны! ...

Чем дольше полковник отчитывал своих подчинённых, тем более сдержанным он становился: видимо устал, или просто" выпустил пар‟. Он уже не так сильно кричал на связиста, который на вопрос, почему до сих пор не запеленгованы вражеские радиостанции, ответил:

— Господин полковник, на связь ещё никто не выходил. Невозможно засечь врага, не ведущего никаких передач.

— Хорошо, продолжайте следить за эфиром. — Уже более спокойно согласился оберст²ᴼ. — И ещё, отдайте результаты всех радиоперехватов моим аналитикам. Шульц, возьмите их, и выискивайте любые необычные сообщения, оговорки советских дикторов, все, что предшествовало активизации диверсантов противника. Мне жизненно необходимо знать какой им подают сигнал к действию, и за сколько времени до основных событий. Дабы не пропустить ещё одного коварного удара.

Майор связи, почувствовав, что на сей раз гроза отгрохотала, и он отделался относительно небольшими потерями своих нервных клеток, немного расслабился, с его лица исчезла предательская бледность, которая сильно контрастировала с алым румянцем на щеках — вызванного сильным нервным напряжением. Впрочем, окружающие его офицеры по-прежнему старались держаться от него на некотором удалении. И в этом решении, Пауль их прекрасно понимал: стоять рядом с человеком, на которого обрушились потоки праведного гнева начальства, равносильно самоубийству — можно попасть в поле зрения негодующего шефа и получить лишнюю — не заслуженную порцию нагоняя.

— Так. — Продолжал полковник. — Мы, по времени и месту произошедших диверсий, вычислили приблизительные места дислокации Русских бандитов и окружили их. Осталось только вычистить от этих разбойников наши леса́. Но запомните: какая-то их часть должна быть захвачена живыми — для допроса! Всё, все свободны.

Судя по всему, солдатам Кальбеля, в этой облаве на советских диверсантов, предстояло быть загонщиками. Это позднее, выйдя из штаба объяснил гауптман Гофман, мол это дело них знакомое. Он сам читал рапорт о том, как был разбит отряд красноармейцев напавших на дорогу и уничтоживших группу из команды "Бранденбург‟. Вот он и постарался сделать так, чтобы облавой занялись люди уже имеющие такой опыт.

— В усиление вам придаётся снятая с марша стрелковая рота. — Инструктировал Гофман Кальбеля перед посадкой того в бронетранспортёр. — У них есть связист, через которого, вам будут передавать всю необходимую информацию и направлять на этих разбойников. Также на вас будет работать "Филин‟, чуть что, у него есть четыре бомбы, которые ему разрешено применять по согласованию с вами. ...

Всё было гладко, но только на словах. В чём можно было убедиться сразу же по прибытию к месту, где Кальбелю и его людям предстояло начать охоту на диверсантов. Начнём с того, что прикреплённый к Паулю функер, ²² был медлителен и слишком улыбчив, что рождало кучу сомнений в состоянии его психического здоровья. Нелепый вид ОттоШлипера, усиливался и грубым коробом радиостанции, нелепо висевшей за его худосочной спиной.

— Господин гауптман, — раздался басовитый: столь неподходящий к тщедушному телу голос связиста, — передают что неподалёку от нас, этой ночью потерпел крушение ещё один эшелон.

— Нам что, приказывают следовать туда? — Не оборачиваясь в сторону радиста, поинтересовался Пауль.

— Нет. Всего лишь потребовали довести до вашего сведения что противник где-то рядом.

— Хорошо, учтём.

— Любит же господь пошутить, — отрешённо подумал гауптман, всё-таки не удержавшись и скользнув по радисту быстрым оценивающим взглядом, — такому доходяге и такой мощный голос, лучше бы было наоборот — для дела было бы полезнее.

Однако, об этих мыслях возникших в голове у капитана относительно функера, никто даже и не догадался. Следующая фраза офицера, заставила действовать всех его подчинённых:

— Гапутфельдфебель,²³ выставить дозоры, всем остальным проверить оружие и приготовиться к выдвижению во враждебный лес!

Больше получаса ничего не происходило, пока радист не встрепенулся и, подтвердив, что всё прекрасно понял, пробасил: заставив многих солдат вздрогнуть или съёжиться.

— Господин гауптман! С филина передают что в квадрате "В. восемь‟ наблюдают признаки небольшого задымления! Большая вероятность, что там находится лагерь вражеских диверсантов.

Дальше всё пришло в движение, стрелки понукаемые обер-ефрейторами строились в шеренги на установленном друг от друга расстоянии и последний раз проверяли оружие и амуницию. Некоторые из них неистово смотря в небо молились; кто-то с показным безразличием рассматривал рядом стоявших сослуживцев; а были и те, у кого наблюдалась нездоровая весёлость и активность: в общем, всё шло так, как и должно было быть. А Пауль, последний раз сверившись с картой, отдал приказ к началу движения.

Что не говори, но охота и войсковая операция это два совершенно непохожих друг на друга события, в первом случае охотник выслеживает добычу и незаметно подбирается к зверю на расстояние выстрела. А во втором, солдаты, идущие по лесу: безбожно шумят, хрустя валежником и вытаптывая мелкий кустарник, стоящий на их пути. Всё так. За исключением облавы на волков. Впрочем, и здесь не всё так схоже. При облаве на серых хищников с загонщиками идут собаки неистово лая, а здесь люди сами загоняют в засаду других людей. Впрочем, итог в обоих случаях одинаков, тех против кого была устроена облава, уничтожают.

Именно в том квадрате, который был указан с самолёта разведчика, и был обнаружен неприятельский лагерь. Точнее всего, солдаты первым делом уловили запах костра и какой-то похлёбки. Здесь уже все пошли осторожнее: всматриваясь пол ноги, чтобы лишний раз не нашуметь. Настало время, когда первые шеренги остановились, и пришёл доклад, что воины наблюдают врага, беспечно отдыхающего на стоянке.

Здесь уже Пауль захотел сам посмотреть, всё ли так, как ему докладывают. Впрочем, вскоре аккуратно выглянув из-за дерева, он увидел несколько шалашей, небольшой костёр и пару часовых безмятежно спящих возле него.

— Ну что господа варвары, вы настолько беспечны, что грех вас за это не наказать. — Улыбнулся Кальбель, мысленно порадовавшись такой безалаберности коммунистов и предвкушая скорую, лёгкую победу криво усмехнулся. В данный момент он чувствовал себя удачливым охотником...

— Окружаем, и тихо к ним подкрадываемся: как говорится возьмём сонными. — Сказано это было молодому лейтенанту, Гельмуту Беттхеру который стоял рядом с Паулем. — Сама дева Мария помогает нам: усыпив бдительность неприятеля.

Медленно тянулось время, пока осуществлялось окружение, следом за этим также мучительно долго солдаты стали сближаться с врагом. Неожиданно, там, где по утоптанной тропинке шёл лейтенант Гельмут, послышались три хлопка, похожие на тихие пистолетные выстрелы и тот, по своей неопытности неправильно оценил происходящее. Тут же по лесу раздался его необдуманный призыв:

— Вперёд! Постараться взять живыми как можно больше комисса...! — Его голос оборвался серией гранатных взрывов.

То, что творилось дальше, было трудно, почти невозможно описать. Солдаты получив приказ от своего непосредственного командира бежали, падали, кричали от боли, а лежащие возле костра часовые никак на это не реагировали. Впрочем, это можно было легко объяснить — не нюхавшие пороха солдаты после отгрохотавших взрывов открыли по лагерю ураганный огонь. Что в свою очередь, также привело к неизбежным в таких случаях потерям от дружественного огня. Пока унтер-офицеры навели порядок, пока все разобрались что происходит, для чего потребовалось, чтобы не поддавшиеся всеобщему безумию бойцы добрались до вражеской стоянки. В общем, прошло слишком много времени.