Просто Иван

На дороге показались два мотоциклиста. Достигнув развилки, они остановились, довернув свой транспорт так, чтоб каждый пулемётчик мог держать на прицеле свою сторону леса. А сами, сверяясь с картой, о чём-то заспорили: точнее в словесную перепалку вступили немцы, которые управляли этими тарахтелками. А их пулемётчики, сидевшие в колясках, исправно водили стволами своих MG условно выцеливая вероятного врага.

Дзюба медленно повернул голову к Непомнящему и скупыми, сдержанными знаками стал отдавать приказ: первым жестом было изображено что он стреляет из пулемёта; затем, указав на себя, он изобразил как его указующий перст, условно давит на спусковой крючок и тут же поднял его вверх, показывая один. После чего, этот палец уткнулся в Ивана и, последовало то же обозначение выстрела, но после этого небыли загнуты уже два пальца. Ваня понимающе кивнул головой. А нечего не подозревающие мотоциклисты с карабинами за спиной, уже отошли от своей техники к лесному перекрёстку. И тот ганц, у кого на треугольной нарукавной нашивке с двумя серебристыми полосами присутствовала звёздочка, вернув в свой планшет карту, что-то разгорячённо объяснял второму, у кого также были две нашивки, но только ромбовидная звезда на нашивке, отсутствовала.

Выстрелы прозвучали дуплетом: пулемётчики откинулись в своих колясках, безвольно махнув головами. Немец со звёздочкой на рукаве весьма оперативно перехватил своё оружие и почти мгновенно растянулся в дорожной пыли. Второй замешкался, и Ваня сразил его ещё до того, как тот, продолжая стоять истуканом, успел приготовить свой карабин к бою. Григорий Иванович также не оплошал: старший из немцев смог сделать только один — неприцельный выстрел и тоже уткнулся лицом в дородную пыль.

После тог, как прогремел последний выстрел, лейтенант снова взял командование в свои руки:

— Хватов, Сотник — отбуксировать мотоциклы в лес. Петренко, Розенблюм — подобрать трупы и туда же. Дзюба, Непомнящий — в охранение. Семченко — замести все следы.

Все кинулись исполнять приказ, и только старшина первым делом подбежал к немцу — чин которого он определил как штабс-ефрейтор: — "Редчайшее среди немцев звание у подстреленного мной фрица‟. — хвастался он немного позднее. Ну а сейчас, он спешно подобрал винтовку которая как оказалась даже имела оптический прицел. А на вопрошающий взгляд Щеглова он ответил:

— Семён Семёнович, так это же "Светочка‟, да ещё и в снайперском исполнении!

Глаза у Григория Ивановича светились от восторга: было заметно, что он радуется своему трофею не меньше чем ребёнок, которому неожиданно подарили игрушку. Причём ту, которую он уже и не чаял получить. Он нежно гладил винтовку как живое существо и нёс её бережно: как маленького ребёнка.

— Товарищ старшина, что вы ей так обрадовались? — Недоумевая поинтересовался Марк, — взяв убитого Григорием Ивановичем штабс-ефрейтора за руки и потянув того в лес. — Ведь это СВТ-40 она капризна до безобразия: то ли дело безотказная трёхлинейка.

— Тебе Розенблюм, дай мосинку так и она в скором времени начнёт сбоить: ты то обойму не так вставишь, — так что патроны будут закраиной цепляться; или такой сад-огород в оружии разведёшь, что хоть грибы там сажай. А это "Светочка‟. Она как прекрасная, нежная девушка: будешь с ней невнимателен, то не получится меж вас никакой любви. А окружишь её заботой и лаской, то и она тебе будет верна — как никто другой. Да и ещё. У твоей винтовки, в магазин всего пять патронов помещается. А у моей красавицы — все десять. Вот так-то, убитый мною немец явно был не дурак, и такой как он, абы чего не подберёт. ...

— Старшина! — Прервал шутливую перепалку лейтенант. — Хватит зубоскалить, разошлись понимаешь ли, прям как дети малые.

Тут с шелестом зашевелился придорожный кустарник. От этого Семченко бросил импровизированный веник и вскинул свой ППД — до этого покоившийся у него за спиной; Щеглов молниеносно упал на землю и взял кусты на прицел своего ТТ; точно также поступил Непомнящий — только изготовив к стрельбе свою винтовку; а Дзюба, умудрился занять самую выгодную позицию — за деревом.

— Не стреляйте товарищи — свои! — Послышался из-за кустов немного испуганный голос.

— Какие такие свои! — Уточнил лейтенант. — Отвечайте немедленно: иначе откроем огонь.

— Шестьсот семьдесят девятый стрелковый полк, сто тринадцатой дивизии. — Ответил тот же голос. — Нас всего трое и мы к своим пробираемся.

Но долгому выяснению кто есть кто, и куда идёт, помешали следующие обстоятельства.

— Командир, — подал голос Дзюба, — срочно уходите с дороги. К нам снова кто-то едет — слышите, как надрывно шумят двигатели.

Хотя звук работающих машинных моторов был ещё еле уловим; но дважды повторять сказанное не пришлось. И Щеглов подымаясь: при этом продолжая держать кусты под прицелом — скомандовал:

— Все уходим в лес. Вы трое, быстрее решайте, или идёте с нами, или меняете направление своего движения. Ясно?!

— Мы свами, товарищ лейтенант.

Сказано — сделано: ещё не успел отряд лейтенанта Щеглова скрыться с дороги, а к нему уже присоединились трое новых красноармейцев — к их чести, все они были при оружии и при полной амуниции. Правда, среди них не было не одного даже легкораненого человека: что немного насторожило Ивана. Неизвестно почему — точнее, что побудило так поступить, но он решил притаиться в подлеске, из которого прекрасно просматривался лесной тракт, который он только что пересёк вместе со своими товарищами. Его примеру последовал и Хватов — расположившись в пяти метрах правее. В тот момент Непомнящий ещё не знал, что немного позади него, заняли оборону и лейтенант с остальными бойцами.

Время шло, оно тянулось, томительно и медленно. Первым показался неспешно ползущий немецкий бронетранспортёр. Сквозь лесную поросль, его угловатая, наклонная броня, была поначалу еле различима. Серая, стальная коробка машины, скрывалась меж стволов деревьев: однако, по мере приближения стало возможным различить и обозначенный белой краской крест. Дальше Ваню ждало очередное открытие, — бронетранспортёр был на гусеничном ходу и только передние колёса, неестественно вынесенные вперёд, были автомобильными. Вдоль его вытянутого корпуса возвышалась рамочная антенна, а над открытыми бортами виднелись несколько фуражек с орлами на тульях. Иван на физическом уровне чувствовал, как ему до зуда в руках хочется забросить туда гранату: однако разделяющее их расстояние, не позволяло это сделать со стопроцентным попаданием — да и вообще-то, самой гранаты в наличии попросту не было. Может быть, в данный момент это было и к лучшему — не так сильно мучило искушение изобразить из себя заправского гренадёра, метающего бомбу.

Метрах в трёх за бронемобилем неспешно плелись, покачиваясь на кочках, три тентованных грузовика. Вот в них как раз и можно было с первых же пулемётных очередей, основательно проредить личный состав этой колонны: прямо через брезент — да длинными ..., в несколько проходов. Но пулемётов не было: небольшое уточнение, пулемётчики ещё вряд ли успели разобраться с трофейным оружием, и полагаться на их огневую мощь было верхом легкомыслия.

Достигнув развилки, бронетранспортёр остановился: однако двигатель не заглушил — следом это же сделали и сопровождающие его автомобили. Потянулось ожидание — растягивающее секунды в мучительные минуты выворачивающее душу наизнанку. Красноармейцы, затаившиеся в лесу, уже не думали не о чём кроме как подороже взять с врага за свою гибель. В том, что если немцы навалятся на небольшой отряд — от него ничего не останется, никто из притаившихся мужчин не сомневался: но, и трусливо убегать никто из советских воинов не желал. А германские командиры всё никак не подавали команды на покидание машин. Изматывающее ожидание неизбежного боя окончилось тем, что бронеавтомобиль пару раз взревев двигателем, тронулся и поехал по дороге уходящей вправо: а за ним как нитка за иголкой последовала и вся вражья мини колонна.

Когда уже улеглась пыль поднятая колёсами чужеземных автомобилей: выждав ещё минут десять, Иван, даже не обратил внимания на то, как сильно промокла на спине его гимнастёрка, он молча поднялся и устало побрёл прямо через кустарник, в котором он до этого лежал притаившись. Игнат Хватов, также встал и двинулся в направлении — куда были отбуксированы трофейные мотоциклы.

А там, уже по-хозяйски неспешно орудовали пулемётчики: Марк скрутил с мото-коляски MG и методом "научного тыка‟ его осваивал. Савелий, держа в руках второй пулемёт, внимательно наблюдал за действиями своего друга — иногда давая советы. Щеглов, завладев планшетом штабс-ефрейтора, изучал извлечённую из него карту — негромко бормоча себе пол нос:

— У этих паскудников, даже карты намного лучше и подробнее чем наши. Да. Эти сволочи основательно готовились к нападению на нас: все карты отпечатаны в типографии и я больше чем уверен, что они, наделали их в немалом количестве...

Разложив пару немецких палаток-накидок, Сотник сортировал извлекаемое им трофеи из мотоциклов. А трое новых членов команды с хмурым выражением лица, — мешая друг другу локтями, копали яму.

— Что командир, решил отправить их в штаб Духонина⁶? — Поинтересовался Игнат, кивнув в сторону копающих бойцов своим покрытым густой чёрной щетиной подбородком.

Копающие яму бойцы, услышав такие слова, нервно вздрогнули и затравлено заозиралась по сторонам. А самый молодой из них — по виду вылитый подросток: затравленно и жалостливо посмотрел на лейтенанта своими серыми, широко раскрытыми от испуга глазами.

— Я сейчас тебя туда отправлю, балабол. — Огрызнулся Щеглов, отрываясь от изучения карты. — Нужно немцев прикопать: как-никак они тоже люди. Не дело, если их дикий зверь по лесу растаскает.

— Вот ещё здрасти. Делать нам нечего, как только поганого врага хоронить. — Лицо Хватова подёрнуло презрительной улыбкой и он зло сплюнул на землю. — Я вообще-то, их сюда не звал...

— А их никто сюда и не звал! — По слегка подёргивающемуся веку правого глаза Щеглова, можно было понять, что он и сам, был на взводе и удерживал себя от неконтролируемого срыва на ретивом подчинённом из последних сил. — Поэтому мы и будем их убивать, и закапывать: снова убивать, и вновь закапывать! И так, покуда у нас будет биться сердце, или последняя вражина, поджав ободранный хвост не убежит к себе домой, жалобно повизгивая от страха!

Эта небольшая эмоциональная тирада, обдала всех как холодной водой: и больше никто из бойцов не желал выражать своё недовольство по поводу похорон фрицев, или ещё чего-либо. Все молча занялись своими делами. В скором времени появился старшина: он бесшумно вышел из густого подлеска, невозмутимо прошёл мимо Игната и, усевшись возле раскладывавшего на расстеленных накидках трофеев Сотника, приступил к чистке самозарядной винтовки.

— Семченко, — проговорил Дзюба, не отвлекаясь от разборки оружия, — Подь к дороге Ляксандр батькович, там подле неё схоронись понадёжнее и понаблюдай трохи за ней. Тебя опосля Сотник сменит.

К моменту, когда Григорий Иванович с довольным видом человека выполнившего самую важную часть своей работы, отложил свою винтовку в сторону: трое недавно присоединившихся к отряду бойцов уже закончили утрамбовывать лопатками получившийся холмик и сиротливо стояли возле разграбленных мотоциклов. Они были растеряны, и дабы это скрыть, делали вид, что о чём-то увлечённо беседуют, и жадно посматривали, как Лейтенант с рядовым Сотником делили на всех галеты и плитку шоколада, из только что захваченных запасов. И сильно обрадовались, когда им предложили присоединиться к мини трапезе.

Ели мизерную пайку в полной тишине, и лишь по окончанию скромной обеда, лейтенант отослал Сотника на смену Семченко и обратился к новым бойцам:

— А сейчас соколы вы мои ясные, расскажите, кто вы такие и какими судьбами здесь оказались?

Двое солдат посмотрели на самого высокого из них и тот, сняв пилотку и привычным движением оправив рукою волосы, вышел немного вперёд. Это был худощавый, светловолосый парень, с сильно выдающимся кадыком на шее и странными — небольшими островками растительности на подбородке и скулах нижней челюсти. Говорил он окая и сбиваясь, от того что сильно нервничал:

— Стало быть, мы это, с шестьсот семьдесят девятого стрелкового полка. Вот. Знать это, выступили мы после того как нас немец бомбами и снарядами закидал. Вот, Вышли из Семятыче и пошли знать занимать наши основные позиции. Вот. А по пути на нас Немчура и напала, стало быть напали неожиданно, подло ударили. Стрельба, грохот. Я, с Миколой и Протасом, стало быть, в этой неразберихе еле до леса добежали. Вот. Отстреляли мы все патроны по Немчуре, и давича до своих пробиваемся. Вот.

— Стало быть вы так и тащите свои пустые винтовки! — С кривоватой ухмылкой поинтересовался Дзюба. — А что же не бросили их как ненужный груз.

Светловолосой красноармеец обиженно встрепенулся — как ошпаренный, с нескрываемой злобой посмотрел на Григория Ивановича, и через секунду взяв себя в руки ответил:

— Вы товарищи старшина над нами не смейтесь: мы оружие ни за что не бросим. Вот.

— Цыц старшина! — Рявкнул Щеглов. — Здесь я всё решаю...

В общем, когда всё было выяснено, и уточнено то, с благословения лейтенанта, в отряде начался медицинский час — благодаря трофейным аптечкам сделали перевязку всем раненным. Итогом этого стало то, что Дзюба ещё долго удивлённо цокал и приговаривал:

— Ваня я дыть всякое видел. Но чтобы рана на плече и спине зажила так быстро, ни в жизнь не видел. Вот только никак не пойму. Почему тогда твой бок не заживает так же лихо? ...

Глава 7

Чем ближе подбирались бойцы отряда Щеглова к окраине леса, тем сильнее становился тяжёлый, неприятно-сладковатый запах смерти и пожара. Вот уже сквозь деревья, стала хорошо видна огромная поляна, которую пересекала насыпная дорога. А левее того места куда вышли бойцы: у самой кромки леса стояла советская пушка. Её осиротевший ствол замер, продолжая смотреть в сторону дороги, где ещё были видны последствия её последнего боя: немного отъехав от тракта, стоял покрытый окалиной "безголовый‟ танк, чья оторванная башня с укороченной пушкой лежала вверх тормашками метрах в десяти от него. В кювете самой дороги валялись два опрокинутых остова большегрузных, обгоревших грузовиков. По самой дороге, шли неприятельские войска и, среди них выделялась группа техников, они заканчивали цеплять к тягачу гусенично-колёсный бронетранспортёр с развороченным от взрыва капотом.

У войны мерзкое — совершенно не человеческое лицо, и последствия её ужасной поступи по планете, противны нормальному человеческому сознанию. Сейчас под это определение вполне подходила позиция, с которой неизвестные артиллеристы вели свой последний, героический бой, — она то и стала для них последним пристанищем. Ещё на подходе к пушке стали видны два распухших от жары человеческих тела: они лежали рядом, один — видимо заряжающий, лежал на боку и сжимал своими мёртвыми — почерневшими руками снаряд, — другой покоится почти под самым казёнником орудия. Когда окруженцы морщась от запаха, предварительно замотав лица запасными нательными рубахами, подошли поближе, то обнаружили ещё и три индивидуальных стрелковых ячейки с погибшими в них бойцами — правда, все они были безоружными.