Просто Иван

Там и правда, был убитый боец, он сидел как живой: можно было подумать, что человек просто устал и присел отдохнуть. И только если хорошенько присмотреться, то небольшая, дырочка в каске, да застывший взгляд ,не моргая смотрящий в вечную пустоту, говорили об истинной причине неестественной неподвижности этого воина. Винтовка лежала перед погибшим красноармейцем, а в аккуратной нише для боеприпасов находилось три полных обоймы и две гранаты Ф-1. Всё это было весьма кстати, и как только боеприпасы перекочевали в карманы галифе, как над бруствером возникла зловещая фигура врага.

Лёха проклиная себя за то, что так глупо перемещался по окопу без оружия, потянулся к лежащей рядом с ним трёхлинейке — прекрасно понимая, что не успеет даже к ней притронуться. Но немец, еже почти наведший на него свой автомат, дёрнулся; выронил своё оружие — которое, в падении больно ударило Алексея по левой голени и, падая назад исчез из виду. К появлению другого фрица, Прохорчук уже держал мосинку убитого бойца наготове. Возникший на бруствере фашист выцеливал Дзюбу: который только что пристрелил его предшественника — поэтому он не увидел Лёшку всё ещё сидящего рядом с убитым красноармейцем. Эта, казалось бы, такая небольшая оплошность стоила ему жизни. Солдат вермахта даже не заметил, как молодой красноармеец подымаясь, с силой выбросил руки вверх, устремив этим слитным движением штык своей винтовки прямо в живот своего противника.

Так и не поняв, почему его пронзила жгучая, невыносимая боль, немец позабыл, что идёт бой и удивлённо посмотрел на свой живот. Угасающее сознание зафиксировало, что оттуда что-то торчит, и, выронив свою М-98К он инстинктивно схватился за ствол неизвестно откуда появившейся трёхлинейки. И это было последнее, что успело сделать его умирающее тело.

Алексей, не ожидавший, что штык так легко входит в тело, немного растерялся и догадался его выдернуть только после того, как немец схватился обеими руками за ствол винтовки.

— Отдай сволочь!

Выкрикнул Лешка после первого рывка, который так и не освободил гранёный штык от нанизанного на него врага. Вторая попытка закончилась тем, что тело поверженного противника повинуясь этому движению, завалилось на победителя. Дальше всё происходило по тем же неизменным законам физики и механики, мосинку вывернуло; произошло ещё несколько неуловимых движений и оружие вырвало из Лёхиных рук: а он еле успел отскочить в сторону — дабы не быть придавленным падающим трупом.

Памятуя о том, чем чуть не закончился его недавнее безоружное дефиле по траншее, Прохорчук спешно подхватил немецкий карабин — принадлежащий только что убиенному противнику. Надо сказать, что сделал он это как нельзя вовремя. В окоп спрыгнул рослый фриц: который был тут же сражён из трофейного оружия. Дальше всё понеслось как в быстро сменяющемся калейдоскопе — перезарядка, выстрел; снова передёргивание затвора, и снова выстрел — выстрел — выстрел... Вот очередной немец решил в прыжке достать Лёшку своим длинным штык ножом: но как-то так получилось, что Алексей успел развернуться на крик атакующего фашиста и выставить карабин вперёд. Вот так тупой ствол и угадил налетевшему на него немцу в грудину. Наткнувшийся на него фриц невольно хыкнул и скорчился от боли: а Лёха, за малым — повторно, чуть не выронил оружие. Не было никаких размышлений и догадок, не пришли на помощь даже отработанные рефлексы — навыки штыкового боя полностью отсутствовали: а подсознание само нашло выход. Пришелец с другого времени быстро перехватил карабин на манер дубины и с размаху обрушил его приклад на голову противнику. И в следующую секунду, не задумываясь, он подхватил упавший рядом с ним немецкий штык нож, пусть не с первой попытки, но примкнул к трофейному карабину и был готов отразить новую опасность, которая могла на него обрушиться с любой стороны.

В горячности схватки Лёша не сразу расслышал долгое: — "Та-та-та-та‟. — Он только отметил, что немцы перестали вламываться в траншею и спустя несколько секунд после этого, решил посмотреть, что послужило этому причиной. Как оказалось, противник отходил: он отступал и отстреливался — но всё равно. Главным было, что он отходил: а за спиной что-то стрекотало, и стрекотало — длинными очередями, и это что-то заставляло отступающих падать. Это выглядело как будто немцы обо что-то спотыкались и, не удержав равновесия распластывались по земле и, обидевшись на это, уподобившись пьяницам, сразу же засыпали.

" Да ведь это наш пулемёт Максим‟. — Эта догадка не вызвала никаких эмоций: только неизвестно почему тело ощутило сильнейшую усталость. — А судя по тому, что звук идёт с двух сторон, то он не в полном одиночестве поёт свой реквием по захватчикам.

"Молодец казак — атаманом будешь!‟

Похвалил Лёшу подбежавший по окопу Дзюба. Он украдкой выглянул из траншеи, затем обернулся и подмигнул своим единственным глазом: который не скрывала повязка, ставшая после боя грязно-серой, если не сказать чёрной.

Однако парню было не до этой похвалы: его трясло, или чтоб выразиться точнее, колотило мелкой дрожью. Горячность боя не дававшая ему задумываться о том, что он делал, постепенно отступала, и осознания того, скольких человек пришлось убить в этой схватке, сковывало душу тошнотворным ужасом.

" Э брат. Вона как оно тебя.... Да-а-а уж, тебе нужно срочно принять первейшее для такой хворобы лекарство‟.

С этими словами Дзюба проворно развернулся и побежав, уже не нагибаясь, исчез из поля зрения. Алексею было не до наблюдений за перемещениями старшины. Впрочем, вскоре тот снова появился, присел на корточки и хитро улыбаясь протянул открытую флягу.

— На Ванюша, попей моей микстурки.

Можно считать молодого парня, пережившего свой первый в жизни настоящий бой слабаком, который раскис, и, стало быть, он квашня не на что стоящее не годная. Однако этот вопрос спорный. Нам порою кажется, что уж мы точно обладатели " крутых‟ — титановых яиц. И завалив больше десятка вооружённых до зубов вражин, будем олицетворять само спокойствие. Для пущей наглядности, подойдём к горящему танку супостата и, неспешно прикурим от его жаркого пламени сигару — на крайний случай за неимением оной, раскурим самокрутку. И после чего, пустив дым колечками, с презрительным прищуром, окинув всех окружающих вас солдат, изречём:

— Да-а-а братцы, могло быть и хуже... .

Однако в жизни всё по-другому — как говорится, не зарекайтесь. Поэтому протягивая руку к фляжке и делая несколько глотков, Лёшка не обратил внимания не на сильный спиртной запах, не на вкус той жидкости, которую пил. После третьего или четвёртого глотка он закашлялся и оторвался от горлышка фляги.

— От молодца. — По-отечески тепло проговорил Дзюба. — Гони эту тоску прочь. Товарищ.

Он ещё на Финской войне видел как после первых боёв ребят трясло, выворачивало — впрочем: не миновала сея чаша и старшину. Правда, тогда он был ещё необстрелянным сержантом. ...

— А ты молодец. Так их и надо: пулей, штыком и прикладом. Мы этих немцев с их Гитлером к себе не звали. — Затем Дзюба чего-то заметив проговорил. — Ты Ваня свою гимнастёрку то снимай, и рубаху тоже. Тебя вона как оцарапало, дюже сильно кровит, перевязаться надобно.

Лёшка не сказав не единого слова в ответ, как послушное дитя, разоблачился по пояс и безучастно наблюдал, как старшина спешно обыскивал трупы немцев. Только на сей раз отрешённость имела другой характер. Его голова кружилась, как будто он перекатался на аттракционе, называемом в народе "центрифугой‟. Что было не мудрено, коль спиртное было выпито натощак и после такого стресса. Впрочем, после сильного стресса, алкоголь людьми воспринимается как водичка — но только не в этом случае: в груди Лешки потеплело, тело охватывала манящая нега и, хотелось просто вздремнуть. И пропади всё остальное пропадом.

"О, отличная фляжка... и это сгодится... опаньки, хорошая бритва — пригодится взамен моей утерянной...‟. — Занимаясь мародёрством Дзюба что-то ещё бормотал, но до Лёшки долетали только обрывки фраз и о их смысловом содержании он не задумывался.

Лёша уже проваливался в сон: точнее балансировал на грани провала в царство древнего божка Морфея, когда его бок как кипятком ошпарило. После такой неожиданной встряски: хмель и сон как ветром сдуло.

"Повезло тебе Ванюша. — Тихо приговаривал Старшина, протирая проспиртованным тампоном рану над плечевым суставом. — О-о-о, как удачно для тебя эта пуля пролетела: стреляли то в упор, а она только шкурку подпортила. Вон, видишь — от близости выстрела даже пороховые следы остались. Вот браток, знать ... А здесь, от ножичка тебя бинты уберегли, рана не глубокая‟. ...

Следующее что сделал старшина после окончания перевязки, — было то, что он принёс вещевой мешок убитого красноармейца.

-Вот-так Ваня, отныне этот сидор твой — тебе он больше пригодится. Вот так. В него я тебе положил трофейную бритву, мыло, пару ганцевых аптечек. Далее. Цепляй на ремень флягу — это тебе не наша стекляшка: и легче, и не разобьётся о камень, в самый не подходящий момент. Опосля вешай, котелок — кстати, в нём и сидоре лежат консервы — когда будем вечерить, поделим это сокровище на всех наших бойцов. Да. Ещё, у нас есть три немецких "колотушки‟.

И только после этой фразф, Лёша заметил, что на ремне старшины висит трофейная фляга, и также за него были засунуты три гранаты с длинными деревянными ручками.

— Тут такое дело, товарищ старшина, я в нише для боеприпасов две лимонки нашёл, поэтому мне гранат больше не требуется. Забирайте трофейные себе.

— От молодца! Давай доставай скорее и делись этим богатством со своим боевым товарищем. А то, эти фашистские дуры бывает не срабатывают, да и если дёрнул их за верёвочку: знать всё, прошла любовь — надобно от неё скорее избавляться. Они хуже паскудной бабы. Посему меняю две колотушки на одну твою лимоночку.

Не успел Лёшка удивиться, с чего это старшина снизошёл до подобного панибратства, как в траншее появился молодой солдатик посыльный. Может быть это был воспитанник муз взвода: уж больно походил на пятнадцатилетнего подростка, только его карие глаза смотрели исподлобья не по-детски устало и серьёзно. Его тщедушное тельце в форме, с увесистым вещмешком за плечами и взглядом старика: абсолютно не сочеталось с детским личиком — над верхней губой которого не успел пробиться даже первый пушок. От него бойцы узнали, что как стемнеет, остатки их стрелкового батальона и инженерной роты: участвовавшие до вчерашнего дня в строительстве оборонительного укреп района идут в прорыв. Отцы командиры решили поступить по Брусиловски — ударить в нескольких направлениях. А где удастся развить прорыв, туда и устремятся остальные. Далее, все будут должны пробиваться к Черемхе: там, по идее, должна быть расположена сорок девятая стрелковая дивизия, с которой и надо будет соединиться.

— А как быть с тяжелоранеными? — Уточнил Дзюба, когда посыльный сказал всё, что должен был передать, и, сняв вещмешок, извлёк из него несколько бумажных упаковок с патронами к винтовке. — Как их эвакуировать будем?

— Дядь Гриш, так погибли они всё. — Тихо сказал мальчишка, и застыл на пару секунд на полу-движении, а его глаза налились предательской влагой. — Немцы на наш временный лазарет тяжёлые бомбы сбросили: говорят там некого в живых не осталось, ни солдат, ни моей мамки, ни кого.

Утянув горловину сидора, мальчонка закинул его за плечи, утёр рукавом гимнастёрки проступившие слёзы и, встав, произнёс внезапно посерьёзневшим голосом:

— Пошёл я дядь Гриш. Мне ещё многим надо донести приказ товарищей майора и младшего политрука. Заодно, надо успеть поднести всем, выжившим остатки боеприпасов: чтоб было чем бить этих гадов ....

Уже глядя в след исчезнувшему за поворотом мальчишке, которого им больше не давилось повстречать на дорогах этой войны, Дзюба с тоской вздохнул и проговорил:

— Да-а-а, вон оно как, не повезло моему тёзке: его мамка, у нас младшим военфельдшером служила. А бабка его, это хорошо известная тебе, — тётка Оксана, помогала дочери. Муж то её, ещё перед войной погиб — несчастный случай на стройке.

Вроде бы и не был Алексей близко знаком с погибшими женщинами: одну точно, ни разу не видел, но после этих слов, в его груди возникло чувство леденящей пустоты. Осиротевший и преждевременно повзрослевший мальчишка; санитарка, которая так душевно заботилась о нём, не только пока он пребывал в беспамятстве, но и после этого. И осознание что за такой короткий срок фашисты сотворили столько зла: заставило вскипеть душу от переполняемой её злобы.

"Не прощу гадам. Ни за что не прощу. За такое ..., они у меня кровью будут харкать. — Процедил Лёшка сквозь стиснутые зубы, и до хруста сжал кулаки‟.

В этот момент он решил, что не будет имитировать частичное восстановление памяти необходимое для восстановления хотя бы имени, а останется Иваном: как его нарекла та женщина, которая была так похожа на преподобную Матрону. Вот и мы в дальнейшем будем звать его Иваном, и как сказал Дзюба — Непомнящим. Только помнить Ваня будет всё, и взыскивать с врага этот долг по максимуму.

— Это верно Ваня, повесим их вместе с их паскудным фюрером как того иудушку Троцкого.

— А разве его повесили?

— Ах — да, извини. — Григорий Дзюба, как бы извиняясь, что забыл о его амнезии, виновато посмотрел на Ивана. — Понимаешь, этот предатель революции, как только получил вид на жительство в САСШ⁴, и поселился где-то в Калифорнии: так оттуда — гад такой, начал вести шибко активную подрывную деятельность супротив нашей молодой Страны Советов, подстрекая наш народ к бунту. Вот его, и повесили — прямо в его съёмной квартире. Ещё говорят, под ноги казнённого, положили ровно тринадцать серебряных монет.

Наклонившись поближе к Ивану, старшина понизил голос и проговорил — как заправский заговорщик:

— Говорят, сам Иосиф Виссарионович на этом настоял. Люди бают, что в тот момент один из разведчиков-исполнителей поинтересовался: — "Зачем именно так делать‟? — А наш вождь затянулся из своей любимой трубки; спокойно так посмотрел на вопрошающего, выдохнул струйку дыма, указал рукой сжимающей трубку на запад и сказал: — "Пусть этот иудушка Революции закончит так же, как и его всемирно известный предшественник. Пускай самый необразованный крестьянин, услышав о его кончине, поймёт, что все предатели дела революции — враги народа, коли не хотят жить спокойно, заканчивают жизнь одинаково‟. — От, как оно было, брат.

Новонаречённый Иваном человек сидел и напрягая свой опьяневший мозг, мысленно недоумевал: "Так ведь Штаты вроде бы отказали Льву Революции во въезде и проживании на их территории — несмотря на все заверения о его лояльности. Да и точку в жизни "Льва Революции‟ поставил ледоруб, а не петля...

Дальнейшие раздумья на эту тему, были прерваны мерзким шелестом летящих мин и их частыми разрывами. Только на сей раз прежнего ужаса от близких взрывов не было: страх, который можно сдерживать был, — а леденящего кошмара нет.