Просто Иван

— Ура! Сестрёнка, мы отбили их атаку! — Закричал незнакомый Насте боец, когда она перевязывала голову легкораненому сержанту, который в пылу боя даже не обратил на рану внимания: посчитав её царапиной. — Они потеряли два своих бронетранспортёра и одну танкетку, и все они подорвались на нашем минном поле! Ура! ... Ай да наш командир, классно он придумал!...

Несмотря на понесённые потери люди, всё равно радовались своей победе. Ликовали и кричали все — кроме Любушкина. Он осматривался вокруг, хмурил брови и нервно покусывал губу. А заметив Кац и Смирнову — которые, несмотря на сильную физическую и эмоциональную усталость, контролировали перенос раненых в лес, слегка прихрамывая на некстати подвёрнутую ногу, подошёл к ним.

— Настя и Фая, забирайте все имеющиеся у нас подводы; соберите на них всех раненых и как можно скорее доставьте их в ближайший госпиталь.

— С сопровождением санитарного обоза справится и одна из нас. — С молодой горячностью возразила Фаина.

Старший лейтенант устало посмотрел на молодого врача и, добавив в голос твёрдости проговорил:

— Обоз сопровождать будете обе! Это приказ! — и уже немного помягче, продолжил. — Одна из вас может и не справиться, поймите девчата, у вас в обозе слишком много тяжелораненых бойцов.

Алексей понимал, что не имея пополнения и приказа на отход, его подразделение было обречено на скорую героическую гибель. И ему не хотелось, чтобы эти молодые девчонки пополнили списки безвозвратных потерь. Старший лейтенант был искренне убеждён, что женщина должна рожать здоровых и крепких детей. А отдавать свою жизнь за родину и спокойствие своих семей, удел мужчин. И поэтому на него никак не подействовали доводы медиков и в конце затянувшихся пререканий, прибёг к последнему — вескому аргументу. Он пообещал расстрелять их за саботаж его приказов. Не смогли на него повлиять и слёзные мольбы Анастасии.

И только тогда, когда за поворотом исчезла последняя санитарная телега, лейтенант Любушкин облегчённо вздохнул и, привычно развернувшись кругом, с "лёгким‟ сердцем пошёл через лесок по направлению к окопам. Боже как же он был прав. Через полчаса состоялся непродолжительный авианалёт; после чего снова взревели двигатели немецкой бронетехники и после этого, в тыл ударили обошедшие защитников немецкие пехотно-штурмовые группы, поддержанные снайперским огнём. Н и на сей раз, победа в сражении была на стороне оккупантов.

Уже вечерело, когда неопытные возницы достигли непроходимых лесных завалов перегородивших их дорогу. К этому моменту у них умерло шестеро из восьми "тяжёлых‟ бойцов, а двое — видимо от рождения являлись крепкими, здоровыми людьми, были без сознания, и каким-то невообразимым образом, наперекор полученным ранам, продолжали жить.

— Нет, нет, нет! Этого не может быть! Такого не должно быть! — Закричала Фаина, которая вела под уздцы лошадь передней повозки и первой заметившая непреодолимую преграду. — Как же так?? Ведь нам такое не объехать, не обойти! ...

Раненые красноармейцы — те, кому было это посильно, старались приподняться и увидеть что там впереди. Их интересовало, что там такое произошло, и почему так эмоционально возмутился их доктор. Те, кто смог рассмотреть поваленные в навал деревья перегородившие дорогу, мрачнели, но ничего не говорили своим товарищам по несчастью. Впрочем, последние были настолько слабы, что не проявляли к происходящему никакого интереса.

— Фая, ты чего голосишь? — Строго оборвала подругу Настя: подбежав к ней из самого конца обоза. — Людям и без того тяжело, а ты орёшь как скажённая.

— Так как же нам быть? Неужто придётся возвращаться?

— Значит придётся. — Настя сама была на грани нервного срыва, и от необдуманных, эмоциональных высказывания на эту тему её удерживало только то, что проявление её слабости и растерянности, отрицательно скажется на состоянии раненых бойцов.

— Но мы и так потеряли слишком много времени. А у нас уже столько умерших...

— Что ты предлагаешь? — Зло: на самое ухо своей подруги прошептала Настя. — Завал мы с тобой не разберём. А останемся здесь, так считай, всех наших ребят на смерть обречём. Даже тех, кто относительно легкоранен — осколки и пули в плоти застряли и если их не извлечь, начнётся сепсис. Те, что сейчас, лёжа на подводах, превозмогая боль, помогают нам править повозками.

— Ну почему жизнь так не справедлива?

— Это не жизнь такая несправедливая, а война такая — как "паскудная баба‟. — Уже намного спокойней подытожила Анастасия. — А пока Фаина, давай позаботимся о мёртвых: вон, воронка у дороги, в ней и прихороним наших умерших ребят. Не дело мёртвым среди раненых лежать: сама врач — должна понимать. ...

Ночь пришлось провести у лесного завала: покалеченные бойцы, после мучительной поездки в скрипучих телегах нуждались в отдыхе, да и девушки не решились вести обоз во тьме. Покончив с похоронами, они развели костёр, нашли и вскипятили воды, после чего были вынуждены заняться ранеными, — особенно теми, у кого от дневной тряски открылись раны. В общем, забот у них хватило на всю ночь. Поэтому к покинутым ими позициям санитарный обоз вернулся только в полдень. Где их и пленили немцы из работавшей там трофейной команды. Подводы выехали прямиком на группу фрицев выкатывавших из капонира трофейную сорокапятку: так что разворачиваться и уходить в лес было поздно — фрицы сразу заметили появившуюся из-за поворота подводу, и, оставив пушку, схватились за карабины, висевшие у них за спиной. Держа на прицеле не только Настасью, но и тех, кто находился на подводах, трофейщики закричали и стали осторожно к ним приближаться.

— Ну вот. — Устало подумала Настя: без каких либо эмоций, смотря на подходящих к ней солдат вермахта. — Стоило столько колесить, понести из-за этого потери среди раненых и в результате так глупо попасться в плен.

Смирнова также отрешённо посмотрела на спящих в телеге раненых: они настолько вымотались от дорожной тряски, что часть из них забылись спасительным сном, а другие были настолько плохи, что лежали в беспамятстве. Спали почти все, кроме добровольных вохниц.

Отсутствие привычного скрипа колёс; чувствительных толчков возникающих из-за дорожных неровностей; громкое звучания немецкой речи: привело к тому, что со стоном проснулся младший сержант — Настин однофамилец. Быстро сообразив что происходит, он встрепенулся, чем причинил боль как себе, так и лежащим рядом с ним товарищам по несчастью.

— У-у-у... и почему нам не разрешили взять с собой оружие? — Глухо простонал он, с ненавистью смотря на окруживших телеги немецких солдат. — Как это глупо... это же надо, так нелепо вляпаться. Даже застрелиться не из чего.

От галдежа устроенного фрицами, пробуждались и другие, они с послесонья не могли сразу всего понять и беспомощно озирались. Добровольный помощник — раненый в обе ноги красноармеец, управлявший третьей подводой, после недолгих раздумий решился на отчаянный шаг, он неожиданно вытянул руку в направлении приближающихся к нему фашистов: в его руке оказался наган, однако выстрелить боец не успел. По округе разнеслись хлёсткие звуки нескольких ружейных выстрелов, и советский солдат: уже мёртвым откинулся назад — на телегу. Рядом с ним, получив смертоносную "порцию свинца‟, забились в предсмертных конвульсиях ещё двое бойцов.

— Не стреляйте! Неужели вы не видите, что мы везём раненых! — С сильным надрывом в голосе выкрикнула Фаина: она как раз стояла возле последней — четвёртой подводы и прекрасно всё видела.

На эти выстрелы спешно сбежались ещё немцы, среди которых был унтер-офицер без портупеи, он быстро оценив обстановку, указал на Кац рукою и приказал:

— Эту унтерменшу — отведите к оберфельдфебелю Краузе!

Двое солдат весьма шустро подбежали к Фаине и грубо схватив её за руки — силком потащили к вышеуказанному Краузе, стоявшему возле пулемётного гнезда на противоположной стороне недавнего поля боя.

Настя как заворожённая наблюдала, как её подругу подвели к оберфельдфебелю, как он недолго с ней пообщавшись, указал рукой на берёзу, и с каким проворством немцы нашли верёвку, сделали петлю, и повесили врача. К моменту, когда из под Фаиных ног выбивали ящик из-под снарядов, вернулся один из двоих немцев, конвоировавших молодую Еврейку.

— Гер оберфельдфебель приказал, что всех пленных: неспособных передвигаться самостоятельно — ликвидировать. А эта фрау пограничник, должна быть доставлена к нему.

— Гюнтер, почему Карл решил, что она пограничник? — Поинтересовался рябой унтер-офицер.

— Так у неё зелёные петлицы¹¹. Вот я и доложил ему об этом.

Этот ответ произвёл эффект аналогичный команде фас, трое ближних к девушке солдат крича и брызгая слюной, набросились на неё с кулаками. Виновата в этом была не их маниакальная склонность к садизму, а кропотливая, тщательная обработка мозгов: когда им внушали, что вступив на территорию России, они будут бороться с жидо-коммунистической угрозой для их мира, а значит не какой пощады врагу и только полное его уничтожение. Хотя, этим оправдывать то что они делали, нельзя. Нормальный человек, даже после этого, не должен уподобляться бешеной собаке. И только вмешательство унтеров остановило это избиение.

— Смирно! Было приказано не убить, а доставить её к оберфельдфебелю! Мы сами отведём эту коммунистку к геру Краузе, который и определит её дальнейшую участь! А вы, скорее решайте вопрос с ранеными Иванами.

К месту своей казни — в этом Настя была абсолютно уверенна, военфельдшер шла подавляя охвативший её ужас, но с высоко поднятой головой, стараясь держаться как можно достойнее. Девушка решила не дать немцам удовольствия увидеть её страх. Она даже не оглянулась на выстрелы — когда фашисты расстреливали раненых, а только сильнее — насколько это получилось, стиснула кулаки.

"На любые задаваемые мне вопросы надо молчать. — Как заклинание, мысленно повторяла Настя, приближаясь к офицеру. — Нужно принять смерть достойно — пусть эти гады видят, что они меня хоть и пленили, но не сломали. ...‟

Смирнова не слушала вопросы вражеского офицера, только смотрела на него — как на пустое место; с замиранием сердца наблюдала как к толстой ветке: рядом с покачивающейся Фаиной привязывают новую петлю. Ноги девчонки слабели, и она из последних сил крепилась, злилась на себя за эту последнюю слабость и готовилась самостоятельно — без презренной услужливости палачей, взойти на импровизированный эшафот.

Неожиданно, Настин взгляд привлекло движение возле подлеска: там приподнялся какой-то исхудавший мужчина в поношенной форме красноармейца, с грязной повязкой на голове и почти сразу он что-то метнул в пулемётчиков, сидящих к нему спиной. Затем из подлеска появился ещё один — такой же бородатый боец и они — вдвоём, устремились к пулемёту. Анастасия поспешно отвела от них взгляд, дабы этим не привлечь внимание немцев к этим смельчакам.

Дальше всё происходило как во сне. После первого же выстрела, Смирнова упала на землю и инстинктивно начала отползать подальше от своих палачей, которые позабыв о ней, метались как перепуганные курицы — куда только подевалась их самоуверенная надменность. И только тогда, когда стихла стрельба, девушка поднялась и как-то отрешённо — всё ещё не веря в своё неожиданное спасение, смотрела, как кто-то из появившихся из леса солдат — вроде тот же что метал ножи, с какими-то криками избивал одного из пленных сапёров. А когда к ней подошёл молодой парень, на лице которого, пробивалась жиденькая пародия на бородёнку, она почувствовала, как силы начали покидать её, а наружу, с новой силой рванулось всё то, что она так старательно прятала от посторонних взглядов. Когда незнакомый солдат оказался рядом, то, не отдавая себе отчёта, Настя прижалась к его груди. Гимнастёрка красноармейца пахла мужским потом, лесной сыростью и дымом костра. И в этот момент, удерживаемый неимоверными усилиями силы воли страх, душевная боль, накопившиеся переживания — все, что навалилось на неё за последние сутки, вырвалось из-под контроля. Девушка рыдала в голос, обильно орошая грудь незнакомца слезами. А он, стараясь её успокоить, слегка приобнял и неловко поглаживал свой рукой по её спине. Несколько секунд спустя, от пережитого шока, Анастасия потеряла сознание. ...

Глава 11

Когда Иван оказался рядом со спасённой девушкой, и собирался было предложить ей повернуться к нему спиной — дабы развязать её стянутые за спиной руки. Та неожиданно сделала к нему навстречу шаг и уткнулась лицом в его грудь. Ещё никогда он не слышал такого неутешного женского плача, отчего даже растерялся и, не зная как себя вести в такой ситуации. Парень приобнял освобождённого медика и, поглаживая сотрясаемую в плаче девичьею спину, растерянно бормотал:

— Успокойся сестрёнка: всё уже позади всё прошло. Мы их всех покарали...

В следующую секунду сердце Ивана сжалось от испуга. Девушка как-то резко обмякла, и он еле её удержал — не позволив упасть на землю. А его мозг пронзила страшная догадка:

— Неужели она ранена шальной пулей?! Как?! Куда?! И насколько серьёзна её рана?! Жива ли она?

Непомнящий уже привык к тому, что рядом с ним погибают его боевые товарищи, видел множество незнакомых обезображенных трупов. Но хоронить только что спасённую девчонку было выше его сил. И первым неосознанным решением было разорвать гимнастёрку незнакомки и, найдя рану постараться оказать ей посильную помощь. Его руки уже тянулись к её вороту, когда в его голове сформировалась следующая мысль:

— Стоп! Если она ранена, то на её одежде будет дырка от пули и большое кровавое пятно.

Быстро перевернув незнакомку на живот и перерезав связывающий её запястья брючный ремень: Иван спешно осмотрел девушку. Но не свежих следов крови, ни характерных дырок в одежде, он не обнаружил.

— Ты что там друзяк ищешь, а? — Раздался ехидный голос подходящего к Ивану Дзюбы. — Ты так её рассматриваешь, кубыть¹² ты раньше вблизи живой бабы не видел?

— Да ну тебя старшина! — Огрызнулся Иван. — Она упала без сознания, поэтому я и смотрю, нет ли у неё какой либо раны.

— Ванюш, да любая девка, она как баба — ей что плакать, что без чувств упасть — легче лёгкого. Это у них так бабья порода устроена.

С этими словами, Дзюба присел рядышком с военфельдшером и аккуратно похлопал её по щекам. И это дало свой результат, ресницы девушки задрожали, она открыла глаза. А в руке Григория Ивановича как это ни странно, оказалась его знаменитая фляга, и он протягивал её лежащей перед ним Насте.

— Возьми девка, да выпей побольше — это для тебя сейчас наилучшее из лекарств. — Убедившись, что его указание выполнено безоговорочно, старшина улыбнулся. — Вот и добре. А вы Иван Иванович, коли занялись дивчиной, то будьте так добры, не перепоручайте заботу о ней никому — отнесите её к ближайшей телеге. Ей зараз поспать надобно — иначе сляжет в горячке бедолага.

— А ты Григорий Иванович, проконтролируй сбор оружия и боеприпасов. Сам понимаешь, нам здесь долго задерживаться не резон.

Дзюба шутливо вытянулся по стойке смирно и как не странно, без лишних пререканий, приступил к исполнению полученного им приказания. Так что, благодаря тому что педантичные немцы успели рассортировать все трофеи, не прошло и часу как все телеги, недавно принадлежавшие санитарному обозу и те три на которых прибыли местные жители, стояли загруженными под завязку. На передней, где лежали винтовки и пистолеты пулемёты, поверх которых были постелены две шинели и несколько трофейных палаток: спала Настя. Впрочем, беспокойный сон девушки даже с большой натяжкой нельзя было назвать безмятежным, она всхлипывала, металась как в горячке и частенько ругала немцев самыми последними словами. Но Непомнящий этого не видел, он стоял недалеко от подбитой техники и обсуждал с одним из местных жителей, где лучше сделать схороны, да и как дальше им меж собой взаимодействовать.