Просто Иван

Что тут добавишь, все прекрасно понимали: как говорится — без лишних слов, и первыми во тьме растворился тихо выдвинувшийся дозор, через минуту пришла очередь основного отряда, состоявшего всего из пятерых человек. Еле различимый в ненадолго освещаемой ночной тьме низкорослый крепыш, — которого как позднее узнает Иван, звали Марком, немного кряхтя, присел перед станиной: собираясь снова взвалить её на свои плечи. Но Непомнящий, мягко притронулся к его плечу и проговорил:

— Подожди браток, давай я её понесу.

— Спасибо тебе братец. — Иван в этот момент не мог рассмотреть лица пулемётчика, однако был убеждён, что тот улыбнулся. — Я тебя быстро сменю: давай пока свою мосинку.

Иван без возражения отдал свою винтовку. На крайний случай, у него на ремне весела трофейная кобура с пистолетом. Случись чего, из этого оружия, он мог отстреливаться от врага. Как с ним обращаться, он разобрался ещё днём. Судя по всему, кто-то решил подсобить и другому пулемётчику: во всяком случае, он тоже кого-то тихо благодарил. Словом, малый отряд был готов к выдвижению и благополучно покинул место первичного сбора.

Глава 5

Перефразируя всем известную поговорку, можно сказать, что намеченное по предварительным прикидкам, всегда кажется более простым — а на деле всегда выявляется то, о чём никто и не мог подумать. На первой же дороге, которую предстояло пересечь, возникла проблема: — "Как её преодолеть‟? — По ней, несмотря на поздний час, нескончаемым потоком шли длинные колонны вооружённых до зубов оккупантов. В основном это были пешие солдаты вермахта, иногда их обгоняли крытые грузовики, мотоциклы с пулемётчиками в коляске и вся эта армада направлялась на восток. Подползшие почти вплотную к трассе красноармейцы смотрели на это безобразие и негодовали: " Где же наша дальнобойная артиллерия, авиация, танки? Ведь эти гады даже не соблюдают режим светомаскировки... Как так получилось что мы просмотрели скопление такой силищи около нашей границы?...‟

— Товарищ лейтенант, — обратился Иван к Щеглову, пристально рассматривавшему очередную проходящую мимо маршевую автоколонну, — я вот что заметил: между идущими колонами пехоты, есть интервалы, и мы вполне можем незаметно между ними проскочить — скорость передвижения врага небольшая. Дорога пыльная и на некотором удалении, уже не разглядеть не зги. Пока темно, это вполне реально сделать.

— Я это и без тебя вижу. — Зло проговорил лейтенант. — Но ты только посмотри, как они нагло идут по нашей земле. И ты что, предлагаешь оставить это плевок в душу безнаказанным?

— Я просто думал, что для начала необходимо решить первую задачу. Пересечь дорогу. А на той стороне мы уже можем подумать и о наказании обнаглевших Гитлеровцев. Вы наш командир и решать вам.

— Кого наказать? — Удивлённо переспросил Щеглов.

— Гитлеровцев, — спокойно ответил Непомнящий и пояснил, — они служат в армии проклятого Гитлера — знать они и есть самые настоящие Гитлеровцы.

— Логично. Впервые за последнее время улыбнулся красный командир.

Здесь в разговор бесцеремонно вклинился сержант Петренко:

— Товарищ лейтенант, у моего "Максима‟ в нескольких местах кожух посекло — такое без мастерских починить невозможно.

Здесь уже и Непомнящий, позабыв про всякую субординацию: решил, как говорится взять быка за рога.

— А несколько длинных очередей он выдержит?

— Выдержать то выдержит, но это может привести ствол в полную негодность: ведь он в последнем бою, неизвестно сколько времени без охлаждения проработал.

Что бы там не говорили о командирах начала Великой Отечественной Войны, но Щеглов на удивление быстро сообразил, к чему один из его солдат заговорил о длинных пулемётных очередях.

— Ты Петренко не переживай насчёт перегретого ствола: никчему таскать за собой тяжесть, которую нельзя использовать по прямому назначению, тем более её и отремонтировать невозможно. Ты лучше скажи, насколько у тебя велик боеприпас?

— Так, одна непочатая коробка — Н.З так сказать: как вы и приказывали перед самым прорывом.

— Ага. Значит двести пятьдесят патронов... — Задумавшись проговорил лейтенант: затем помолчал несколько секунд и продолжил уже более бодрым шопотом. — Слушай боевую задачу. Как только предоставляется такая возможность, переходим дорогу и занимаем позиции возле самой кромки леса и ждём рассвета. Ты Савелий, вместе с Марком расстреляешь весь оставшийся боекомплект по первой же подходящей колонне: а все остальные прикроют вас с флангов. ...

Быстро сказка сказывается, да долго дело делается: пока небольшой отряд, группами по двое, трое перебежал на другую сторону дороги. Затем, на самой границе густого подлеска они выкопали стрелковые ячейки: чему изрядно мешали разросшиеся корни рядом растущих молодых деревьев, и установили в одну из них пулемёт — начало постепенно светать, а на небе стали постепенно гаснуть звёзды. Было даже немного странно, как на эту беспечную возню во тьме не отреагировали проходящие мимо немцы: они могли хотя бы ради проформы подсветить это место, или дать пару очередей на звук — от обочины дороги до леска было не больше пятнадцати метров. Когда всё было готово, активизировалось и движение на дороге — фашисты заметно увеличили интенсивность перемещения своих войск. А пулемётчик, всё чего-то высматривал, подправлял — подкручивая что-то на станине, и никак не начинал обстрел. Всё началось когда появилась пешая колонна, идущая в утренней серятине относительно бодрым шагом. Солдаты вермахта, шествующие в ней, и выглядели слишком беспечными расслабившимися: почти все были без касок, а кто-то даже вышагивал, положив карабин на плечи и "забросив‟ на него свои руки. Идут победители. Видимо эти вояки, воспринимали войну с Россией, как свой победоносный блицкриг по Европе. А окопавшиеся советские воины, скидку на это заблуждение делать не собирались — они жаждали за это наказать.

Как красноармейцы засевшие в засаде ни ожидали начала боя, но, даже для них "Максим‟ застрекотал слишком неожиданно. Пулемётная очередь, бьющая почти в упор, первые секунды, каждой своей пулей находила цель. Вражеские солдаты, опешивши он неожиданного нападения, замерли: для некоторых это стало смертельной ошибкой — правда нашлись и те, кто без заминки юркнул "рыбкой‟ в кювет расположенный по другую сторону дороги, и вскоре вся колонна, теряя людей сражённых свинцовым роем, устремилась в укрытие. А Савелий — первый номер пулемётного расчёта, стрелявший в первые секунды боя непрерывной очередью, перешёл на короткие: видимо, подсознательно он всё равно берёг ствол своего пулемёта от чрезмерного перегрева. И сейчас, боец больше удерживал противника от активных действий, стреляя по тем, кто имел наглость выглянуть — заставляя его снова прятаться.

В этом нападении на маршевую колонну врага не бездельничали и остальные красноармейцы, как и Иван. Первый свой выстрел в этом бою он произвёл ровно под козырёк неудачно выглянувшего офицера. Следующее что привлекло его внимание, это была каска, маячившая немного в стороне и над поверхностью дороги чуть более чем на половину: её обладатель сильно жестикулировал, его рука то исчезала, то снова появлялась, мелькала, куда-то указывала — что-то поясняла. Неизвестно, да и некогда задумываться: пробила пуля стальной шлем, или ушла рикошетом, но любитель для убедительности своих слов поразмахивать руками, на глаза больше не попадался. Пронаблюдав в направлении, котором так старательно махал неизвестный фашист, Непомнящий заметил группу ганцев, опасливо и часто выглядывающих из своего укрытия. Только он успел взять на прицел эту нетерпеливую компанию, как поднялись сразу три солдата: выскочившего первым на дорогу сбило ударившей в его грудь пулей. Это поумерило пыл его товарищей, и они, как будто забыв, зачем только выскакивали из своего укрытия, вернулись на исходную позицию. Следующее что сделал Ваня, так это встав во весь рост, с сильным замахом забросил туда "Колотушку‟. В этот момент, он сильно рисковал: попавшие в засаду немцы не праздновали труса и вели ответный огонь, и надо признать, он был весьма плотным. Но и в этот раз, Ване сильно повезло — его даже не оцарапало.

— Командир, отходим! — Закричал насколько мог громко Иван: решив, что он понял намерение противника. — Они начали выполнять обход нашей позиции. Сейчас возьмут в клещи, подкрадутся с тылу и перебьют нас, за здорово живёшь!

Может быть боец всего на пару секунд опередил своего командира — он тоже мог это заметить, и самостоятельно — без чьей либо подсказки, понять что надо делать. Поэтому над полем боя послышался приказ отданный уже лейтенантом: "Отхо-о-одим!‟

Видимо для этого отряда ещё не пришла пора погибать. Все бойцы услышали команду и, продолжая отстреливаться, стали отползать. Вскоре — судя по треску ломающегося сушняка и прочих веток, все красноармейцы бежали в одном направлении: ориентируясь по интенсивной стрельбе у дороги и по шуму, производимому впередиидущим человеком. Насколько долго продолжался этот отрыв от врага, понять было невозможно, его прервал негромкий окрик:

— Стой! Тут кто-то раненным свалился! И судя по всему, ему необходимо немедленно сделать перевязку! И кажись он наш!

— Стой. Оказать помощь раненому. Старшина оказывает помощь, остальным занять оборону.

Это уже говорил Щеглов, и его голос прозвучал почти рядом с тем местом, откуда раздался окрик, оповестивший о необходимости вынужденного привала. Кто-то ненадолго включил фонарик: было непонятно — откуда он взялся. Но его непродолжительная работа позволила многим сориентироваться с направлением, куда надо идти. Впрочем, самым надёжным ориентиром служили тихие голоса:

— ... Подь сюды, товарищ Лейтенант. — Это был голос Дзюбы, с его характерным говором: который сейчас сильно усилился. — Тут наш Полищук ляжить.

— И как он?

— Отошёл.

— Куда? — Щеглов не сразу понял, что имел в виду старшина.

— Оттуда уже не возвращаются. Ему ляш... бедро сзади прострелило: когда мы начали отход, он видимо сразу встал — а не отполз, как вы его тому учили. А там, пуля жизненную жилу⁵ и задела, вот он, и истёк бедолага кровью: пока досюда дохромал. Я вообще поражаюсь, как он смог так быстро и долго идти. Когда мы шли, мне ещё привиделось, что кто-то впереди хромает — да кабы знать, кабы знать...

— Берём тело и уходим.— Прервал сожаления Дзюбы командир. — Похороним его в лесу, когда удалимся подальше от дороги.

Истинная причина смерти Станислава Полищука стала известна только тогда, когда группа окруженцев — в этом уже никто из них не сомневался, вышла на обнаруженную ими поляну. На ней была выкопана могила, а красноармеец Леонид Сотник, решил завернуть тело своего боевого товарища в трофейную плащ-накидку: которую убитый нес, прикрепив к сидору ещё перед прорывом из военного городка, — но не мог он смириться с тем, что придётся кидать землю в открытые глаза своего боевого товарища.

— Товарыщу лэйтенант! — Позвал командира курносый и веснушчатый солдат. — Тута я знайшов що вбило Полышука! Ось вы тильки подывитеся!

Одной рукой боец держал окровавленный заплечный мешок убитого, а другой показывал на спину лежащего вниз лицом Станислава.

— Ось вона кур...а, пид сэрдцэ. ...

Сотник ещё чего-то объяснял, но его никто не слушал: Семченко и Хватов, оканчивали вырезать на относительно небольшом обломке берёзового ствола звезду. Под ней они уже стесали заострённым боком малой сапёрной лопатки немного древесины и умудрились на этом месте написать химическим карандашом фамилию, имя, отчество бойца; дату смерти. Петренко, Розенблюм, Хватов и Непомнящий стояли в боевом охранении; Только Дзюба и Лейтенант, играя желваками смотрели на рану бойца ставшей истинной причиной его смерти.

— Это ещё более странно, как это он с такими ранениями ещё столько прошёл. — Проговорил Щеглов предательски севшим голосом. — Но клянусь, мы отомстим врагу за этот предательский выстрел в спину. ...

Соответственно обстановки, когда нельзя привлекать лишнего внимания, похороны прошли без громкого салюта и торжественного построения всех бойцов. Только старшина и лейтенант произвели по три щелчка курками разряженных пистолетов. Иван, находившийся в охранении и, издали поглядывавший за этим похоронным ритуалом, тихо кивнул головой — мысленно соглашаясь с их решением: — "Звуки выстрелов разносятся далеко и могут навлечь ненужных гостей. Ведь ни для кого не секрет, что если хочешь победить, то "навязывай‟ врагу встречу там, где это выгодно только тебе‟.

Совершенно уместно, старшина вспомнил о продуктовом НЗ, носимом им и Непомнящим и предложил лейтенанту помянуть погибшего товарища — заодно позавтракать. Тихо, чтоб не слышали другие бойцы, Дзюба обратился к лейтенанту:

"Командир. — Надобно помянуть Полищука и всех наших павших товарищей‟. — "Старшина, некогда пьянствовать. Сейчас не то время‟. — "Лейтенант, ты не прав. Это необходимо сделать. Люди должны хоть немного расслабиться‟. — "Григорий Иванович, что вы себе позволяете?‟ — "Просто предлагаю позаботиться о бойцах. Об их душевном равновесии‟. ...

Неизвестно, какие доводы в дальнейшем привадил старшина, но в итоге, Щеглов сдался. Выглядело это так, что по его решению, скудноватый завтрак, был назван поминками. Дзюба и здесь всех удивил — достав свою неистощимую флягу со спиртом: правда, наливал он всем чисто символически — колпачок. И уже после чего, с полным соблюдением всех мер предосторожности, окруженцы продолжили свой путь.

Глава 6

Дневной лес — просто великолепен: он был безмятежен и светел. Стройные и не очень деревья, самые старые из которых были густо покрыты мхом, тянули свои кроны вверх, и, несмотря на это их полог всё равно в достатке пропускал яркого, чистого и такого прозрачного света; тропа петляющая по густому подлеску надёжно укрывала бойцов от постороннего взгляда. И только лесная подстилка и редкие упавшие на землю сухие ветки, хрустящие под ногами, распугивала редких зверей и беспечных лесных птах. А Иван — он же, бывший до временного провала Лёшкой: как типичный, коренной горожанин, забыв об усталости и обо всем том, что неподъёмной ношей свалилось на его голову и, шёл заворожённо оглядывался по сторонам. За что в очередной раз удостоился шутливого замечания от старшины:

— Закрой рот Ванюша, поверь, мошка не такая вкусная и сытная.

Вот только бойцы, снова не поддержали эту шутку. Казалось, что они её даже не заметили. Они устало брели вперёд, правда не забывая осматриваться и прислушиваться к звукам летнего леса. Когда небольшой отряд подошёл к развилке просёлочной дороги и, внимательно осмотревшись, собирался её пересекать, то в лесной тиши послышался отдалённый мотоциклетный стрёкот: и он явно приближался.

— Назад! — Тихо скомандовал Дзюба: первым вышедший на лесной тракт и расслышавший этот опасный во время войны звук. — Залечь в подлеске и не гу-гу. Непомнящий, за мной, мы укроемся за этой упавшей сосной.

Кивком головы старшина указал на дерево, ствол которого лежал у самой развилки. Затем несколькими ловкими ударами отточенной лопатки Дзюба срубил ветки, уменьшающие сектор обстрела. Затем, подняв пару из них, старшина замаскировал ими получившуюся бойницу: Иван сделал тоже самое. Как смог. С непривычки молодой человек провозился несколько дольше, отчего еле успел убрать следы своей деятельности и спрятаться.