Кольца мы выбирали из знаменитого сандалового ларца, подарка из Урании. Королева долго перебирала все украшения, пока не остановила своё внимание на мерцающих кольцах,— Вот эти будут в самый раз.

— А не великовато оно будет для Ру, у неё же тонкие пальцы.

— В самый раз, к тому же они могут увеличиваться или уменьшаться в размере, так что проблем не будет. Во сколько у вас помолвка и где?

— После ужина, в церкви академии, но мы не хотим привлекать к этому внимания, так что никого не будет, кроме деда.

— Правильно. Значит я, дед, старик фотограф и, возможно, твои брат с сестрой, если я от них не откуплюсь какой-нибудь новой игрушкой.

-А как же тайна? Фотограф то зачем?

— А затем, что у вас может быть и официальной свадьбы потом не будет, сам знаешь. А помолвка ваша — сродни венчанию, не случайно же после неё вам будет разрешено жить вместе как мужу с женой. Сколько вы уже вместе? Восемь лет? Срок вполне достаточный, что бы проверить свои чувства и определиться с выбором. И смотри мне....

Что смотреть, я так и не понял, так как платье было уложено и упаковано и мне пора было возвращаться, если я не хочу остаться голодным. Обед я уже пропустил, не хватало, что бы пропустил ещё и ужин.

Вернувшись к себе, я первым делом направился к комнате Руты. Из-за двери мне сказали, что ужинать они сегодня не будут, в связи с отсутствием аппетита.

— И правильно, — одобрил я, — а то вдруг платье на такую толстушку не налезет, всё-таки его шили для стройной девушки. Я оставляю его у двери. Через минут сорок я зайду за тобой, постарайся успеть переодеться. И, кстати, в церкви будет королева, так что обязательно умойся и вымой уши, да и расчесаться не забудь. Ну всё, я побежал на ужин, а то без обеда как то плохо себя чувству, — в животе пустота.

Её крик,— Рич, стой! — я предпочёл не услышать. Наверняка она то пообедала....

Ровно через сорок минут я был милостиво допущен лицезреть Рутаильду Огненный цветок во всей красе. У меня даже дыхание перехватило, как она была прекрасна в этом нежно розовом платье.

— Ну как я тебе?

— Сногсшибательно!

— Вот, а ты не хотел помолвки.

— Это на основании чего ты сделала такой дикий вывод?

— На основании твоего безобразного поведения.

— И ничего оно не безобразное, только если б мы не повздорили, и я взял тебя с собой, то сюрприза не получилось.

— Ричард, так ты это сделал специально?....

Естественно, что никакой прогулки не было, мы сразу же направились к церкви, что бы ни привлекать излишнего внимания. Только вряд ли нам это удалось, уж больно платье Ру походило на свадебное. Дальше я всё помню как в тумане,— нас привязали друг к другу большим вышитым полотенцем, заставили обойти какую-то тумбу и даже одели на головы короны, а потом мы поцеловались как муж и жена. Я поймал себя на мысли, — а ведь раньше мы в губы не целовались, в щеку, лоб, даже в шею — было, а вот так, по взрослому — первый раз.

Глаза Руты сияли, она улыбалась и радовалась как ребёнок, которому вернули его любимую игрушку, а я вдруг осознал, что начал относиться к этой девчонке как то по-особому, иначе, чем раньше.

Из церкви мы прямиком перенеслись в королевский дворец, где нам уже приготовили покои и накрыли ужин на двоих при настоящих свечах.

Проснулся я от того, что почувствовал под своей ладонью упругое полушарие Руты и её горячее обнажённое тело,— мы спали тесно прижавшись друг к другу. Только было непонятно, почему Ру была голой, да и я сам был не одет. Отодвинув чуть в сторону её огненно рыжие волосы, я чмокнул девушку за ухом, и она тут же повернулась ко мне лицом.

— Ты что творил ночью, животное? — её глаза метали гром и молнии.

— Я, ночью? Ты о чем? Как только мы легли, так я сразу заснул. А зачем ты меня раздела? Это что, тоже традиция такая?

— Я, раздела тебя? Ты лучше скажи мне, что это такое? — и из-под одеяла она выпростала руку с куском какой-то белой материи.

— Какая -то тряпка. Зачем она тебе, у нас что, с полотенцами напряжёнка?

— Тряпка? Это всё, что осталось от моей ночной сорочки. Смотри, смотри, что ты сделал с ней!

— Ты хочешь сказать, что я ночью, во сне рвал на тебе одежду? И зачем мне это надо, если проще было попросить тебя саму раздеться?

— Да в том то и дело, что ты ни о чем меня подобном не просил, а сразу же накинулся как дикий зверь на свою жертву.

— Ру, не выдумывай, — если б я так поступил, то помнил бы об этом, а я ничего не помню.

— Так, дорогой Ричард, значит, ничего не помнишь? Может это освежит твою память? — и она резко откинула одеяло, показав мне свою грудь и тело до пояса.

— Это что такое? Откуда у тебя эти синяки?

— Синяки? Животное ты этакое — это следы твоих поцелуев. Ты даже не слышал, как я умоляла тебя не издеваться надо мной. Не помнит он ничего, — удобная позиция.

— Милая, честное слово, я ничего не помню. Да и не может такого быть, что бы я так поступил с тобой. Опа, это наверное опять твои магические штучки? Хватит пилить меня за то, что я не уделил тебе ночью должного внимания, убирай все эти безобразия и давай вставать.

— Рич, ты действительно ничего не помнишь?

— Рута, я привык всегда отвечать за свои поступки, и если б что-то подобное произошло, то я наверняка об этом помнил, но моя память чиста, — всю ночь я проспал как младенец, а проснулся только утром от того, что случайно схватил тебя за грудь и, к тому же, почувствовал жар твоего тела.

Если хочешь, то используй свои способности и проверь меня.

— Заметь Рич, ты сам это предложил.

Она положила свою руку мне на лоб, заставила закрыть глаза и расслабиться.

Два чувствительных удара по щёкам заставили меня очнуться и открыть глаза.

— Что ты видел, рассказывай!

— Я видел тебя, только ты вела себя немного странно и вся светилась.

— А что было странного?

— Ты всё время твердила о единении пламени и огня, мужского и женского начала и всячески соблазняла меня. Только это была не ты. Ты же сама говорила, что до пятнадцати твоих лет мы не должны жить взрослой жизнью, да и твоё тело было таким горячим, что я прямо чувствовал, как жар проникает в меня.

— Это всё?

— Нет. Я действительно крепко целовал тебя, но никакой боли не причинял, наоборот, ты требовала, что бы я не останавливался, и постанывала от удовольствия, а потом ты разбудила меня. А зачем бить по щёкам, тяжело что ли просто потрясти за плечи?

— А я видела совсем другое. Не знаю как, но в тебя вселилось негасимое пламя и оно домогалось меня, убеждая, что мы теперь как муж и жена и нам нечего ждать отведённого срока. В конце концов, я была уже готова уступить тебе, но тут ты больно сдавил мою грудь, и я очнулась, а когда увидела, что ты со мной сделал, то разозлилась. Странно то, что и у меня часть воспоминаний оказалась стёрта. Неужели пламя пыталось подчинить нас своей воле?

— А это разве возможно?

— Видишь ли Рич, в каждом человеке есть частичка негасимого пламени. Она позволяет нам испытывать всю гамму чувств, от любви до ненависти, от безрассудной храбрости до постыдной трусости. Все наши чувства и ощущения, так или иначе, связаны с ним. Особенно сильно это проявляется, если у человека просыпается страсть, — страсть к любимому человеку, к накоплению богатства.... Если человек поддастся пламени, то оно будет сжигать его всю оставшуюся жизнь. Мне страшно от того, что я видела воплощение пламени,— это была я сама, и оно заявило мне, что отберёт тебя и что я не достойна такой любви.

— Глупая ты Ру. Разве мне нужен кто-то другой?

-Ты не понимаешь, правда, я и сама многого не понимаю. Я и негасимое пламя, — это один и тот же человек, только мотивы поведения и намерения у нас разные. Это, наверное, от того, что я его жрица, пускай и седьмая, и оно может изредка контролировать меня. Я почему-то была уверена, что после помолвки и обручения оно оставит нас в покое. Я ошиблась.

— А если это была её последняя попытка взять нас под свой контроль, и когда ей это не удалось, на этом её власть закончилась? В любом случае это надо проверить.

— И как ты собираешься это сделать?

— А вот так,— и нависнув над девушкой, я впился в её губы, а потом скользнул ниже и стал осторожно целовать её соски. Они тут же отвердели, а она стала прижимать мою голову к своей груди, мешая мне её целовать.

Через некоторое время я откинулся на подушку, понимая, что ещё немного и произойдёт непоправимое, — я не смогу сдержать своё желание. Видимо поняла это и Рута, так как она отодвинулась от меня,— Ну вот, можешь же быть ласковым, когда захочешь. Но в любом случае, новая ночная сорочка, которую я выберу сама,— с тебя.

— А ты здорово изменилась Ру за эту ночь. Стала взрослее, женственнее. Ты уже не тот угловатый подросток с острыми ключицами и пуговками на груди....

— Нечего на меня пялиться, вставай давай и приготовь мне смену белья.

— Ага, сейчас вот всё брошу и побегу,— раскомандовалась тут. А ну ка марш со мной в ванную комнату, — и пока девушка ничего не сообразила, я схватил её в охапку, крепко прижал к себе и быстро доставил в душевую.

Под струями контрастного душа, я жадно разглядывал Ру и в который раз поражался её красоте и безупречной фигуре.

— Что ты там интересного увидел? Не насмотрелся ещё? Мы же уже вместе больше восьми лет, почти девять. И спали ни один раз голышом, особенно в детстве. Пора бы уже привыкнуть.

— К такой красоте привыкнуть невозможно. Хотя, возможно, лет через двести я и привыкну, а пока мне постоянно хочется любоваться тобой.

— Когда мы одни, так и быть, разрешаю — любуйся, а на людях держи себя в рамках приличия. Рич, а тебе не кажется странным, что нас никто не беспокоит, никто не стучит в дверь, не приглашают на завтрак или обед? Даже малышня и та не рвётся к нам в гости. И как то непривычно тихо.

Когда мы обсохли и привели себя в порядок, я тоже обратил внимание на странную тишину, что царила за дверями наших покоев. Это меня насторожило и обеспокоило, — дворец всегда жил своей обособленной жизнью и сколько я помнил себя, в нём никогда не царила такая мёртвая тишина.

Когда мы подошли к дверям и открыли их, то одновременно сделали шаг назад. За пределами наших покоев царила беспросветная тьма, словно наша спальня зависла в глубоком космосе и вокруг только пустота.

— Это что? — испугано спросила Рута.

— Понятия не имею где мы и кто это сделал. В любом случае, докопаюсь до истины, и кому-то не поздоровится.

Практически одновременно мы повернулись спинами к двери и наша спальня стала истончаться, исчезать на наших глазах, превращаясь в каменистое плоскогорье с невысокими холмиками из которых вверх били струи пламени, то затухая, то возобновляя свою деятельность.

— Я узнаю это место, — тихо охнула Рута,— это плато дикого пламени. Мне родовая память подсказала, только не понятно, почему ты вместе со мной сюда попал? Насколько мне известно, это сосредоточение силы предназначено только для жриц.

— А к тебе то это имеет какое отношение? Мы же находились на Регусе а не в твоём мире?

— Ты чем слушал? Я же тебе говорила, что пламя есть в каждом. В ком то оно тлеет, в ком то горит как факел, а в ком то превращается в негасимый огонь.

Впереди возникла фигура вся сотканная из языков пламени, и я с удивлением узнал в ней Руту.

— Я рада приветствовать Рутаильду Огненный цветок, седьмую жрицу негасимого пламени в своих владениях. Ещё больше я рада, что ты прихватила с собой этого юношу, выполнила своё предназначение и мою просьбу. Ты слишком предсказуема Рутаильда и мне совсем не интересна, а вот носитель огня меня заинтриговал. Он так долго сопротивлялся моим чарам, что для меня стало делом чести победить в этом поединке. Не понимаете? Тогда позвольте я вам кое-что объясню.

Никто без моего позволения не может покинуть этот закрытый мир. Ты Рутаильда — не исключение. На Регус ты попала по моей воле. Ты никогда не задумывалась, почему у тебя в памяти остались столь скудные сведения о твоих родителях? Да потому, что их у тебя никогда не было. Ты — это я, сгусток пламени, в который я вдохнула жизнь, и твой возраст тут ни при чём. Тебе просто нечего вспоминать. А малыша мы поймали на неосознанной симпатии к имени Рута, некоторых внешних сходствах с той женщиной, что заменила ему мать в первые три месяца жизни.

До поры до времени ты, Рутаильда, исправно играла свою роль, но потом стала выходить из-под моего контроля, зажила самостоятельной жизнью. Я этого допустить не могла и не допустила. Это одна из основных причин твоего возвращения в родной мир, — не люблю, когда в мои планы вмешивается кто-то посторонний, пусть даже и моё второе я.

Теперь, Ричард, что бы тебе всё было ясно. Я обратила на тебя внимание ещё тогда, когда вы с отцом скрывались от ищеек королевы Виктории. Вначале я подумала, что твоё бесстрашие и благородство — плод мужского воспитания, но потом поняла, что это у тебя в крови. Ты меня заинтересовал. Не знаю, помнишь ли ты тот момент, когда мобиль чуть было не переехал зазевавшуюся на дороге девочку, ты бросился к ней и спас её, хотя сам и получил многочисленные ушибы. Если б меня не было рядом, ты бы погиб. Я поделилась с тобой своей силой и о чудо, она стала самостоятельной и независимой от меня. Если я пламя, то ты огонь. Мужское и женское начало должны слиться вместе, что бы возникло первородное пламя, и тогда все миры будут принадлежать нам.

— Простите сударыня, а как мне обращаться к вам, что бы не возникло неразберихи. Если позволите, я буду вас звать Рутой, а свою невесту и почти жену — Ру. Так вот, я не очень верю во всю ту чепуху, что вы тут мне рассказали. У меня нет веских оснований доверять вам, поэтому прошу,— оставьте нас в покое. Кроме моей Ру мне больше никто не нужен и любая магия, колдовство тут бессильны.

Пошли Ру, я знаю где здесь выход, нам пора возвращаться к себе домой, а то мы рискуем пропустить ещё и обед.

— Ну что ж, попробуйте уйти без моего разрешения, только учтите, седьмая жрица принадлежит мне и душой и телом и если ты Ричард вернёшься к себе домой, то навсегда потеряешь свою ненаглядную.

Фигура, сотканная из языков пламени, растворилась, а Ру крепко вцепилась в мою руку.

— Рич, я боюсь возвращаться, а вдруг я и вправду исчезну? Давай немного побудем здесь, что бы я свыклась с этой мыслью.

— Давай,— легко согласился я, одновременно поворачивая кольцо проникновения на своём пальце....

— Рич, это что было,— какой-то сон?

— О чем ты, дорогая?

— Я, наверное, немного задремала, и мне приснилось, что с нами общалось само негасимое пламя. Оно хотело забрать тебя у меня, и даже предстала перед нами как моя точная копия. Приснится же такое.