Положение спасали родители несчастных, которые готовы были сами ездить ко мне за настоем, преодолевая десятки верст пешком, борясь с суевериями, страхом, и старостами, которые решили собирать урожай раньше обычного.
Как ни странно, детям помог выздороветь ритуал единения с природой. Я пыталась успокоить свои нервы, после того как побывала еще у одного ребенка, заболевшего этой странной болезнью. Для успокоения нервов во внутреннем дворике лесной сторожки лесничего, чья дочь стала моей пациенткой, я провела ритуал. По книге отца этот ритуал был призван помочь магу слиться душой и мыслями с природой. Его часто использовали шаманы мира Эраш. Меня же он просто успокаивал.
В борьбе с болезнью ритуал сыграл неожиданную ключевую роль. Стоило мне провести ритуал, как девочке чудесным образом стало лучше. Без настоя температура тела нормализовалась, и она спустя какой-то час скакала на метле по двору.
Я говорю "чудесным образом", потому как для меня осталось загадкой, почему благодаря самому рядовому ритуалу, не имеющему никакого отношения к исцелению, дети стали поправляться.
Неужели в гонке против смерти я пропустила нечто важное?
— Ты же маг.
Мне стало стыдно.
— Некто, скорей всего группа магов, вскрывают границы миров. Причем они делали это и раньше, но сейчас действуют очень нагло, перетаскивая принадлежащих мирам тварей. Сама понимаешь, что такого рода вмешательства нарушают потоки энергии вокруг планеты. Что в свою очередь влияет на людей, природу и тонкие миры.
— Кто это может быть? И с какой целью?
— Не знаю пока. Было установлено, что эти безумцы действуют в Элини. Понимаешь теперь столь враждебный прием?
Я чувствовала себя несмышленым ребенком, которому рассказывают очевидные вещи. Ведь я могла бы сама поинтересоваться энергетическими потоками Элини, а не ждать подсказки. Тем более, что распознавать потоки несложно.
— По этой причине стражи очень многих миров приняли решение закрыть свои границы. В первую очередь границы Нижних миров.
Значит, теперь нельзя покидать мир, в котором родился. Такого никогда не бывало, даже отец про такие методы не рассказывал.
Защитный купол вздрагивал, вспыхивая то желтым, то белым, в зависимости от того каким заклинанием его пытались пробить стражи. Им не терпелось меня развоплотить.
— Идет охота на всех магов твоего мира — по этому поводу было особое распоряжение.
Мне пора было уходить. Все, что я хотела узнать, я узнала. И даже больше.
— Значит, теперь мы увидимся нескоро?
Его дымчатое тело заколыхалось, из центра сущности вырвались алые сполохи, выдавая досаду и волнение.
— Я постараюсь сам к тебе придти, как только узнаю что-то ценное.
— Тогда до встречи, — я подлетела к нему. Мне хотелось его обнять на прощание, но это было невозможно, и этот факт просто разрывал мне душу. Знаете, это очень сложно забыть привычки физического тела. Очень. Представляю как трудно после смерти тем, кто ни разу не покидал свое земное тело.
— Будь осторожна.
Глава 2. Исцеление и прозрение
Я упала в тело. Правая рука и шея затекли. Я чувствовала свое тело процентов на двадцать. Но мне пока рано возвращаться. Основное внимание я сосредоточила на органах чувств тонких тел, а тел у меня шесть, впрочем, как у любого другого человека.
Кроме духа-хранителя, моего коня, и меня — никого не было. Обстановка спокойная.
Дух, вызванный и закрепленный возле меня для охраны, испытал облегчение: я вернулась здоровая, он выполнил свою работу, за что был заранее вознагражден. Контракт, который маг заключает с духом, погашен. Я освободила дух и стерла границы защитного круга. Во рту солоноватый привкус с металлическим налетом — я сплюнула и вытерла кровь с лица. Она не затекла в горло только потому, что голову мою поддерживал валик. Техника безопасности на первом месте, все остальное потом — золотое правило даже для тертого в магии калача. Согласитесь, пройти три круга ада, и умереть, захлебнувшись собственной кровью — глупо и обидно.
Вечерело. Акидон неспешно садился, окрашивая селадоновый луг и густой серебристо-синий лес золотистым светом. Неспешно перекусив припасенным заранее молоком с капустным пирогом, я также неспешно поднялась. Нужно было спешить, но конкретно сейчас для меня спешка могла закончиться внутренним кровоизлиянием. Все-таки такого рода путешествия забирают уйму энергии и подрывают здоровье. Резко встал, вскочил на коня — и всё — не дождется Корик помощи.
В прошлый раз, побывав у мальчишки, я ничего сделать не смогла. Только сбить температуру. Оставив несложный рецепт настоя матери Корика, я отправилась в село Ручеёк. Позднее, выяснив чудесный способ исцеления простым ритуалом, я принялась по второму кругу объезжать своих маленьких пациентов. В дороге меня то и дело догоняли гонцы с записками или просьбой приехать к ним в деревню. Если было по пути, то я сворачивала.
Вот и в этот раз, меня догнал крепкий здоровый кузнец на гнедом коне и умолял заехать к нему, проведать младшего сына.
Пук трав, закрепленный у седла для оправдания своей задержки, изрядно подвял. Надо же было как-то объяснить кузнецу, отцу Корика, зачем я отправилась в лес. Естественно за травами, чтобы сварить чудо-зелье для выздоровления его мальчугана. Ведь не сказать же ему, что мне понадобился совет могущественного мертвеца? Это было бы слишком для его нервной системы. Травки же мне пригодятся для отвара, восстанавливающего силы после долгой болезни. Главное, опустить их в холодную воду, успеть реанимировать, так сказать.
Взяв Смирного под уздцы, я двинулась в сторону деревни. Силы потихоньку возвращались ко мне, что радовало.
Деревня готовилась ко сну. Мычали недоенные коровы, стрекотали кузнечики, заходился лаем пес, почуявший чужого у ограды. Когда я привыкну к этой идиллии?
Большую часть жизни я прожила в Арении, столице небольшого технически развитого королевства Мон. Под ногами в Арении лежала брусчатка, по улицам ездили механизированные коляски, был построен акведук, практически во всех домах проведена канализация. Город благоухал. Женщины могли учиться не только в домах благородных девиц и не только домоводству. Передо мной были открыты науки, искусство, музыка. Ум вызывал уважение и одобрение. А мои отличия воспринимались больше как странность. Как говорила мама, в королевстве, где больше всего цениться технический прогресс, никто не станет клеймить за магию. Её могут просто не заметить за бурными изменениями вещей и быта.
Мы часто ходили с мамой к пирсу, смотрели на корабли. Она мне рассказывала про отца, про Виргану, империю, в которую мне нужно обязательно съездить, пускай она и находится в месяце пути на корабле через океан. Я слушала в пол уха, зная точно, что останусь в Арении. Ведь причин покидать уютный дом, подруг и любимых учителей не было.
К тому же, с Вирганой были связаны возвращающиеся в кошмарах по ночам воспоминания детства. Мы с мамой успели застать то время, когда убили императора Павла, и регент слетел с катушек, что называется. Мне было четыре года, но я отлично помню, как горело крыло Георгиевского дворца императора, в котором маги пытались скрыться от гвардейцев. Как гвардейцы убивали духа-помощника отца Игли-Расса. Как мы с мамой и отцом бежали из столицы, и в нас кидали камни. Помню костры, горевшие в столице Вирганы, вонь и жар.
Возвращаться в варварскую империю не было никакого желания, даже ради отца. Но пришлось.
Дар проявлялся в спонтанных выбросах энергии, от которых людей клонило в сон, либо они начинали смеяться без причины. Бывали случаи, когда вещи разлетались в стороны. Но это только когда я испытывала сильные эмоции: злости, гнева или радости. Мама уже тогда готовила меня к мысли, что нужен учитель. Мне нужно было осваивать дар, потому как с каждым новым годом жизни, сила росла.
К десяти годам я научилась контролировать эмоции, что значительно облегчило мне жизнь. К двенадцати я начала чувствовать энергетические потоки, которые проходили сквозь меня и связывали с вселенной, как и любое другое существо. Пытаясь "наладить контакт" с потоками я часто парила в воздухе. Во сне это случалось неосознанно и мне нравилось, до тех пор, пока не настало время пойти в частную закрытую школу лИкарских наук Невергейм. Известное и престижное учебное заведение, которое давало современное образование. Но получать это образование предполагалось пять дней в неделю и быть привязанным к пансионату.
Понятное дело, что мне приходилось скрывать магический дар. Все-таки до полетов человека науке Мона было далеко.
В шестнадцать дар набрал полную силу. Мне стало очень трудно его сдерживать. Я научилась видеть тонкие миры, летать, спонтанно управлять маной. Но как вести себя с сущностями этих миров, что можно делать, что нельзя, как управлять маной осознанно? Никто не мог мне подсказать. Я понимала, что нужно развивать свои способности, пока они меня не убили. Нужен был учитель.
Мама отправила меня к отцу в Виргану. Отец полжизни служил старому императору в должности мага-артефактора. Остальные полжизни он скрывался от преследований регента несовершеннолетнего наследника трона.
Отец был рад моему приезду-возвращению. Дикие времена гонений магов и сожжения их на кострах закончились. Молодой император, которому в семнадцать лет передали жезл власти от дяди-тирана, прекратил преследования.
После вступления на престол Николай вернул отцу титул и поместье в законное владение. И даже приглашал занять вакантное место императорского мага. Но помня недавние события, когда регент его высочества, конфисковал земли Ячминских, лишил титула и приказал казнить по обвинению в убийстве брата, отец не спешил на службу.
Мы жили с отцом на юге в тихом местечке у моря, Мерке. В Мерке я училась, практиковалась с даром под присмотром отца. Иногда к нам приезжали гости, друзья отца. Иногда гости залетали на магический огонек, материализуясь в специальной комнате, приманивающей призраков (во избежание сердечных приступов и нервных припадков обычных гостей). И те и другие хотели поболтать, развеяться, сменить обстановку и круг общения, впрочем как и мы с отцом.
Как только выучусь, я собиралась обязательно вернуться в Арению, к маме. И я так бы и сделала, но эпидемия, разразившаяся в Моне, унесла жизнь самого любимого и единственного человека, к которому я хотела вернуться. А без неё Арения стала напоминанием о том, что ушло и никогда не вернуть. Местом боли и скорби.
Так я и осталась в этом приюте сельхозугодий, лошадей и простого деревенского быта. В наследство от отца мне досталось поместье с лесными угодьями, где я живу сейчас и куда мне пришлось переехать после его смерти. Но это отдельная история.
* * *
Корик проснулся к полудню. Черные круги под глазами исчезли, а в глазах появилось желание жить. Я выдохнула с облегчением, и вышла. Мальчик похудел из-за болезни, и казался хрупким и маленьким. Но теперь он пойдет на поправку. И все благодаря ритуалу единения с природой.
Какое отношение мог иметь ритуал к болезни, которая, к слову сказать, распространилась по всей губернии? На первый взгляд, никакого. Но стоит капнуть поглубже, и связь становится очевидной. Дело было в природе. Могло ли истончение энергетических потоков, отвечающих за рост и развитие, повлиять на детей? Могло. И мне следовало раньше обратить на энергетические линии планеты свое внимание. Работаю я преимущественно с потоками целительскими, которые тонки и своенравны. Другие потоки рассматривать обычно некогда. Но после разговора с Моиром пришлось исправить упущение.
Выяснились интересные детали. Потоки роста и развития, благодаря которым росло все живое на планете, истончились. Детский организм отреагировал высокой температурой и упадком сил. Взрослым приходилось легче, потому как их организмы в гораздо меньшей мере пользовались этими потоками.
Попутно нашлось объяснение плохому урожаю и увядающим раньше времени стойким к жаре деревьям. Слава прародителям, мне и всему колдовскому племени не успели этот факт вменить в вину.
— Спасибо за помощь, госпожа, — сказал хозяин дома, отец мальчишки, и сел рядом со мной на ступеньке крыльца.
Я поморщилась.
— Верна.
Мужик улыбнулся, с хитринкой в ухоженных вислых усах.
— А что же говорят нынче про Марру?
Я пожала плечами.
— Люди много чего говорят, да не всему стоит верить, — ответила я осторожно.
— Да, это верно, госпожа, — он поймал себя на том, что снова назвал меня госпожой, но извиняться не стал.
— Люди-то, верно оно, болтают. А что у вас говорят?
Я нахмурилась.
— Ну, у ведунов, — пояснил он.
Не стоит мужику знать, что все "ведуны", с которыми я общаюсь, мертвы. Им дела нет до пустых суеверий.
Я молчала. Как ему объяснить, что такого рода предсказания как конец света, либо пришествие века Марры-Морены, не более чем одна из миллиона вероятностей развития событий?
— Звезды выстроились в чудном порядке, цыгане баяли, что грядет век Марры. Придет она, окаянная, изведет нас с корнем.
Он нагнул голову так, чтобы видеть меня, впитывая малейший мимический жест, как признание. Может, он допускает, что я нарочно скрываю страшную "правду"? Ведьмам же положено радоваться чужим бедам.
— Верите в Морену? Разве новая вера не запрещает этого?
Насилие над народом, из которого вытравливали языческую поросль, возмущало. Каждый имеет право верить в то, что ему ближе и понятнее. Зачем эти новые боги?
— Вы, госпожа, меня не стращайте, пуганные мы. Не долго мне жить осталось, чтобы коней менять на переправе. Со старыми доскакать бы! А там уж на Велесовом суде пускай решают боги мою судьбу — прав я был, так хорошо, не прав — значит, так тому и быть.
— Скажем так, Протопей Федотович... Время Морены наступить может. Звезды действительно приняли редкое сочетание, опасное и непредсказуемое. Но в какую форму выльется "Морена" — война, голод, наводнение, — не знаю.
В его глазах стояла обида и разочарование, как у маленького ребенка, которого обманули. "Что же ты! — читалось в его взгляде, — А еще ведьмой называешься?! Кто еще знает, если не ты?"
— Будьте здоровы, Протопей Федотович, — я встала, намереваясь покинуть дом кузнеца.
— Прощайте, госпожа. Да смилостивятся Род и боги над вами.
Мужик что-то хотел добавить, но не решался.
Я вышла в сад. Он за мной.
— Корик прикипел к вам. Он маленький, не понимает еще... Если будете в наших краях, заходите, будем рады.
Дети схожи в своей любви с животными. Любят тех, кому верят, в ком чувствуют доброту. Было приятно знать, что меня могут так любить. Значит, не все так плохо со мной.
Дольше злоупотреблять гостеприимством хозяев смысла не имело. Нет, конечно, они были мне признательны за спасение сына. Но благодарность тоже имеет свои границы. Переступать которые не следует.
Вся семья, от младших детей до тетушек, бабок и дедов, выстроилась на пороге широкого крыльца. Я вскочила на Смирного, проверила узлы на привязи подаренной лошади и тронулась в путь. Здесь важно было, молча сесть и уехать, потому как проводить ведьму в дорогу собралась, как водится, вся деревня. Кто посмелее — стояли за плетнем, остальные наблюдали из окон, чердаков, подвалов и прочих мест, скрытых от моего взгляда деревьями, но открывающих сносный обзор дороги.
