Маленькая комнатка оказалась предбанником в довольно широкий коридор с камерами по обеим сторонам. После кузничной, здесь пробирало от холода и сырости. Нос и глотку залеплял крепкий запах нечистот.
К нам приставили конвой из двух солдат, которые чересчур пристально меня рассматривали. Проходя мимо камер, казначей загремел ключами, будто надеялся кого-то этим распугать.
— Кто здесь сидит? — спросила я вполголоса.
На одной из дверей сохранился свежий кровавый отпечаток ладони.
— Политические преступники, заговорщики, — ответил Дарен.
По спине побежали мурашки
— Знахари, колдуны? — вопрос сорвался с губ, хотя я уже знала ответ. К тому же, Дарен испугался моего вопроса так, словно это было той правдой, которую мне лучше не знать.
Я ощутила на коже скользкие гнилостные эманации, которые хотелось содрать, отскоблить с себя и сжечь.
Дарен наклонился ближе.
— Тебе лучше об этом не думать, — сказал он.
— Я сама знаю, о чем мне думать! — ответила я.
Дарен схватил меня за локоть и развернул к нему лицом. Он пытался удостовериться в моей адекватности.
— У тебя глаза потемнели.
У меня перехватило дыхание.
— Дарен, причем тут мои глаза?
Он отпустил мой локоть.
— Просто держи себя...
Договорить Дарену не дали. Он замолчал и с ненавистью уставился сквозь меня.
— Если будете останавливаться, где попало, то мне придется вытащить свой меч! — гаркнул конвоир прокуренным голосом.
Конвоир стоял слишком близко. Я чувствовала его тяжелое дыхание.
— Тогда я засуну твой меч тебе в задницу, — ответил ему Дарен.
Сказать, что развязному конвоиру не понравилась подобная угроза, значит, ничего не сказать.
— Извините, Абрагель, но если эти двое пойдут с нами, то лучше закончить наше предприятие прямо сейчас, — сказал Дарен принцессе.
Она попыталась улыбнуться, но мышцы лица свело, как от судороги.
— Хорошо, они останутся здесь, — она смотрела на Дарена с опаской.
Под тюрьмой была построена сложная система переходов, соединяющих множество комнат. Мне следовало еще в предбаннике почувствовать, что это не просто тюрьма. На языке появился вяжущий привкус. Спускаясь еще по одной тесной удушливой лестнице, я услышала крики. За стеной кого-то пытали.
— У вас здесь пыточные камеры! — я испугалась собственного голоса.
Мне никто не ответил. Они молчали, при этом взгляды были каменные, как и лица.
Я остановилась. Мои пальцы исследовали стену, будто в ней могло находиться отверстие, через которое я могла бы пролезть и остановить насилие.
Я настроилась на внутреннее зрение. Стена под моими руками стала ядовито красного цвета. Первая моя неосознанная реакция была убрать руки, которые покрыла красная дымка.
За стеной пытали женщину. Её голова безвольно упала на грудь. Спина представляла собой кашу из кожи, мяса и крови. Она болталась на веревке, которой были связаны запястья.
Сквозь толщу ваты я услышала голос. Меня просили о чем-то.
— Верна, очнись! Верна! — Дарен сжал мою руку, чуть повыше локтя.
Я повернулась. Отвратительные эманации страха, боли, злости окутывали Дарена, охватывая его тело кусками.
— Что с ней? Мне это не нравится! — голос принцессы шел откуда-то снизу.
— За стеной пытают женщину. Вы это знаете? — голос мой был сух, лишен эмоций. Потому действовал сильнее.
— Что? Он же обещал, — промямлила принцесса дрожащим голосом. Свет от огня танцевал черными тенями на её лице — расползаясь грязью, обнажая истину. Лгунья.
— Верна, послушай, вспомни ради чего мы здесь!
Дарен прижал меня к стене, вновь склоняя к разумности в данной ситуации.
Ловушка? Конечно. Шаг в сторону, и мы станем марионетками чей-то игры.
— Все в порядке. Идем. И зря ты так кидаешься. — Стряхивая с рукавов липкие эманации страха, я развела руки в разные стороны, повернув ладонями к пыточной и вызывая огонь. Распаляясь яростью, с моих ладоней вырвались потоки белого астрального огня, прожигая красный морок. Тюремщик по ту сторону стены лишился сознания, но кому его жаль.
На физическом плане огонь не был виден. Ощущался лишь жар, и то для тех, кто стоял близко, как Дарен. Он отступил в сторону. Злость накатывала волнами на меня, трудно сказать, во что бы она вылилась. Стоило мне опустить руки, как Дарен обхватил меня и силой потащил вниз по лестнице, где успели скрыться принцесса с главным казначеем.
— Когда я, наконец, подохну?! Глаза б мои не видели этой проклятой книжищи, этой морды звериной! Так нет же! Ходят, смотрят, выискивают чего-то, — пробурчал старик-смотритель.
Как только отворили засов, последний элемент защиты двери, наступила полная тишина. Даже казначей прекратил сопеть.
В сокровищнице пахло свежевспаханной землей и чем-то сладким. Я вошла в сокровищницу вслед за смотрителем, сгорбившимся стариком в дырявом хитоне и нечесаными седыми волосами. Я почувствовала давящую на виски магию. Мощную магию, которой обладают почти боги или вмещают в себя артефакты, созданные богами. Я растерла виски. Легче не стало — мощь пробивалась ко мне в голову с пульсом.
Старик, шаркая в темноте, разжег факелы.
— Здесь постоянно голова болит, — Дарен обвел взглядом комнату с поломанной мебелью.
— Еще бы, — ответила я.
Дарен обернулся ко мне.
— Рядом находятся артефакты черной магии, Дарен.
— Значит, я был прав, — Дарен поспешил за смотрителем.
Меня перекосило от невыносимого прикосновения, которое может сравниться с тем, когда соскальзывает ноготь по учебной доске. Дух-хранитель проверял всех, кто потревожил его покой. Хорошо, что я знаю как их успокаивать. Временно, конечно, но все же.
Одна из четырех каменных стен продавилась под напором земли, образовав трещину во всю длину от потолка до пола — вот и причина погребного запаха.
— Мы производим ремонт в другой зале, — казначей рассматривал разлом, — в скором времени монеты и драгоценности перенесут, — добавил он и оттянул воротничок от горла.
Принцесса задержалась на пороге. Ступить в пахнущую погребной ямой комнату потребовало всего её мужества.
Сокровищница представляла собой десяток комнат с несколькими дверями, каждая из которых вела в следующую комнату. Из комнаты полной холодного оружия: от секир до ножей, инкрустированных алмазами и рубинами, мы попали в узкий, на удивление сухой коридорчик, заставленный рядом сундуков.
Старик шел впереди с факелом, но постоянно оглядывался назад, высматривая желтыми птичьими глазами наши руки и карманы.
— Не трогайте ничего! — прикрикнул он на нас. Хотя никто даже вскользь не коснулся императорского добра. Мы шли цепочкой — настолько тесным был проход между сундуками и стеной. В сокровищницу разрешено было войти мне, Дарену и трем хранителям ключей: Абрагель, главному казначею и самому смотрителю.
Нужная нам комната была целиком оббита елью, пропитывая воздух тяжелым смолистым духом. В центре находился письменный стол и табуретка, прибитые гвоздями и привинченные к полу. Мебелью давно не пользовались. Я прошлась по комнате. Половицы продавливались и скрипели под ногами. Часть стены была черна от огня, но сгореть она не успела.
В углу стоял сундук, окованный железом, со ссохшимися, давшими трещины стенками. Крышка сундука была немного скошена вбок.
— Чертова комната, когда ж я помру, чтоб не видеть тебя и не слышать больше? — старик вновь принялся бурчать себе под нос.
Над сундуком был написан портрет мадонны с младенцем. Рисунок был выполнен углем и вызывал тягостные ассоциации.
— Через пять-десять минут они начнут просить, чтобы их освободили, — принцесса вертела головой, словно её заставляли войти, а она отказывалась сойти с порога. Она часто дышала и смотрела на икону, будто она была страшнее, чем содержимое сундука.
В комнате явственнее ощущалась скрытая в сундуке мощь. И чем ближе я подходила к сундуку, тем давление усиливалось. Дух-хранитель, да и магия артефактов сопротивлялись чужим.
Казначей прошел в центр и большими оленьими глазами уставился на прибитые к полу ножки.
— Зачем их прибили? — спросил он высоким голосом.
Должность он занял недавно, раз не знал таких простых вещей. По его пухлому лицу струился пот, а на губах играла недоуменная улыбка.
— Чтобы не оторвались, наверное, — ответила я, потому что все молчали.
Я отошла от сундука на несколько шагов, достаточных для того, чтобы перестало казаться, что голова вот-вот расколется.
— Посвяти мне, — Дарен наклонился над сундуком.
Старик нехотя наклонился, освещая сундук.
Навесные замки были сорваны, а крышка скошена в бок.
Дарен откинул крышку.
— Теперь я уверен, что видел его. Он стоял сверху, рядом со шлемом, — проговорил Дарен.
— Морун?.. Его нет! — вскричал смотритель, едва не уронив лампу в сундук.
Дарен повернулся к нам. Он смотрел так, словно пытался понять мог ли кто-то из присутствующих быть замешан в краже артефакта.
Принцесса опустила глаза, а казначей, наоборот, свои выпучил.
— Как это понимать? — спрашивал он. — Как?
— Я не причем! Не смотри на меня так, Дарен! — крикнула принцесса.
Дарен вздохнул и потер лоб.
— Как же это? Как? — Смотритель обыскивал глазами сундук в поисках украденного артефакта.
Если верить госпоже Калахан, Морункэтль или Морун — древний артефакт, в который была помещена такая же древняя сущность. По преданиям сущность могла открывать туннели между мирами.
— Меня больше волнует, как его вернуть, — сказала я.
Казначей вытер ладони о грудь.
— Ваше высочество, я не понимаю, что происходит? — он мотал головой, ожидая ответа хоть от кого-нибудь.
Я подошла к сундуку. На мои виски словно надавили двумя стаканами. Дух "выглянул" из нарисованной иконы. Если я хочу успеть, то надо приступать сию минуту.
— Через какое время вы начинаете слышать голоса? — спросила я.
— Через пять-шесть минут, — ответила принцесса шепотом.
Казначей прочистил горло.
— Я хочу заявить...
— Помолчи, — оборвал его Дарен.
— Какие еще голоса? — Дарен забрал лампу из трясущейся руки смотрителя.
— Сколько по времени ты здесь находился? — я сощурила глаза от копоти, вырвавшейся из лампы, когда Дарен отбирал её у смотрителя.
— Минут десять, может пятнадцать, — ответил Дарен, — Голова раскалывается каждый раз. Но голосов слышать пока не приходилось.
Я наклонилась над сундуком. На дне под железным шлемом с золотыми рогами лежала толстая в черном переплете книга.
— Я хочу посмотреть эту книгу, — сказала я, — Думаю, мне лучше сделать это одной.
Смотритель вырвался из своих мыслей и уставился на меня, словно я сказала, что завтра потоп.
— Нет, — крикнул он и бросился к сундуку, — Нет! Не надо. Эта книга проклята. Не смей!
Казначей опять засопел.
Я обернулась к Дарену.
— Мне надо знать, о чем в ней говорится.
Он посвятил лампой над сундуком.
— Хорошо. Я остаюсь с тобой.
Смотритель вцепился мне в руку своей сухой жилистой рукой.
— Вы не понимаете. Это адская книга. Она, — смотритель задохнулся, — она, она... вы не понимаете.
— Уходите. Прошу вас, быстрей, — протянула я уже не своим голосом. Виски сдавило, и на сотую долю секунды, пол поплыл под ногами.
— Ваше высочество, я за всем прослежу. Идите, — сказал Дарен с нажимом и, вместе с тем, с заботой.
— Хорошо, капитан. Только... — она бросила опасливый взгляд на меня.
— Только что?
— Быстрей. Давайте быстрей. Случались очень неприятные вещи...
Они ушли, и стало намного легче сопротивляться чужому, очень властному, буравящему подкорку, напору.
— В сторону, — кинула я Дарену, отодвигая его за свою спину. Он не решился возражать — есть надежда, что пройдет гладко.
Я опустилась на одно колено. Сундук в качестве защиты от артефактов был пропитан древней мощной магией, которая если и рассеивается со временем, то незначительно. Ритуал Горока или даже Перуна — очень мощная противодействующая сила магии разрушения. К сундуку был приставлен дух-хранитель, который отваживал от артефакта очень просто и эффективно: воздействуя на психику и выдергивая энергетические сосуды. После времени, проведенном на посту, дух обозлился и успел напитаться силой. Его можно понять и, наверное, можно отпустить. А еще лучше помочь передать ответственность духу помоложе.
Хранитель еще пытался пробиться ко мне с ломом. Я встала над ним и открылась по доброй воле. Лом не понадобился и злость духа схлынула. Власть, богатство и прочие корыстные цели, меня не прельщали. У него не было власти надо мной, значит, не было оружия против меня.
Я взяла книгу в руки. Тяжелая, около пуда веса, в телячьей потемневшей коже. Как и все древние вещи, в которых заключены знания, дарующие Силу, а иначе, способы почерпнуть её. Книга несла в себе мощный отпечаток разрушения. Сундук-ларец выполнял сдерживающую роль. Деморализатор, заключенный в обращениях, овладениях был настолько мощный, что маг должен десять раз подумать прежде, чем проникать в тайные знания. Поэтому они и тайные, что не каждый выдержит их вес.
А проще говоря, мало кто сможет провести ритуал вызова демона, подчинения духов стихий. Еще меньше тех, кто сможет убивать людей группами, взывать к древним силам, омывая собственной кровью их статуи. Книга заключала в себе подробные описания этих овладений силами.
Мое мнение было и есть, что истинный маг ставит перед собой приоритетом моральный кодекс. Новым знаниям, за которыми следует падение, предпочитает отсутствие знаний.
Дух выныривал из разворота книги, размахивал белесыми руками, пугал, страшась изображений на потемневших страницах.
"Ты скоро будешь свободен" — говорили мои чувства и образы.
Он пытался обвинять меня в скрытых намерениях.
"Я перед тобой, как открытая книга — смотри" — говорила я, показывая ему образы.
Он смотрел, всматривался придирчиво, взвешивая каждый помысел, перетряхивая.
"Верю? Верю. Верю? Верю." — Он принимал решение. "Замена? Хочу замену".
Он опять хитрил.
"Найди сам себе замену. Я помогу" — приказала я. Помощь посредника в моем лице — вот, в чем этот измученный дух действительно нуждался.
Дух вылез из сундука. Его мысли потекли вокруг меня, поглаживая рой моих собственных мыслей. Туман проникал сквозь туман.
Я вернула книгу и шлем на место, закрыла сундук.
Хранитель через открытый мной портал перенесся в мир духов. Ему предстояла сложная и ответственная задача: найти приемника. Искал он замены не потому, что ему надоело охранять или он устал. Его собственная программа говорила ему: для того, чтобы выполнять задачу качественно, нужен дух молодой.
Виски грозили лопнуть, как перезрелые сливы. Но я могла идти сама. Не такие ритуалы выдерживала. Дарен был напряжен, будто его скрутило изнутри, весь ушел в себя, свои мысли, изредка выныривая посмотреть, ту ли он видит женщину, которая вошла в сокровищницу. Та ли держится за его руку или монстр в её оболочке.
Принцесса должна была видеть меня обессиленной, и она увидела. Бледность играть не пришлось. И, тем не менее, лицо её выражало крайнее удивление, смеженное с опасением. Она постоянно оглядывалась на меня. Ей было некомфортно идти как во главе нашей процессии, так и позади неё. Одинаково страшно.
