— Я и сам не собирался здесь задерживаться.
— Извини, но ты мне мешаешь.
— Интересно в чем?
— Не в том, о чем ты подумал.
— Оно и видно.
— Послушай, — я вздохнула, — у меня много дел и...
— Я понял.
Он попытался спрыгнуть, но с переломанными ребрами надо мягче. Лучше, вообще, не шевелиться месяца два. Схватившись за бок, он сел обратно.
— Послушай, я предлагаю тебе полное исцеление и даже арбалет и кинжал, свое оружие.
Он засмеялся колючим резким смехом.
— А взамен душу?
Тоже мне шуточки.
— Ты мне не веришь. Мне это не нужно.
Ни от кого. Я скрестила руки на груди. Он слушал, но сидел по-прежнему боком.
— Я только закончу начатое, и ты уйдешь.
— Пока я в сознании и при памяти, я не позволю лечить меня, чем ты там лечишь! Это варварство оставь для полоумных крестьян! — речь он сопровождал активной жестикуляцией.
Я вскочила со стула — огонёк свечи колыхнулся, едва выжив от внезапного порыва ветра — и заходила по горнице.
— Перелом руки будет срастаться месяц, потом месяц на разработку. И не факт, что кость срастется правильно. Ребра и того хуже. Естественное сращение процесс болезненный и долгий.
— Я уйду и так.
— Это верная смерть.
Он сел на край кровати, прижимая локоть переломанной руки.
— Тебе не все равно?
Мне надоел этот разговор. Надоело его упрямство. Отвернувшись к стене, я смотрела, как увеличенные тени от свечи пляшут по обрывкам пергамента, то съедая их, то вновь рождая на свет.
— Если бы так, ты уже умер бы.
Повисло давящее молчание. Он смотрел на меня тяжелым, очень тяжелым взглядом. Спиной и то я чувствовала этот взгляд.
Я подошла к маленькому оконцу и оттянула вниз веревку с занавесками. Из окна на меня смотрело мое собственное зачерненное тенями отражение. Из-под ракиты донесся еле слышный металлический лязг.
— Ты одна здесь живешь?
Я вздрогнула. Надо будет обязательно проверить цепь.
— В общем, да.
— А не в общем? — он уставился на пистолет, который висел на стене. Коллекционный экземпляр. Свойства оружия он утратил лет семь назад. Хранила я его исключительно для красоты и, может быть, для напоминания, что когда-то, в самом деле, жила в технически развитой Арении.
— Не твое дело.
— Мило, — он перевел взгляд на меня.
— Угу, — я кивнула.
Кто он такой, чтобы я уступала ему?
— Я ни черта не понимаю в этом бесконечном дерьме.
Он злился, отчего у него вздувалась вена на лбу.
— Слова не мальчика, но мужа!
Он стиснул челюсть так сильно, что губы побелили, а на скулах заиграли желваки.
Тупик?
Я подошла к кровати и застыла в нерешительности.
Дарен — ему идет это имя — уперся кулаками в кровать и смотрел на меня из-под лба, напоминая чем-то дракона.
— Ты выиграл.
— Что?
— Да. Можешь оставаться в моем доме, пока ребра сами срастутся. Но имей в виду, что с этой секунды я снимаю с себя всю ответственность за то, что ты здесь можешь увидеть. Да, и не смотри так. Ты сам выбрал.
— Она мне еще угрожает!
Я выдернула из-под него одеяло и забралась на кровать с намереньем протиснуться к стенке.
— Что ты делаешь? — он спросил так, будто я собралась его обесчестить.
— Я ложусь спать. Завтра мне рано вставать. Так что подвинься.
У него было такое выражение лица, будто его ударили обухом по голове.
Прошлой ночью я спала на печи. Но сегодня, когда печь полдня топилась, извините. Спать на лавке тоже удовольствие ниже среднего. К тому же, кровать у меня широкая и вполне годна для двоих.
Я накрылась стеганым одеялом, оставив Дарену второе, и легла головой к печи, ногами к голове мужчины.
Дарен все-таки поднялся с кровати. Боль тут же напомнила о себе. Он схватился за ребра и опустился со стоном на лавку.
В тишине было слышно его тяжелое дыхание и лязг цепи.
Ему стало хуже. Сломанная рука дергалась от болевых спазмов.
Я сползла с кровати и села напротив.
Мои мокрые волосы коснулись его горячей спины — он вздрогнул и поднял глаза. Болезнь делала его беззащитным.
— Позволь мне помочь тебе. Ты же ничего не теряешь, — сказала я.
Он промолчал. Я не стала торопить его. В какой-то момент мне почудилось, что он уснул, но это было не так.
— Я не спрашиваю, как ты собираешься это сделать. Если у тебя получится — я уйду завтра. Если нет...
— Не сомневайся во мне, хорошо?
Когда он поднял глаза, то в них не было злости. Скорее опять тоже неясное чувство, которое я так ненавижу угадывать в людях.
— Ложись — мне так будет удобней.
Он послушался.
— Начинай.
Я сходила за ножом и села на край постели.
— Для начала я осмотрю рубцы.
Он с опаской смотрел на нож.
— Только без глупостей.
— Если б я хотела покалечить тебя, то не стала бы спасать, не так ли?
Он пытался прочесть безумие в моем лице, но безуспешно.
Я разрезала повязку на груди. Рубцы обросли бордовой корочкой, заражения нет.
— Ни хрена себе! — он осторожно потрогал огромные засохшие рубцы.
Перестройка на внутреннее зрение прошла быстро. Глаза, рывком вдавило внутрь черепа и выдавило обратно. На полу раздавленных глазных яблок не оказалось — как всегда, они остались на месте.
— Вид сносный. Нагноения нет — уже хорошо. Легкое... почти в идеальном состоянии — кури поменьше. Печень — тоже неплохо, — говорила я для себя. Мой способ концентрации.
— Ты что... видишь мои внутренности? — он спросил с предыханием, будто его горло сдавливали цепкой хваткой.
— Не то, чтобы вижу... Постарайся расслабиться. Будет чуть неприятно.
Дарен продолжал всматриваться. На лбу выступила испарина, а между бровей залегла глубокая складка. Он не ожидал увидеть такие раны, не ожидал, что получив такие раны, можно выжить.
— Ты слышишь? Я тебе говорю.
— Убери нож.
Я и забыла про него. Чтобы Дарен перестал нервничать, воткнула нож в ножку стола.
Я убрала подушку, чтобы пациент лежал строго горизонтально.
— Имей ввиду, что я буду следить за тобой, — сказал он.
— Сколько хочешь.
Когда-то передо мной стал вопрос: чем я хочу заниматься. Куда я готова направить Силу, которую способна подчинять? Единственной восходящей областью применения было лИкарство. А мне хотелось расти, совершенствоваться, и вместе с тем, делать нечто полезное и нужное людям.
Я выбрала лечить людей. Тем более, что я училась в Школе лИкарских наук Невергейм и собиралась стать лекарем.
Отец рассказывал о магах, которые осваивали стихии. После успешного обучения они могли поднимать в воздух камни и даже дома, другие могли повелевать огнем, третьи — водой. Полученные навыки маги применяли как в строительстве, мореплавании, управлении государством, так и в быту, торговле. Одаренных людей было мало, но всем им помогали найти свою дорогу.
Да, маги и в те времена были особенными и даже избранными. Но тогда к магам относились с уважением. Сейчас же настоящие маги, если и остались, то прячутся, либо скрывают свой дар. По крайней мере, так обстоят дела в Виргане. После убийства императора, кровопролитных сражений магов за свою жизнь, большинство к ним испытывает ненависть и страх.
Бороться со страхом было особенно тяжело, учитывая то, что я маг-целитель и должна лечить.
Я сняла с шеи амулет из слоновой кости в виде скалящегося льва и положила рядом с головой Дарена. В спокойной обстановке собственного дома я могла себе позволить вызвать помощника. Ценность его была колоссальной, лично для меня как для мага-целителя.
Можно было воззвать к своенравной и своевольной пятой Силе, которая помогла мне вылечить Дарена на поле боя. Что довольно энергозатратно. Я сделала проще. Сконцентрировавшись, я призвала духа-помощника, привязанного к амулету. Его возможности позволяли мне задействовать целебные потоки Элини и работать с организмом пациента через посредника.
Скалящаяся морда льва подернулась дымкой. Уплотнившись, дымка превратилась в густой туман в виде львиной морды. Туман зашевелил головой, зарычал и выпрыгнул из амулета в виде маленького льва, который мог уместиться на моей ладони. Вместо передних звериных лап у Лили-Оркуса были человеческие руки — своеобразная награда за хорошую работу. Лев рыкнул и прыгнул к макушке Дарена. Любят духи эффектные зрелища.
Дарен вздрогнул, но видеть и слышать духа он не мог.
Тем временем дух Лили-Оркус, положив руки на голову пациента, подстраивался под его организм. Настроившись, дух сможет руководить химическими процессами.
Обычно я позволяла костям самим срастаться. Лечение ограничивалось жесткой фиксацией сломанной конечности и специальной диетой. Организм постепенно сам выделял строительные вещества, день за днем сращивая кость через образование хрящевой костной мозоли.
Но в данном случае мне требовалось ускорить этот сложный процесс. Я создала вокруг правой руки слабое электрическое поле и провела ею вдоль тела Дарена. Ему нужно было расслабиться и позволить Лили-Оркусу сделать его работу.
Тепло от моей руки передавалось больному. Постепенно его мышцы расслабились, дыхание стало ровным и глубоким. Через несколько минут он окончательно заснул.
Я поднесла правую руку к амулету и сосредоточилась на духе-помощнике, подпитывая его своей маной. Подстроившись под организм Дарена, Лили-Оркус оставил десять процентов энергии пациента на функционирование всех систем, и направил всю оставшуюся энергию на срастание переломов.
Под контролем духа, в месте перелома запустился процесс образования и пролиферации клеток первичной фиброзно-хрящевой мозоли. Так же, как птица строит свое гнездо, притаскивая глину, веточки, листья, так и организм Дарена принялся строить в местах переломов новую ткань. Я слегка помогла, подтянув прозрачными пальцами переломанные кости друг к другу.
В межклеточном пространстве дух запустил синтез коллагеновых волокон. В хрящевой мозоли из окружающих тканей проросли капилляры, образуя сосудистую сеть мозоли.
Для ускоренного выделения из крови аморфного фосфата кальция нужно было помочь пациенту. Потому как в крови человека не содержится такого большого количества нужного элемента. Я продолжала удерживать сломанные кости вместе, пересев так, чтобы дух напрямую мог брать мою ману. Да, это было опасно, но я доверяла своему помощнику. Лили-Оркус растянул свое тело, превратив практически в веревку с львиной головой посередине, один конец которой крепился к макушке Дарена, а другой, проходя через мою прозрачную руку, в форме полой иглы проткнул его вену на руке. Вокруг иглы появилось серебристое искристое облачко.
В кровь Дарена по вене пошли питательные элементы и одновременно с этим дух ускорил рост аморфного фосфата кальция, завершая образование первичной костной мозоли. Далее необходимо было, чтобы структура костной мозоли, соединившая переломанные кости, стала твердой. Лили-оркус, продолжая вводить в кровь питательные микроэлементы, запустил процесс образования ядер кристаллизации, которые способны извлекать из тканевой жидкости неорганические ионы и, таким образом, увеличиваться в размерах. В отличие от образования первичной костной мозоли, минерализация произошла быстро. На этапе затвердевания от меня требовалось держать обломки костей максимально ровно.
Затем дух запустил образование межкристаллических связей — это вторичная минерализация кости. Кости срослись идеально. Выдохнув с облегчением, я убрала прозрачные руки от костей. Остались разорванные мышцы, которые дух соединил за считанные минуты. Лили-Оркус втянул веревки своих рук снова в тело льва и, зарычав, обе руки вновь положил на макушку Дарена. От духа требовалось вернуть работу тела пациента в привычное русло, чем он и занимался.
По завершении Лили-Оркус взмахнул руками, и все его тело окутало серебристое облачко. Сверкнула крошечная молния, облачко слегка увеличилось в размерах и растаяло. Мой помощник слегка подрос и превратился в полузверя-получеловека: с мордой льва и человеческим бесполым телом.
В кого превращаться — это был его личный выбор. Отец рассказывал, что духи, живущие рядом с магом, набираясь опыта и Силы, росли и крепли, могли менять внешний облик, то ли подстраиваясь под мага, то ли по своим личным предпочтениям. Взрослый дух, привязанный к магу, ценился очень высоко. Часто именно опытный дух-помощник становился целью врага. Потому их берегут, почти как детей.
Сращение заняло больше двух часов и отняло много сил, которые нужно было восстановить. Отправив Лили-Оркус в амулет, я легла спать.
Глава 8. Гонцы от императора
Разрывая ушные перепонки, дребезг поднимался вверх, пока не перешел на сверхвысокую частоту, от которой я начала раздваиваться в прямом смысле слова. Я закричала, но крик утонул в оглушительном писке. Я попыталась закрыть уши руками, но ушей не обнаружила. Мои прозрачные руки прошли сквозь тело. Сводящий с ума писк мешал соображать. Хорошенько тряхнув, меня выбросило из тела к потолку, как пробку из бутылки.
Склонившись над моим пустым телом, Дарен еще, видимо, не проснувшись, не мог понять, что произошло. Он тряс меня, но эффекта ноль — я же здесь, над ним, только он меня не видит.
Звук защитной системы леса стал мягче, но занудство, с которым он действовал на нервы, раздражало еще сильнее.
— Верна, к нам гости.
Путята завис надо мной, указывая пальцем направление.
— Не нравятся они мне...
Не дослушав лесовика, я представила себе окраину леса.
Эндимион всходил над горизонтом, золотя окружающие леса и поля. Густой туман покрывал луга толстым одеялом.
Облетев подступы к лесу, пригодные для прохода, я обнаружила трех наемников на гнедых жеребцах. Эдакие богатыри: маховая сажень в плечах. Кольчуга переливалась в лучах восходящего Эндимиона. Грязные патлы волос портили картину, вместе со стойкими запахами перегара и пота.
Путята в лаптях и рубашке вышел из-за дерева, перегораживая им дорогу. Всадники осадили коней.
— Здорова, дед! Не подскажешь где нам найти графиню Ячминскую, дочь императорского мага Никона Ячминского? — спросил высокий, широкоплечий мужик. Его квадратную голову украшала грязно-русая борода, требующая ухода большего, чем ей доводилось получать.
— А зачем она тебе, мил-человек, понадобилась?
— Император назначил её на должность императорского мага, в связи с кончиной Никона Ячминского. Указ при мне.
— Императорским магом, молвишь? С чаво бы это ей эдакая честь?
Всадники дружно заржали. Коренастый солдат, в яркой россыпи веснушек, отсмеявшись, ответил:
— Честь служить при дворе она унаследовала от покойного бати, старик! Так, где она, ведьма эта?
Император уже не раз присылал мне "приглашения" во дворец. После его вступления на престол Ячминским были возвращены все заслуги: титул потомственных графов, земли, золото и крепостные крестьяне. За крестьянами и грамотой на земли мне и надлежало явиться во дворец. Заставить меня он не мог. Но мог лишить снова титула и земли. Последнее меня особенно волновало. Потому как Чарующий лес стал моим домом.
