Выбирая между смертью от зубов хищников и смертью от утопления, я выбрала бы второе. Да, страшно, но не больно. Последнюю мысль я высказала Дарену. Он покрутил пальцем у виска. На большее у него не хватило времени.
Разбавляя цокот копыт в тишине, из близлежащего оврага вылезла стая урциев. Хищники внешне напоминали гиен, были падальщиками, но гораздо глупее. Мы пустили лошадей в галоп. Оторваться сразу не получилось. Приближаясь к новому тракту, мы слышали грызню, скулеж и прочие звуки борьбы за пищу. Над пролеском, который шел вдоль тракта, ломались ветки и доносился звук хлопков.
Если мы даже и проскочим через "засевших" впереди хищников, то нацепляем на свой хвост еще лешеву кучу людоедов. Дарен считал так же.
— Сворачиваем! — сказал он так, чтобы я услышала.
Болтов в мешке не было, как и арбалета, потерянного в проклятом замке, зато оставались мой кинжал и меч Дарена. Вот ими-то мы и отбивались, как могли.
Свернув в Курьевские топи, мы сократили дорогу и заодно отделались от урциев. Глупые животные попытались нас окружить. И просчитались. Утонули очень быстро.
Руоргам повезло больше. Один спрыгнул с дерева и располосовал мне спину острыми когтями. Большой, неуклюжий и тяжелый, с мощной челюстью и цепкими лапами. Такой, если поймает, раздерет в минуту. Задумка его была проста: свалить меня с лошади. Я удержалась. Руорг остался без ужина. Слишком он медленный, чтобы догнать. Потому и охотиться, поджидая на деревьях.
Тема везенья превалировала над силой, быстротой, ловкостью. По-моему, так всегда в подобных ситуациях. Либо ты перетянешь Удачу на себя, либо умрешь. Может, так обстоят дела только с моей, ведьминской, точки зрения? Возможно. Как говорил мой отец, кто обладает силой — тому есть чем управлять.
От Курьевских топей было рукой подать до столичных ворот. Лузга, быстрая мелководная река, опоясывающая северо-западный берег Крашеня, подпитывала эти самые топи.
Мы с Дареном еле держались в седлах. Наверное, будь ветер посильнее, нам бы этого вполне хватило, чтобы упасть.
Так всегда. Когда думаешь, что хуже быть не может и даже начинаешь малодушно поругивать злодейку-судьбу, вот тогда неприятнее всего понять, что может быть гораздо хуже. И ловишь себя на мысли, что еще ничего, совсем не плохо тебе было.
Наше везенье вмиг отвернулось от нас. Лошади еле волочили ноги. Особенно моя, еще и прихрамывала. Приветливые, хоть и корявые, болотные березки проводили нас печальными кивками, передавая в лапы, дежурившей стае хромкулов. Эти твари всегда соперничали друг с другом за лидерство. Вроде кусачих падальщиков, обитающих в местах охоты более крупных и свирепых хищников.
Трех мы зарубили с ходу. Четвертого лишили крыла. Больше они не пытались поднимать свои туши вверх, чтобы вцепиться в нас.
Они бежали рядом, как псы-забияки, целясь в лошадиные бабки.
— Смотри по сторонам! — крикнул Дарен и рубанул по пегому хромкулу.
Тот взвизгнул, откатился. Его место тут же занял следующий.
Я попыталась достать кинжалом "пса" — уж очень он близко подобрался к задней ноге — когда какой-то проворный гад впился лошади в переднюю раненую ногу. Лошадь заржала, высоким отчаянным голосом, сбавила темп и начала оседать.
— Прыгай! Прыгай давай! — Дарен вырвал меня из седла. Медленно, мучительно медленно, из последних физических сил, я всползла на его седло.
Мне не хотелось оборачиваться. Это вышло автоматически — о чем я тут же пожалела. Хромкулы рвали добычу всем скопом.
Впереди в предрассветном сером тумане виделась возня темно-серых фигур. Быстрых, вертких. Наверняка, фигуры ревели, кричали, но пока виделись лишь тени.
Я прислонилась всей спиной к груди Дарена, положила голову ему на плечо. Он тоже видел смазанную возню на горизонте. Мышцы его твердели, напрягались.
— Ты только держись, хорошо? — прошептал он.
Начали долетать отголоски громких страшных голосов. Впереди шла битва, на которую не хотелось смотреть. Когти, зубы, мечи, человеческие тела, тела хищников.
Я закрыла глаза. Дарен тут же перехватил меня под грудью крепким захватом.
Можно было объехать, попробовать прорваться там, где меньше скопление хищников. Прорваться в дальний проход. Можно, но не нужно. Наша сила и наша удача сейчас была в стремительности и в риске.
Похоже, Дарен тоже так считал. Он подался вперед, прижимая и меня и себя к лошадиному хребту.
Я шептала, что-то шептала над черной жесткой гривой и видела перед собой свои белые, в засохшей крови, пальцы. Только их. По обе стороны — бесформенный туман. Сверху Дарен прижимает так, что трудно вздохнуть.
Нас заметили и открыли узкую кованую дверь. В секунде от нас сверкнули огромные оскаленные пасти, заросшие шерстью спины.
Ободрав колени, мы уже были внутри заслона. Дыхание перехватило, сдавило легкие, сплющило больное усталое тело и мы оказались на оборудованной для скорой медицинской помощи поляне. Радость уступила место ощущению, что я вторглась на чужую территорию.
— Куда вы?! Ну, куда вы полетели? — где-то далеко и одновременно близко надрывался картавый хриплый голос. — В "давилку" только с бабкой или Марьяном! Вон тот, у колодца! Там же навес есть. На-вес!
Меня перевернули на живот.
— Скажите спасибо, что живы остались, сукины дети! — вычитывал все тот же голос.
— Вот и рана, — в брань вклинился приятный женский голос. — Кровопотеря и... сколько времени в седле?
— Часов пятнадцать.
— Без отдыха?
— Сутки.
— Сейчас я обработаю раны, перевяжу и пускай спит, бедняжка, — сказала женщина.
— Так что, переутомление? Давилка ни при чем? — уже тише осведомился крикун.
— Да какая давилка? У нее раны на полспины. Ты же видишь — я-то живой! — тихим голосом выговаривал крикуну Дарен. Он был в сознании, значит, сам все объяснит, решила я, отключаясь от этой пугающей реальности.
* * *
Просыпалась я тяжело, толчками. Словно выбиралась из сваленных на меня мешков с мукой. Дарен сидел на широкой лавке, опустив лицо на руки — ему так же тяжело давался подъем. Из-под тента из мешковины пробивались лучи Старого Эндимиона и Юного Акидона, жаркие, беспощадные, равнодушные.
Сколько мы проспали? Часов пять-шесть, судя по положению Акидона.
Спина болела так, что просто протянуть руку к амулету казалось невыносимой мукой.
Я прикрыла глаза, делая вид, что сплю. Вряд ли Дарен станет будить меня. Обхватив ладонью амулет, я мысленно позвала духа-помощника. Это было нежелательно заключать сделку с духом. Во-первых, с ним придется рассчитываться. Во-вторых, он еще слишком мал и слаб, чтобы обойтись своей Силой. Но выбора у меня не было. Мне придется позволить, чтобы Лили-Оркус подстроился под мой организм. И без моего управления затянул раны.
Для начала я попросила дух сохранить скрытность и настроиться на меня. Пока он настраивался, я пыталась рассмотреть внутренним зрением раны от когтей. Глубокие, но ровные. Идет воспалительный процесс, но без заражения. Значит, лекарское дело в Крашене не так дурно, как в провинции.
— Тебе нужна кровь, — сказал Лили-Оркус мысленно, чем удивил меня. Для того, чтобы начать общаться посредством человеческой речи, дух должен окрепнуть и подрасти. Моему помощнику еще рано, но он смог, что делает ему честь. Значит, шансы на успешное лечение велики.
— Искать донора долго, у меня нет времени, — ответила я так же мысленно.
Поделиться с ним энергией я не могу.
— Я попробую, — ответил он.
Нужно было очистить кровь от токсинов, которые неизбежно попадают в неё. Лили-Оркус разжег огонь, который жаром пробежался у меня под кожей. Меня бросило в пот. Я чувствовала, как огонь проносится под моей кожей, по венам, опаляя и выводя вместе с кровью токсины.
Пока огонь циркулировал в моем теле, поднимая температуру, Лили-Оркус переместился на спину прохладным обезболивающим компрессом. Раны зачесались так, что я сбилась, и вместо процесса срастания мышечных тканей, увидела свежие доски под собой. Когда вслед за мышечной тканью, срослась кожа, я почувствовала огромное облегчение и благодарность духу.
Лили-Оркус еще какое-то время находился на моей спине, разливаясь холодом по ней. Закончив лечение, он, уменьшившись в размере, перетек по плечу на грудь и вернулся в амулет, который так же стал холодным.
Я попыталась согреть амулет своим теплом.
— Чуть позже, — я обратилась к духу мысленно, — Чуть позже, Лили-Оркус, я дам тебе энергию.
Я еще немного полежала на животе, приходя в себя, и, следуя примеру Дарена, села на лавку.
Суеты вокруг было гораздо больше. Новая группа рекрутов готова была ринуться на защиту Крашеня. Молоденькие парни, мужики и профессиональные войны, разбившись по пять-шесть человек, выстроились под деревянными навесами, которые тянулись вдоль полукруга оградительной стены из бревен. Крестьяне перетаскивали с телег выточенные каменные бруски и оставляли у стены, которую те же крестьянские руки начали обкладывать этим более надежным материалом. Раненых сваливали на лавки. Тяжелых — на солому. На тех, кто застревал в невидимой стене купола, не дождавшись сопровождения, кричал все тот же грубый картавый голос.
Под охраной молоденького канонира, артиллериста низшего звания, подозрительного ко всем проходящим мимо, стояли пушки. Антирийское огнестрельное оружие, которое Виргана закупает по договору о военном сотрудничестве. Их накрыли парусиной и поставили охранный пост. То ли закончились снаряды, то ли берегут? Ответ помог получить босой мальчуган, подбежавший взглянуть на чудо оружейной мысли. Мальчуган поднял край парусины, чтобы рассмотреть пушку.
Канонир махнул на него рукой:
— А ну, пошел отсюда! Кому сказал, не вертись тут!
— Да я посмотреть только, — ответил мальчишка. — Чего они тут стоят-то? Такое оружие могучее!
— Снаряды кончились! Пошел, пошел! — снизошел до ответа канонир.
Впрочем, ничего удивительного. Может, снаряды и есть, но их берегут. Пока работает купол, эту роскошь император мог себе позволить.
Купол представлял собой мощную смесь огня, магии камней и защиты духов воздуха. Нити-привязи уходили глубоко под землю, сжимая плотность "прослойки" каждые десять секунд. Очень похоже на дыхание, да и сердце у купола тоже имелось — красное, пылающее в самом центре, в недрах земли.
Бабка вполне могла быть знахаркой — потому знать приемчики. Марьян же на днях вышел из-под мамкиной опеки. Белокожий, розовощекий, с прямым бесхитростным взглядом. Он и знать не знает ни про какое колдовство. И если допустить лишь мысль о его причастности к братии магов, Марьян будет бежать отсюда без оглядки — такое складывалось впечатление.
Бабка с Марьяном от природы были невосприимчивы к магии. Присмотревшись, я увидела еще четырех проводников, рассредоточенных вдоль заграждения.
— Как дела? — медсестра, пробегая мимо, наклонилась надо мной.
— Хорошо. Спасибо...
— Выздоравливайте, — кинула медсестра нам обоим и поспешила к раненым.
Дарен отнял руки от лица, осмотрелся больными заспанными глазами.
— Идти можешь?
— А ты? — спросила я.
— Нужно убираться от...
Договорить Дарен не успел. Появился тот самый крикун и сел рядом.
— Оправились, голубчики? — и кинул взгляд на мои плечи, накрытые какой-то тряпкой.
Дарен пожал плечами, осматривая заваленные лавки раненных. Над головами громыхнуло, точно тучи сошлись, оборвался высокий крик — в голубом безоблачном небе завис птицеглот.
— Еще один змей, — прокомментировал крикун, как оказалось в звании подполковника. — Потом они падают, когда подохнут.
Место возможного падения начали расчищать от лавок и палаток.
— Ну, так что? — перешел на тот же напирающий тон подполковник, — Откуда будете? Кто такие?
— Местные мы, — ответил Дарен.
— Ага, понятно. Сейчас все местные, потому как других не пускают. И что? Выкладывай, боец, как на духу!
— Скажи чего надо, — предложил Дарен, кивая мне на сапоги.
Тряпка оказалась сомнительной чистоты. Но выбирать не приходится — пришлось завязать её вокруг плеч. Пока я не достану себе другую одежду, нужно беречь спину от любопытных глаз.
— Женка твоя?
Дарен посмотрел на меня с сомнением. В уголках его глаз проскользнули смешинки.
— А, не важно, — махнул рукой подполковник. — Не хватает нам провожатых, кто через купол провести может. Вы прошли, значит...
Дарен ухмыльнулся находчивости подполковника и достал свернутый приказ императора.
— Все-то ты угадал, командир. Только не тебе одному провожатый нужен.
Подполковник всматривался в бумагу, потом перевел вмиг помрачневший взгляд на меня.
— Так, стало быть?
— Так, — ответила я.
— Ну что ж... — подполковник поднялся. Мы тоже встали, прилаживая оружие. — Идите коли так. Идите, пока не передумал. Я ведь и передумать могу. У меня здесь свое государство и своя власть. Ежели хотите, то...
— Нет, спасибо, командир. Мы спешим.
Заикнувшись о лошади, мы убедились, что здесь действительно отдельное государство, потому как лошадь Дарена изъяли. Взяли плату за вход в столицу, так сказать. Ведь денег-то у нас нет? Мы согласно кивнули. Деньги были — несколько монет, но и те остались в моей седельной сумке.
Покидая полевой госпиталь, я столкнулась с медсестрой. Она была искренне удивлена, что мы уходим. Успел разойтись слух о том, что в лагере появился еще один проводник.
Посмотрев на тряпку, повязанную на плечи, женщина попросила подождать её минуту.
Ждать пришлось дольше. Но ожидание стоило того. Медсестра принесла мне мужской жилет и тонкую светлую рубаху. Чтобы найти вещи столь маленького размера, наверное, женщине пришлось хорошенько покопаться.
— Извините, что так получилось, — женщина попыталась оправдаться сразу за всех.
— Вы не виноваты. Спасибо за одежду!
Я сбросила с себя тряпку, которую тут же подхватила медсестра, и надела мужской жилет. Все произошло быстро, но женщина успела заметить в прорезях рубахи зажившие раны.
Она побледнела, но быстро взяла себя в руки.
— Нам нужна любая помощь. Мы будем рады, если Вы облегчите страдания воинов.
Я не знала, что ждет меня дальше. А она просит о помощи. Что я могла ей сказать?
— Спасибо за помощь.
— Нам пора, — сказал Дарен, ставя жирную точку в обмене любезностями и обещаниями "как только, так сразу".
Он обнял меня за талию и, сжав, повел в город.
Глава 14. Ночлег
Столица обескураживала своей целостностью. Мне кажется, или город миновала участь всего Северного материка? Ни одного разрушенного или мало-мальски пострадавшего здания — кругом размеренный быт и чистота, насколько вообще может быть чисто в порту.
Настороженность и подозрительность — вот какие чувства роились в нас, во мне и в Дарене.
— Что скажешь? — сказал он, и все-таки вложил меч в ножны.
Я пожала плечами.
— Вот и я о том же.
Мужики с рынка, отдыхающие под заплесневелым тентом от жарких лучей Эндимиона и Акидона и от работы заодно, принялись на нас коситься. Один из этой одношерстной компании накинул на голову грязную кепку, подвязал фартук и, подхватив одноколесную тачку, двинулся к нам.
