— Думаю, твою братию подозревают в причастности.
— Скорей всего они правы. Но тогда куда еду я?
Его мускулы лица напряглись, уподобляясь камню.
— Тебя вызвал император. Значит, с тобой ничего не случится. Главное попасть на аудиенцию.
— Хорошо, — согласилась я, может, чересчур послушно.
— Я обещал тебе безопасность — так оно и будет. Не смотря ни на что, — он произнес это с таким чувством, что у меня защекотало под ложечкой. Взгляд соответствовал — мрачный и решительный.
Дорога во дворец лежала через площадь Трех Повешенных. Как напоминание о лихих временах и предупреждение о законе, в центре площади стояло три виселицы с болтающимися на ветру веревками. Площадь напоминала медный пятак — круглый, выпуклый, всем нужный. У помоста торговали булками и молоком вольные крестьянки, гуляли в нарядных платьях дворяне, просили милостыню нищие, кричала ребятня.
Дарен свистнул, вложив два пальца в рот.
— Маа-акс!
На зов повернулся мускулистый черноволосый офицер, чья спина была похожа на знак вопроса, а волосы топорщились почти так же, как и у Дарена. За тем исключением, что Дарен не носил тонкой косички на затылке.
Когда офицер увидел, кто его зовет, то его смуглое лицо посерело. У офицеров, стоявших рядом, появилось то же испуганное выражение. Макс сделал гребущее движение телом, как пловец, который сопротивляется толще воды, когда в неё заходит, чтобы потом быстро поплыть.
-Ах, ты, мерзавец! — они крепко обнялись, — Я-то думал... черт, возьми!...Я думал, ты погиб!
— Можешь считать, что так и было, — ответил Дарен, похлопывая его по спине.
— Ну, ты и плут! Никакой весточки столько времени! Я даже не знал где ты служишь толком, а тут это вторжение...
Макс мне улыбнулся, но вместо того, чтобы с той же вежливостью отвернуться, принялся рассматривать, выискивая из-за чего я его так заинтересовала. Дело было в окружающей меня оболочке маны, готовой трансформироваться заклятием во что угодно. Еще утром, пока Дарен спал, я позаботилась об этом. Потренировалась, освобождая энергию из каналов, и распределила её защитным коконом с повышенной концентрацией на опасность. Энергетика кокона была более плотной и более темной. Она подавляла чужую волю, а мужчин — обычно привлекала.
Офицеры подтянулись следом.
— Капитан? Вот так встреча — грех не выпить!
— Вы откуда?
— Как здесь?
Мужчины здоровались за руки, обменивались приветствиями, но так же, как языком, ощущаешь соль, можно было почувствовать фальшь. Воздух пропитался невысказанными подозрениями.
— Как обстановка в Карплезире? — спросил Дарен, пресекая череду вопросов.
— Переменно. Да, ты сам увидишь, — ответил Макс.
— Дворец стоит. А вот дальше... — молоденький капрал покачал головой.
— Замолчи, Филимонов. Не позорь мундир.
— У нас тут такое говорят. Сказатели отдыхают! Одни слухи, да бабские страхи — вот чем владеем, — сказал пузатый рыжебородый офицер.
Солдаты переглянулись.
— Что там, вообще, твориться? — спросил все тот же рыжий офицер.
— Все тоже, что и на подступах к столице, — ответил Дарен.
С обречением и тяжестью офицеры покивали, сплюнули.
— Нас всех по очереди посылают к заслонам. Мало кто возвращается целым... да и вообще, мало кто возвращается.
Снова замолчали.
— Капитан... — обратился к Дарену молоденький парень, с месяц назад натянувший мундир. Было что-то болезненное в его взгляде, что заставило всех притихнуть, — мой отец, прапорщик Филимонов, он служил в Витягском полке, третьем взводе. Что-нибудь знаете?
— Нет, сержант. Витягский полк стоял гораздо западнее.
Он кивнул в знак согласия, но было видно, что он очень надеялся.
— Ты сам-то где служил? — Макс глянул хмурым взглядом отчего-то в мою сторону. — И что, как?
— Семеновский полк. Тренировал взвод новобранцев. Как назло, полк успели раскидать по взводам. Выжил я один.
— Смолянская губерния, кажется, — сказал капрал вслух.
— Первый?.. Нет, есть еще два выживших.
— Кто?
— Да какая теперь разница...
— Кто?! — Дарен схватил пузатого офицера за грудки и даже слегка приподнял.
— Пусти! Ты что?!
— Успокойся, говорю тебе, — Макс вцепился в руку Дарена. — Юнцы — подумаешь, испугались! Они сейчас на заслонах без отдыха бьются. Так что неизвестно, что было легче!
Но Дарен и сам ослабил хватку, выпуская офицера.
— Дезертиры... в моем полку!..
Офицеры молчали, понурив головы, либо поглядывая с тенью вины. Мало кто мог вот так бросаться на хищное зверье, забывая о себе, семье и прочем, что очень крепко держит в жизни. Когда вопрос встает ребром и есть возможность, люди, как правило, выбирают жизнь.
Я обошла Макса, тихо и осторожно, чтобы не потревожить их тяжелые нравственные дилеммы.
— Ты бы предпочел, чтобы твои солдаты погибли? — спросила я очень тихо.
— Конечно же, нет. Не делай из меня чудовище! — так же тихо, но с шипением и сталью в голосе ответил Дарен.
— Я хочу, чтобы ты посмотрел иначе, — я смотрела ему в глаза. Ярость в них уступала место раздражению. — Нашествие было неожиданным, быстрым. Большинство даже не знали, как с ними толком бороться. Испугались, попытались рубить мечами — не вышло. С близкого расстояния вообще бесполезно, сам знаешь. И если кто-то нашел в себе силы спрятаться, спастись, не стать пушечным мясом...
Дарен длинно выдохнул. Раздражение ушло, уступив место боли.
— Смерть одна. И жизнь одна, — добавила я.
— Может быть...
— Расклад был не в вашу пользу.
Дарен усмехнулся, пронзая меня насмешливым жестоким взглядом прямо в глаза. И почему он ставит мою тогдашнюю везучесть себе в вину? Я смогла, он — нет. Ведь ценно не то, кто сильнее. Сила достигается закалкой, тренировками. Но душа, её способность любить, жертвовать... прощать — либо есть, либо нет.
Я касалась его, потому что стояла очень близко. Я глядела ему в душу, и мне нравилось то, что я вижу.
— Убедила. Только не думай, что я... — начал Дарен.
— Я и не думаю, — оборвала я его эскападу, и отстранилась.
Тишина вокруг начала смущать, прежде всего, самих молчавших.
— Дарен, немедленно представь нас, — сказал Макс, понимая, что гроза миновала.
— Графиня Верелеена Ячминская. Спасла мою шкуру, — сверкающие взгляды офицеров сошлись на мне.
Я протянула руку Максу.
— Верелеена.
Он поцеловал мою руку.
— Поручик Максимилиан Донской, — представил мне своего друга Дарен с нотками раздражения.
— Очень приятно познакомиться с графиней Ячминской. Ваше имя окутано загадкой, Вы знаете?
— И какой же?
— Вы избегаете столицы, избегаете светской жизни. Живете в глуши. Хотя Ваше имя в числе высших привилегированных особ государства...
— Все верно.
— Чем же можно заниматься в глуши, среди крестьян и коров?
— Например, спасать раненных офицеров.
Моя серьезность сыграла мне на руку. Офицеры восприняли мои слова с уважением и почти благоговением.
— Давай, дружище, — Дарен протянул руку Максу, — нам пора.
— Еще увидимся, — Макс пожал Дарену руку.
— До скорой встречи, спасительница, — он снова поцеловал мою руку. — Я теперь Ваш должник.
— Эй, Сладков, быстро сюда возницу с коляской! Нужно подвезти капитана Казимова! И поторопись, лентяй! — прокричал Макс.
Сладков, молоденький капрал, в зеленом мундире пехотной армии, отдал честь поручику Донскому и побежал искать коляску.
Глава 16. Карплезир
Карплезир находился в северо-западной части города в окружении буйной растительности и двух колец чугунной ограды. Удивительно неуместное название для резиденции Вирганского императора, но место красивое. Резиденция состояла из Престольного дворца, Георгиевского дворца, гвардейского корпуса и прочих хозяйственных, административных и эстетических построек, обеспечивающих нужды императора и, кроме того, радующие внутреннее чувство прекрасного. На территории Карплезира были собраны растения со всего света, разбиты Малый и Большой парки, построены удивительные фонтаны, композиции их декоративных кустарников и цветов. Красоты Карплезира опоясывала быстрая речка, Ольшенка, местами переходящая в широкий ручей.
— Совсем не глупое. Переводится как узы дружбы. Скорее романтическое, — ответил Дарен на мое замечание об уместности названия "Карплезир".
Пока мы ждали разрешения пройти в Карплезир, Дарен освежал мои детские воспоминания об этом месте. Он был хорошим рассказчиком. Карплезир был ему дорог, хотя он прямо об этом не сказал.
— Ну-ну. Антирийское название для резиденции Вирганского императора. Патриотично.
— Мы тогда совершенно не думали о политике. Голова была забита всякими глупостями о вечной дружбе, верности...
Шестисаженные чугунные ворота с позолоченными пиками распахнулись. Странным образом ограда напоминала ворота на рынке. И я бы не удивилась, увидев дыру в первом оградительном круге Карплезира.
— Советник разрешил вам пройти, — сказал стражник с некоторой долей разочарования. От его громкого поставленного голоса звенело в ушах.
— Вас проводят к малым воротам. Не знаю, кто вы такие, но во дворец уже два дня никого не впускают, как приехал министр.
В переводе это означало: "Что таким голодранцам могло понадобиться в Карплезире?". Стражник, прищурившись, переводил пытающий взгляд с меня на Дарена. Поняв, что ничего от нас не добьется, впустил.
Мы пересели в креолку с открытым верхом. Солдаты разместились по бокам и без того тесного экипажа. Десять минут умеренной рыси по лесопарковой зоне и перед нами огромные резные ворота с позолоченными пиками на вершине. Император всерьез беспокоится за свою жизнь, раз выставил солдат через каждые пятьдесят саженей вокруг ограждения.
— Вам придется подождать Советника. Он весьма занятой человек, — сказал низкорослый хрипловатый унтер-офицер, перед тем как уехать на пост.
Нас высадили перед воротами второго оградительного круга. Когда креолка скрылась за поворотом, я повторила свой вопрос. Всю дорогу мне не давали покоя слова Дарена. Какое он имеет отношение к императору?
— Я с ним учился в Академии Гуады, столице Антирии, в одной группе. Тогда он еще не был императором. Нам было по семнадцать, когда в Гуаде самозванец объявил себя законным наследником. Для подавления мятежа привлекли все боеспособные силы, в том числе и студентов военной академии, невзирая на титулы и звания. Заварушка та еще была. Наследный князь Антирии — Ромул — учился также вместе с нами, но до последнего скрывал свое происхождение. Самозванца взяли с большими потерями среди наших, но мы с императором (тогда еще кронпринцем) и наследным князем выжили и даже предстали к государственным наградам. — Дарен рассмеялся тихим благодушным смехом, погрузившись в далекие воспоминания. — Какой потом скандал разгорелся у нас в Виргане! Антирийский князь еще долго заглаживал свою оплошность. Ромула посадили под домашний арест. Посольства ездили туда-сюда, то Антирийское в Виргану, то Вирганское в Антирию. Так получилось, что скандал перерос в крепкие торговые и дружеские связи, был подписан договор о сотрудничестве в военной сфере.
Значит, Дарен — лицо, приближенное к императору. Тогда каким образом он оказался в глуши Смолянской губернии? Мог бы служить в лейб-гвардии императора и горя не знать.
— И он назвал дворец в честь дружбы будущих правителей?
Дарен кивнул.
— Когда принял Власть.
— Что ж, это действительно романтично. Но император-романтик — тебе не кажется, что для народа это сулит беду?
Он пожал плечами.
— Николай изменился, если тебя это утешит.
— Когда стал императором?
— Да. Ему пришлось стать жестче и тверже. И романтизм давно вылетел у него из головы.
К воротам с внутренней стороны приближался конный экипаж, запряженный двойкой. Карета была обтянута серебристой дорогой парчовой тканью, ручка на дверце и спицы на колесах позолочены, лошади одеты в бархатные попоны и золоченую упряжь. На дверце был выбит фамильный герб Ворошиных, с совой и перечеркнутым скипетром. На задниках, с мечами и арбалетами, стояли наемники. Возница тоже был наемник.
— Тпрууу...
Лошади затормозили. Наемники осмотрелись.
— Проверь их, — крикнул возница со шрамом через все лицо.
— Они отберут у нас оружие? — произнесла я очень тихо, одними губами.
— Еще бы, — сказал Дарен.
— Тогда ничему не удивляйся.
Дарен не повернулся, хотя мышцы на шее напряглись, словно он переборол это желание в зачатке.
Я закрыла глаза и сконцентрировалась.
— Заместитель командира личной охраны Советника. Кожемякин, — сказал скороговоркой наемник.
— Капитан Казимов. Командир первой роты Семеновского полка...
В ушах монотонно запищало. Я вслушалась в писк. Он становился все громче, оглушая, пока не распался на семь мысленных потоков.
— Уснула, дамочка? Эй!
Я сощурилась от неожиданно яркого света.
На меня смотрел краснолицый наемник с выпуклыми коричневыми губами.
— Ну что вы, господин Кожемякин. Дурно мне что-то, — я ему улыбнулась самой очаровательной улыбкой великомученицы, на которую была способна.
Кожемякин выдал подобие ответной улыбки. Мое обращение "господин" пришлось ему по вкусу.
— Работа у меня такая.
— Мы понимаем, — сказал Дарен.
— Можете убедиться, у нас нет никакого оружия, — я протянула Кожемякину руки ладонями вверх, не переставая концентрироваться на чужих мыслях.
И снова улыбнулась. Дарен посмотрел на меня более внимательно.
— Ну что ты с ними нянькаешься? — заорал возница.
— А? — Кожемякин словно очнулся ото сна.
Правый глаз возницы, помимо шрама, закрывала черная пиратская повязка. "Пират" в десять широких шагов преодолел разделяющее нас расстояние. Он окинул нас цепким взглядом и остался недоволен увиденным.
— Положите руки на решетку. И ты тоже, дамочка.
Мы сделали, как он сказал.
"Пират" вел себя на порядок смелее и властнее. Я бы предположила, что именно он был в охранной группе Советника командиром.
"Пират" прохлопал рубашку Дарена. Если он дотронется до его талии, то наткнется на эфес меча. Я задержала дыхание.
"Что ты извращенец, чтобы лапать мужика!" — крикнула я про себя.
"Пират" содрогнулся, будто схватился за гнилую картошку. Обтерев ладони о штаны, он спустился к ногам. Серебряная печатка на мизинце наемника тернулась о нож, который был спрятан у Дарена на лодыжке. "Пират" замер. Я практически ощутила кожей вырывающееся из него ликование.
"Нож? Нашел-таки оружие! От Ратмира не спрячешь, гаденыш!" — успел подумать "пират", прежде чем я вмешалась.
"Забудь. Это не важно. Ты обыскал его. Он чист. Ты же везде посмотрел. Он чист", — я изменила его мысли, перестраивая так, чтобы он сам себе поверил.
Его взгляд расфокусировался.
— Чист. Надо же, живой и без оружия? — пролепетал Ратмир и усмехнулся, кисло, с мукой на лице.
Дарен убрал руки с ограждения.
— Истинный воин даст отпор и мотыгой, — вставил свои семь медяков Кожемякин.
