* * *
У изголовья кровати сидела Катя, поглаживая меня по волосам. Дарен — в кресле, Макс разлегся рядом, подоткнув голову рукой. На столике в тройном канделябре горели любимые императором Павлом свечи. За узким арочным окном было темно настолько, что оно словно зеркало отражало танец живого огня.
Я смотрела на Дарена из-под опущенных ресниц, позволяя, чтобы его фигура расплывалась в моих глазах. Открывать их не было никакого желания. Было невероятно лень шевелиться, даже дышать, потому что вслед за мышечным движением, уверена, придет острая яркая боль.
— На главной кухне работает один верткий мужичок. На подхвате. Ну, там — подай-принеси. Сам же своего не упустит, — произнес Макс с задумчивостью.
— Что же ты раньше про него молчал? — спросил Дарен.
Голоса я слышала четко, но вот смысл сказанного оседал где-то по пути к моему сознанию.
— Это был мой человек. А сегодня он пропал.
— Макс, ты дурак дураком!
— Надо было раньше рассказать, что тебя пытались отравить!
Горло болело так, словно мне срубили пол шеи. Тело ныло от жестокого обращения и, что главное, вторичной кровопотери. Нет, так продолжаться не может. Позволить себе быть слабой и уязвимой я не имею право.
Мне бы Лили-Оркуса в целители. Он бы справился. Но учитывая его претензии на самостоятельность, обойдусь без него.
Я абстрагировалась от боли, от тела. Вокруг меня сомкнулась чернота, как самая надежная преграда, дарующая безопасность. Подталкивая себя мысленно, я начала падать вниз, слыша отдаляющиеся отголоски их разговора. Найти и войти в Купель исцеления могут только целители, те чьи каналы тонких тел полны целебной маной... либо те, кто был в Купели и помнит как в неё попасть, и в чьих венах циркулирует хотя бы часть от прежнего резерва. Насчет допуска тем, кто растерял запас целебной маны — мое предположение. Падая в Купель, я надеялась на то, что практика целителя сохранила для меня путь к месту неограниченной силы и целебной маны. В памяти моей сохранилось ощущение места, а также слова, которые нужно сказать, оказываясь в чаше света и тепла. Купель воспринималась мной именно как чаша шириной в косую сажень, попадая в которую тьма, сопровождавшая спуск, отступает, и мага начинает окутывать теплый свет. Моир как-то обмолвился, что Купель — это тромб целебного сосуда Элини, находящийся на седьмом уровне, поэтому в него так трудно попасть и еще труднее покинуть.
Я была уверена, что у меня получится. И у меня получилось. Преодолев границу Купели, более грубо, чем раньше, и с отголоском резкой мышечной боли в теле, лежащем где-то там, далеко отсюда, меня сквозь сомкнутые веки накрыло золотистым светом. Сказав мысленно слова, глухая и полуслепая, я погрузилась в источник энергии, как в воду. Мана была сконцентрирована до такой степени, что ощущалась как вода. Шельт мага, окунаясь в сгущенную ману, исцеляется и передает волшебную волну исцеления физическому телу.
Меня касалось что-то липкое, "вода" становилась все плотней, принимая меня совсем не так, как в прошлый раз. Я сопротивлялась, вместо того, чтобы позволить себе раствориться в этой высокоорганизованной энергетической жидкости. Это как первый раз сделать вдох — больно, но жизнь должна пробить себе путь. И я сделала. Отпустила все, что держало меня — практически умерла, растворяясь, исцеляясь, исчезая...
— Эй, ты что творишь? — толстые неуклюжие слова ударялись о мои перепонки.
— Не трогайте её, не трогайте...
Тишина и снова ощущение уносящего меня за собой потока.
— Очнись! Очнись, я говорю!
Опять дискомфорт.
— Пожалуйста, полковник, не трогайте её! Вдруг она умрет?!
Меня так поразил этот вопрос, что я вспомнила зачем позволила себя поглотить. Чистая целебная энергия потекла в меня, опускаясь в физическое тело и заживляя его.
— Вот черт! — произнес Дарен и еще сильнее сдавил мне плечи.
— Пусти! — прохрипела я.
Он меня не послушался. Я смогла лишь изогнуться, и меня вырвало на Катину юбку.
Макс отбежал к окну, закрывая рот. Катя, игнорируя запах, принялась очищать юбку. Казалось, девушку не сильно оскорбила моя реакция.
Дарен пытался отдышаться. Он кидал на меня весьма недоброжелательные взгляды, громче слов говорящие о его желании приласкать мою пятую точку розгами. Лихорадочный блеск в глазах, бледность и болезненный румянец — он снова переступил черту. И снова смог вернуться назад. Интересно как он ощущает ману в своем теле? Каждый, кто обладает даром, ощущает её по-своему. От того, в качестве какого явления адепт ощущает ману, зависит какая стихия станет преобладающей и последующий магический путь. Конечно, при условии, что одаренный выберет путь обучения.
— Я не пыталась покончить жизнь самоубийством, — сказала я.
— Кто тебя обвиняет? — бросил он.
Я пожала плечами. Не хочет моих оправданий — не надо.
— Извини, я не специально, — обратилась я к Кате.
— Ничего страшного, — ответила она и улыбнулась мне ободряющей улыбкой.
Отчистившись, Катя вновь села рядом. Макс держался приоткрытого окна, хотя запах почти выветрился. Дарен, устроившись рядом со мной на соседней подушке, смотрел прямо перед собой невидящим взором.
Я ела лепешки. После путешествия в Купель и регенерации очень хотелось есть.
— Можно наемников заманить в ловушку. Отправить Верну гулять по достраивающемуся крылу Георгиевского дворца, а самим быть неподалеку, — сказал Макс.
— Хорошая мысль, — сказал Дарен. — Я бы сказал гениальная. Только кретин купится на это.
— Спасибо!
— На здоровье! Еще добавить?
Они замолчали. В образовавшейся тишине был слышен лишь звон посуды.
— Самое лучшее сейчас разойтись. Макс, ты проводишь девушку до дома, проверишь его на всякий случай. Мало ли, — высказался Дарен.
— Со мной все будет в порядке. Спасибо, конечно, — начала Катя, но осеклась, наткнувшись на мой взгляд.
— С тобой все было бы в порядке, если бы ты не проявляла ко мне излишней заботы. Теперь тебе надо быть осторожной, — сказала я Кате, стараясь смягчить собственный голос.
Сколько можно этой упрямице повторять одно и то же? Сколько раз можно говорить, чтобы она держалась от меня подальше?
— Да, скажу я тебе. Не с теми ты связалась, Катенька, — сказал Макс, накинул ей на плечи вязаную шаль и повел к двери.
— Я утром приду, — она обернулась.
— Я сама приду, когда смогу. Ради твоей безопасности, — добавила я.
Когда Катя с Максом ушли, Дарен проинструктировал стражей, стоящий в коридоре, и запер дверь. Он проверил окно, смежную банную комнату без окон, и подпер стулом с высокой спинкой входную дверь. Все манипуляции он совершал молча. Определенно обида у него была, но его решение справиться с ней лично я поддерживала. Было добрым знаком, что он чувствовал ошибки в суждениях, над которыми ему стоит работать. А он чувствовал.
Так же как почувствовал, что я ухожу. Возможно, если бы не Дарен, то я осталась бы в Купели. По факту — умерла. Только находясь в отчаянном положении, я смогла решиться нырнуть туда без поддержки. На самом деле это очень опасно. Нужен проводник, который проконтролирует и выдернет из жадных объятий Купели, когда закончится исцеление.
Я сосредоточилась на внутреннем зрении. По каналам тонких тел Дарена бежала мана. Её трудно было спутать с праной. Мана светилась и ощущалась как живительный притягивающий источник Силы. Концентрация маны была один к пяти. Достаточно для простейших магических манипуляций.
— Магов среди родственников у тебя не было? — спросила я.
Я разбинтовала шею, руку. На предплечье остался лишь тонкий розовый шрам. По ощущениям, ранам моим было недели две, а то и три. Можно, даже нужно, вытягивать нитки.
— Ты издеваешься?
Заметив обрывки ниток на столике, он подошел ближе, посмотрел на мою шею.
— Значит, так? — спросил он, глядя на меня снизу вверх. Угроза, обида, гнев... Что с ним?
— Нет времени на естественное заживление.
— Ты ходишь по лезвию. Ты могла умереть! Ты чуть не умерла! — он кричал мне в лицо. — Почему меня это волнует, а тебя нет?! Что ты за человек такой?
Не хотелось показывать, что меня задели его слова. Я опустила глаза, игнорируя Дарена, нависшего надо мной.
— Я не человек, — прошептала я.
Он задержал дыхание и опустился на одно колено, чтобы лучше видеть мое лицо.
— Ты не правильно реагируешь. Я не знаю, что думать, — он говорил более тихим голосом. — Ты никогда не плачешь, не жалуешься, ты думаешь иначе, чувствуешь иначе.... Скрываешь все!
— Скрываю, да. Чтобы ты потом не говорил, что я не такая, как другие. А другие, чтобы не боялись. Еще потому, что я не хотела втягивать тебя в то, в чем еще сама не разобралась!
Он придавил ладонями кровать, так чтобы я не выбралась.
— Ты расскажешь все, что я не знаю. Прямо сейчас.
В его глазах было невозможно что-либо разглядеть. Маска безразличия и собранности. Взял и закрылся.
— Хорошо. При условии, что информация не уйдет дальше императора.
Дарен прищурился. В его взгляде мелькнула злость от того, что я поставила это условие. Ведь он тоже подозревает заговор. С той разницей, что его круг доверенных лиц гораздо шире.
— Я сделаю все, чтобы выполнить это условие.
— От этого, возможно, будут зависеть наши жизни, — добавила я, чтобы он полнее прочувствовал значимость скрытой мной информации.
От его немигающего, выражающего последнюю стадию терпения, взгляда, начала зудеть кожа. Так получилось, что я лежала на подушке, а Дарен возвышался надо мной.
— Я слушаю, — выдавил он из себя.
Я рассказала ему, как было, без приукрашиваний. Про порчу, как сворачивала шею виконтессе, что потом вернулась за чашей, когда якобы исследовала место преступления. О том, что обнаружила следы других магов в столице. О примерной обстановке в империи я также упомянула. Информацией, подтверждающей заговор на уровне целой империи, император должен владеть.
Про Моира и следы работы Морункэтля я умолчала. После того, как артефакт выкрали из сокровищницы, я не уверена, что его стоит здесь хранить. Знать про покойного архимага ни Дарену, ни императору тоже резона нет.
Доверить информацию про духов-стражей Карплезира? Зачем?
Стоит узнать заговорщикам, что стражи подчиняются мне, я окажусь без весомого козыря.
Получалось, что я опять сказала ему не всё, но пока иначе я не могу.
Во время моего рассказа Дарен сел на край кровати, и дослушивал историю уже в приемлемой близости от меня. Его злость и напряжение отступили. Уперев локти в колени и положив голову на руку, он думал об услышанном. Быть может, сравнивал с тем, что сам видел и слышал.
Хоть я и рассказала страшные вещи, он немного расслабился. Получалось, что знать нечто нелицеприятное обо мне, ему легче и проще, чем придумывать и накручивать себя догадками.
— Другого выхода у тебя не было... — пробормотал Дарен, словно озвучивал вслух свои мысли. — Значит, тебя пытались убить. Уже дважды. Если б я знал про первый раз, то второго могло и не быть.
— Дарен... к чему это самобичевание?
— Не надо. Я знаю, что тебе плевать на свою жизнь. Отныне тебя будут сопровождать мои ребята.
— Ты в своем уме? — я попыталась встать.
Дарен толкнул меня назад на кровать и стал наклоняться следом за мной, медленно, так что от предчувствия того, что он собирался сделать, у меня перехватило дыхание.
— Этого не будет. Ни при каких обстоятельствах. Да что с тобой?! — я не могла прочесть в нем ничего. Чувства, мысли — все закрыто.
— Что со мной? — он улыбнулся, растягивая губы в улыбке, также медленно, как и слова.
Я смотрела в его глаза, пытаясь прощупать его сознание, но зрачок оставался прежнего размера. Словно лед покрыл его глаза, лицо, губы... Сердце мое забилось чаще. Как такое возможно, что в нем появилась Сила? Дарен выставил защиту, и еще, следуя внутренним инстинктам, пробивал попутно мою. Так что подавляемые мной чувства попытались взять вверх. Во всем теле, даже в мыслях, образовалась слабость и податливость. Он прижал меня к себе, придавливая собственным весом к кровати. Дыхание сбилось. Сладостью в горле я ощущала изгибы его тела, мышц, груди и бедер. Он мог бы придавить меня всем весом, так чтобы вместо удовольствия от близости его тела, я чувствовала бы одну тяжесть и дискомфорт. Но он этого не делал. Хоть мы и спорили, он все равно заботился обо мне даже в этой малости, что было приятно. Нащупав пальцами кромку его губ, я погладила их, чувствуя, как волна жара поднимается от низа живота к горлу, захлестывая меня.
Убрав мои ладони от своего лица, он прижал их к кровати и медленно прикоснулся к моим губам. Сердце мое замерло, чтобы через секунду забиться часто и громко. Губы его исследовали мои, нежно и волнующе. Незаметно для нас обоих поцелуй из нежного перерос в страстный.
Одновременно с желанием я чувствовала, что темная сила, яд, пытается свернуться клубком, чтобы выстрелить как пружина в того, кто находится рядом, пробить его тонкие тела, отравить и завладеть мыслями. Но вместе с тем, что-то не давало силе свернуться клубком. Она крутилась по кругу в области моего живота, безобидная, но злая. Я пыталась следить за ней, но меня, то и дело уносило далеко, в то место, где можно расслабиться и просто наслаждаться моментом.
Мы целовались, забыв обо всем на свете. Наши тела двигались навстречу друг другу. Нас разделяла лишь ткань одежды.
Под тяжестью его тела, мое собственное сходило с ума. Мне казалось, что яд моей силы по-прежнему вращается по кругу, пытаясь свернуться в пружину и ударить. Точно сказать я не могла. Я обвила ногами его бедра, застонала и выгнулась дугой. По телу прошел ток, от копчика до макушки. Раз, еще раз. Заряжая меня энергией, обновляя, перераспределяя её по организму.
Не знаю, какой последовательности действий он ждал от меня. Явно, другого финала. Может, если бы Дарен был мне безразличен, я бы сама его раздела. Пунктика насчет интимной близости у меня нет. Проблема в том, что он был мне не безразличен.
Дарен тяжело дышал, и был настроен завершить этот процесс более естественным образом.
— Прости... Я не должна была.
Не должна была доводить его до безумия. И бросать не должна была в этом состоянии. Но лучше так.
Теперь я видела, снова видела его чувства, могла прочесть мысли. И все же он держался.
— Ты мне нравишься. Ты особенная. Не такая как другие, но этим ты мне нравишься еще больше. Но ты графиня... Что я могу предложить тебе?
Он переводил взгляд с моих губ к глазам, пытаясь найти ответ.
— Ты не понимаешь, — ответила я.
Признаться ему, что от меня лучше держаться подальше, было выше моих сил.
Он по-прежнему удерживал мои руки, но плен был приятен. Я тонула в его глазах, готова была раствориться в нем.
— Ты меня сводишь с ума, — сказал он, подтверждая физически, что он имеет в виду.
— Тебе нужно успокоиться, — я постаралась вложить в голос побольше твердости.
Он отпустил меня, сел на край кровати и опустил голову на руки. Дыхание его приходило в норму, но чувствовал он себя отвратительно. Наверное, после такого возненавидит меня. Страсть ведь была общая и ночь эта должна была стать общей. Я же повела себя, как предательница, которая односторонне разорвала договор наших тел.
