Тригинта. Меч Токугавы

— Вы принимали алкагест? — спросил Ростов.

— Только на нем и держусь.

— Значит, шанс есть. Я попытаюсь найти воду.

— Здесь её нет по определению. А мы с вами потеряли много крови. — я кивнула на его рубашку, влажно поблескивающую в свете луны. Затем посмотрела на свою майку, сплошь мокрую. Порез, нанесенный Вито, до сих пор кровил.

— Я могу помочь. — барон кивнул на мою рану. Я вздрогнула. 

— Нет! Правда, не стоит... 

— Брезгуете? — на него было страшно смотреть: половины лица не видно под коркой крови и грязи, глаза горят желтым огнем, изо рта торчат клыки.

— Это личное. — я отвернулась, стараясь не всхлипывать слишком заметно.

— Бросьте. Вам понадобятся силы.

— Можете оставить меня здесь. В волчьем облике спокойно добежите... куда-нибудь.

Судя по звукам, Ростов поднялся и пошел прочь. У меня упало сердце. 

Затем шаги вернулись, он сел рядом.

— Скажите... Никодим часто вас наказывал? — я удивилась.

— Бывало.

— За проступки или за длинный язык?

— Что вам не нравится, барон? Хотите, чтобы я была душкой? С чего бы? По вашей милости мы оказались в этой пустыне!

— По моей? Вы ничего не путаете, девочка моя?

— Не смейте называть меня девочкой! Вы служите вампирам! Вы... предатель и негодяй!

— А вы — убийца. К тому же, капризная глупая девчонка, из-за гордыни не желающая видеть ничего дальше своего носа! — он вновь поднялся, пыхтя. — Честно говоря, очень хочется вас хорошенько выдрать, Наоми. 

— Кишка у вас тонка!

Он наклонился, уперев руки в колени и зубасто улыбнулся:

— Проверим?

Я смутилась.

— Проехали... Давайте лучше подумаем, что делать дальше.

— Так-то лучше. — он снова сел рядом. — Снимайте майку. Да не бойтесь, не укушу...

Язык у Ростова был жесткий, как терка. Рану жгло и дергало, я еле сдерживалась, чтобы не шипеть. 

— Когда мы встретились впервые, вы сказали одну фразу... — он молча глянул исподлобья. — "У Бога нет мертвых". — барон лишь слегка пожал плечами, продолжая вылизывать  рану. — Я тогда подумала, что вы от Никодима. Откуда вы так много о нем знаете?

— Долго живу на свете. — он сплюнул в песок. — Кажется, слишком долго.

— И всё же у меня в голове не укладывается, как можно было продаться... — он негромко зарычал, сжав руки на моих боках сильнее. — Заткнуться?

— Очень обяжете. — он снова сплюнул.

В движениях его языка как будто не было ничего эротичного, но по телу всё равно пробегали мурашки. Рану перестало жечь, осталось приятное тепло — так всегда бывает от слюны оборотней. Барон отодвинулся, вытер рот. Я поспешила натянуть заскорузлую майку.

— Спасибо. 

— На здоровье. А теперь, с вашего позволения, я перекинусь. Вас не затруднит взять мою одежду? Не хочется щеголять голышом.

Вервольф поднялся на дюну и застыл там, нюхая воздух. Я подумала: если аварию кто-то видел, наверняка захочет проверить, не уцелело ли чего ценного. Здесь появляются только разбойники и бродяги, бедуины в Пустые земли не заходят. С другой стороны, даже разбойники — это наш шанс на спасение...

Барон спустился, легонько толкнул меня плечом в бедро и потрусил вперед, низко опустив голову помахивая кончиком хвоста. Я, скатав его одежду в тугой узел, пошла следом.

Чем ближе к центру пустыни, тем выше дюны — так гласит народная мудрость. Здесь они были высотой с десятиэтажный дом. Мы обходили их одну за другой по вогнутому краю, пыльный ветер сек лицо острыми песчинками. Я даже не пыталась ориентироваться — идти вслед за волком было проще. Голова немного кружилась. Или это небосвод, усыпанный громадными, каждая в несколько каратов, звездами, медленно вращался над головой? 

Вервольф, не прекращая бега, выхватил что-то из песка и, щелкнув зубами, проглотил. Затем виновато обернулся... Я махнула рукой:

— Ну что вы, дорогой барон, кушайте на здоровье... Хотите сказать, мне тоже не мешало бы подкрепиться? Возможно, но... Через пару дней. Когда змеи и личинки и покажутся более привлекательными. О! Раз здесь водится живность, так может, и для нас не всё потеряно? А, барон? Не отвечаете... Ну и ладно, это я так... Оказалось, говорить в одни ворота гораздо легче. Просто болтать, что в голову взбредет, лишь бы отвлечься.

— Вот вы говорили, я нужна Счастливчику... И даже пытались сделать некое предложение. — я невольно хихикнула. — При том, что вы, барон, удивительно много обо мне знаете... Вы серьезно думали, что я соглашусь?

ГЛАВА 35

ВИТО ЛУЧАНО

Оман, дворец Аль-Алям в Маскате.

Тварь впечатляла. Двигаясь вдоль стен зиндана, она будто перетекала внутри черной, маслянисто поблескивающей шкуры. Как огромная капля ртути с обсидиановыми когтями и каменным взглядом горгульи.

— Она будет слушаться команд?

Халиф тоже смотрел на тварь. Следил за каждым её движением.

— До этого еще далеко. — пробормотал он. — Но зато какая мощь! Скорость! Отсутствие разума — даже преимущество, в некотором роде.

— До тех пор, пока не нападает на своих, — заметил я. Аслам поморщился, но отмахнулся.

— Тысячу лет назад у нас были целые армии таких созданий.

— Да, но ими управляли Носители. 

Халиф посмотрел раздраженно.

— Тогда нас было больше, уважаемый. Кто-нибудь из Тригинты брал на себя управление войском. Поступить так сейчас нет никакой возможности. Вот если бы вы возглавили Сицилийский дом... А я не могу распылять силы. Не сейчас.

— Боитесь не справиться?

Аслам только фыркнул в бороду.

— Моя поддержка и так нужна слишком многим. 

Я склонил голову, чтобы халиф не увидел моей усмешки. Аслам хочет казаться больше, чем он есть. Халифатом управляют его сыновья. Они командуют экстремистскими отрядами, нападают на людские поселения, наводят свои порядки на захваченных землях... Сам же халиф прячется. Или, как он сам говорит, пользуется гостеприимством своего названного брата, султана Саббаха. Он не высовывается из Омана вот уже лет пять. 

Очень удобно: позволяет сибаритствовать в роскошном дворце, среди финиковых пальм и фонтанов, вместо того, чтобы глотать пыль на безводных просторах Магриба, вдохновляя полчища разбойников. А питать подданных силой Печати Аслам может и отсюда... 

— Хочу узнать, какова она в деле. — коротко глянув на халифа, я вновь принялся изучать тварь. Движения её завораживали, гипнотизировали, трудно было за ними не следить.

— Будь по вашему. — кивнул Аслам. — Я прикажу доставить пленника... Кого вы предпочитаете, мой друг? Урсуса? Вервольфа? Может быть, тигриса?

— Нет. Я сделаю это сам. Пусть принесут мой меч.

— О... — халиф улыбнулся. — Сразу видно истинного знатока! Что ж, ваше желание — закон для меня. — он хлопнул в ладоши. 

Из темноты меж колонн выплыла тень слуги в белой рубахе. Поспешно вручив мне меч, он исчез, даже не взглянув в сторону ямы.

— Такое впечатление, уважаемый Аслам, что вы ожидали такого поворота.

— До нас доходили слухи о вашем необыкновенном мастерстве, мой друг. Но всегда лучше увидеть собственными глазами.

Старый кровосос испытывает меня. Пусть. Пусть видит, с кем имеет дело... Надеюсь, это умерит его колебания.

Скинув куртку, я проверил клинок — вот был бы сюрприз, оказавшись в яме обнаружить, что лезвия нет... Халиф понимающе хмыкнул. Улыбнувшись в ответ, я легко спрыгнул в яму. 

— Помните: пока вы неподвижны, она вас не видит! — прокричал напоследок Аслам.

Тварь, заслышав шорох, будто вывернулась внутри шкуры и уставилась на меня мертвыми глазами. Хвост, напоминающий плеть, хлестал по лоснящимся, будто облитым нефтью бокам, когти оставляли глубокие борозды в камне, покрывающем дно ямы. Задрав голову, она обнажила клыки и шумно втянула воздух. В горле твари заклокотало, по телу пробежала дрожь...

— Прекрасный бой! Услада для глаз и чувств! Давно я не испытывал такого наслаждения! — Аслам довольно потирал пухлые руки.

— Вы забыли предупредить, что плоть её скорее похожа на набитые камнями шланги.  — я придирчиво осматривал лезвие меча. Кромка была покрыта еле заметными выбоинами. — Но драка и мне доставила удовольствие.

— К сожалению, это был единственный жизнеспособный экземпляр.

— Единственный? Вы говорили, опыты очень успешны, и скоро можно будет создать целую армию!

— Да. Возможно. — Аслам протянул хрустальную чашу для омовений. — Но пока что цена слишком высока. На каждую тварь мы тратим от двух до пяти доноров, в зависимости от их личной силы. Эдак я останусь без подданных, уважаемый... Храфстры требуют слишком много крови — нашей крови, измененной силой Печати.

Откинувшись на подушки, я прикрыл глаза. Резные листья пальм рассеивали безжалостные солнечные лучи, кожу приятно холодила мелкая водяная пыль из фонтана, в серебряной клетке заливался любимец халифа — соловей Алмаз.

Аслам мне не доверяет. Его нежелание расходовать на тварей силу Печати... Что-то он темнит, мой магрибский союзник. Ладно, пока стоит делать вид, что я ему верю. 

— Как поживает ваш драгоценный батюшка, дорогой друг? — я открыл глаза.

— Как обычно.

— Он... Не догадывается о ваших планах?

— Хотите знать, насколько длинен мой поводок?

В этом всё дело: халиф не верит, что можно избавиться от уз крови. Не верит, и в то же время опасается. У него много сыновей, некоторые из них достаточно сильны для того, чтобы попытаться завладеть Печатью, если появится такая возможность.

— Не беспокойтесь, халиф. Я — единственный, кому удалось ослабить удавку. Благодаря двойной инициации и тому, что Токугава готовил меня в наследники — а это требует особых ритуалов, вы же знаете, — мне удалось слегка растянуть петлю. На это ушло много лет и много сил. Не переживайте, вашей власти ничего не угрожает.

— Сыновья преданы мне не только благодаря узам крови. — Шейх самодовольно затряс подбородками. — Они — проводники и воплотители великой идеи. Когда весь мир подпадет под власть вампиров...

Я перестал слушать. Халиф сел на любимого скакуна, и теперь его не остановить. Все эти рассуждения о превосходстве нашей расы, о том, что раз мы высшее звено в пищевой цепи...  

Для того, чтобы идея стала явью, нужно не сидеть толстой задницей в мягких подушках, ожидая, когда другие сделают грязную работу, а трудиться. Тяжело, напряженно трудиться.

— Последний вопрос, уважаемый Витторио.

— Да? 

— Что с Ш'хиной? Вы обещали разобраться...

— Всё в порядке, драгоценный Аслам. Девчонка больше не повлияет на наши планы.

— Вы уверены?

— Я отдал приказ выбросить тело в песках.

— Значит, сами вы труп не видели.

— Я должен быть чист перед отцом. Вы же знаете: если он спросит напрямую, я не смогу лгать. Но в её смерти легко убедиться, нужно только послать отряд...

— Ну что вы, Витторио, друг мой! Я вам доверяю. Всецело.

ГЛАВА 36

НАОМИ

Арабский полуостров, пустыня Руб-эль-Хали.

— Наоми! Просыпайтесь, я нашел воду.

— Вода? — я приподнялась, чувствуя, как со щеки осыпается песок, и провела сухим языком по потрескавшимся губам.

— Да, вода. Немного, но вам хватит. Идемте... — поднимаясь, я отметила синюшные ногти и почерневшие полоски на запястьях.

Ноги затекли, ступни жгло. Но остановиться, чтобы размяться, вытряхнуть набившийся везде песок, я просто не могла. Ростов сказал "вода".

В глубокой лощине притулилось несколько тощих кустиков, под ними была вырыта яма. Я бросилась к крошечной лужице на дне... И остановилась на краю, обернувшись к Ростову. 

— А вы?

Он скупо усмехнулся.

— Я уже. Пейте.

Напившись, я сняла майку и промокнула ею остатки лужи. Затем обтерла лицо, шею... Казалось, кожа покрыта глиняной обожженной коркой, и, если улыбнуться или заплакать, пойдет трещинами. Не знаю, что бы я отдала за тюбик увлажняющего крема...

— Знаете, барон, в последние несколько часов я поняла одну вещь. — выбравшись из ямы, я устроилась в тени дюны рядом с Ростовым. — Я не хочу умирать.

— А у вас и не получится. — он лежал на спине, прикрыв глаза рукой, и ответил, не глядя на меня. — Инстинкт самосохранения, усиленный рефлексами вам этого не позволит. 

Я вспомнила, как вела себя в Керкуане. Он прав. При необходимости я буду цепляться за жизнь зубами, но не сдамся. И не смогу покончить с собой — как это делают настоящие самураи...

— Но я не хочу быть убийцей. Даже нет, не так: не хочу больше убивать. Понимаете?

— Убивать никто не хочет.  

— Тогда почему всё так? Вот вы сказали, что долго живете на свете... Может, объясните, отчего мы убиваем ближних? Почему мы всё время боремся? За землю, за ресурсы, за... Всё подряд. Ведь в большинстве случаев можно договориться?

Он хрипло рассмеялся, но закашлялся.

— Это программы, Наоми, доставшиеся людям от далеких предков, живших на заре времен. 

— О чем вы говорите?

— Об ангелах, разумеется. Неистребимый дух соперничества... В конце концов, он их и погубил. А люди многое переняли от ангелов. Помните, легенды о Нифилим?

— Господь отпустил ангелов на землю, и разрешил им входить к человеческим женщинам. Так появились Нифилим — дети людей и ангелов. — я привстала на локте. — Слушайте! Яррист ведь говорил, что его матерью была женщина! В смысле — не ангел, а человек! Какая-то там эдомская царевна...

— И вовсе не какая-то там, а единственная, в своём роде, женщина. — сказал Ростов, не отнимая руки от глаз. — Благословенная Зарина.

— Ну! Так значит, Яррист — Нифилим? — я вспомнила наш разговор с Тристаном. Казалось, это случилось в какой-то прошлой жизни...

— Яррист не Нифилим. — отрезал барон. С ним... С ним всё сложно.

— В Предании сказано, Нифилим были отвратительные существа. Безобразные великаны, угнетатели людей. Чтобы их уничтожить, Господь и наслал Потоп...

— Всё было не так! — вскинулся Ростов. — И давайте не будем об этом.

— Хорошо. До Ярриста мы говорили о соперничестве. О желании убивать. В чем заключается талант к войне? Он тоже перешел от ангелов?

Ростов, тяжело вздохнув, сел. Взяв горсть песка, пропустил между пальцев. Я молча наблюдала, как падают песчинки.

— Хороший лесоруб любит дерево, которое собирается срубить. Хороший охотник понимает добычу, и никогда не причиняет боли сверх необходимой. А хорошая добыча, в свою очередь, любит охотника — за его точность, его быстроту... Понимаете? Великий воин прежде всего должен любить своего врага. Через любовь приходит понимание. Талант к войне заключается в способности сопереживать.

Ангелы этого начисто лишены. Они не умеют любить.

Я вспомнила полные боли глаза чудовищ. Перед самой смертью в них появлялось... облегчение. И благодарность. 

— Я убила Маху. — тихо сказала я. — Я убила мать короля Тараниса. Я больше никогда не смогу посмотреть ему в глаза.

— Вы проявили милосердие по отношению к королю. — сказал Ростов. — Теперь ему не придется убивать самому.

— Что? Что вы говорите, барон? Я чудовище! Я убила его мать! — вскочив, я заметалась по песку. — Даже если он простит... Есть еще моя стая. Вы были правы, барон. Я — чудовище. Убийца. Я не смогу стать другой. Никогда. Три месяца я убивала вампиров. Наверное в общем — несколько сотен обращенных. После того, как умирал Мастер, они просто падали, как... мертвые пчелы. Я всё шла, и шла по берегу, и радовалась, когда находила новый поселок. Вы говорите о любви к врагу. — я присела, и посмотрела Ростову в глаза. — А я ненавижу вампиров. Они мертвецы, которые только притворяются живыми. Они... пиявки. Паразиты, присосавшиеся к людям. Я никогда не смогу их понять. А уж, тем более, полюбить.