Тригинта. Меч Токугавы

Упав рядом со мной на колени, он притронулся белой рукой к щеке барона, а затем требовательно уставился на меня.

— Почему? — спросил Яррист. Голос ангела трубно разнесся над площадью. Воздух затрещал от избытка энергии.

— Потому что я — дура. — прошептала я. — И я потеряла меч. Я потеряла Длань Господа!

Лицо его окаменело — в буквальном смысле. Доспехи потускнели, крылья поникли, меч стал черным и покрылся окалиной. Храфстры, испугавшиеся было, вновь стали сужать кольцо.

Протянув руку, я коснулась груди Ярриста. Сейчас, когда доспехи не пылали, стал виден серебряный диск. Старый имперский динарий, его еще называли Печатью...

Яррист вздрогнул и очнулся. Доспехи и меч вновь налились огнем. Вскочив, больше не глядя на меня, он с воплем ринулся в гущу Храфстр.

В последний раз мелькнуло прекрасное лицо: оно светилось радостью, упоением битвой... По-моему, он пел древние, незнакомые слова. Меч, вопреки всем законам, вытянулся неимоверно, походя теперь на пылающую оглоблю. И Яррист, держа эту оглоблю обеими руками, что есть сил дубасил ею Храфстр. Больше он ничего и никого не замечал.

Почувствовав руку на плече, я вскинулась, но оказалось, это всего лишь Полди. В броне, но без шлема. Длинные волосы разметались по плечам, усы и борода опалены, глаза излучают сочувствие. Он что-то сказал, но я не расслышала. Помотала головой, приложив ладони к ушам. Тогда он просто махнул в сторону дракона, зависшего над землей с наполовину сложенными крыльями, а сам наклонился и бережно поднял Ростова. Устроил его на плече и еще раз махнул рукой. Я вопросительно кивнула на Ярриста. Полди ухмыльнулся и показал могучий большой палец в стальной перчатке. Типа: всё путем сейчас у Ярриста... Поднявшись, я побрела вслед за гномом.

Я ненавижу ангелов. Я ненавижу ангелов, затеявших эту войну! Я ненавижу ангелов за то, что погибла моя стая, за то, что мне пришлось стать убийцей. Я ненавижу ангелов за то, что мне пришлось повстречаться с Храфстрой и испытать самый жуткий страх в жизни; за то, что я теперь знаю, почему убили дедушку, и за то, что погиб Белый Волк, заслонив меня собой...

Ростова уложили в дальнем конце вертолета, на оружейные ящики. Глаза его были открыты, и будто бы наблюдали за нами. Кровь из раны больше не текла.

Полди помогали несколько Рыцарей, никого из них я не знала. Казалось, из-за переборки вот-вот появится Тристан и обнимет меня, и я наконец-то смогу заплакать... но нет. Его здесь не было. Наверное, мне просто хотелось, чтобы он был.

Полди попытался содрать с меня платье, дав понять, что хочет осмотреть рану — ткань настолько заскорузла, что почти перестала гнуться — но я не далась. 

Дракон кругами поднимался всё выше, а я стояла, схватившись за какую-то петлю у самого края платформы, и смотрела вниз. 

В центре площади, как огненная саламандра — Яррист, окруженный плотным кольцом Храфстр. За ними, не давая тварям вырваться, сужают круг Циклопы. Они больше не стреляют. 

От Аль-Аляма, еще вчера — жемчужины восточного зодчества, шестого чуда света, не осталось ничего. Площадь и несколько кварталов вокруг отутюжены до блеска — земля похожа на обсидиан в ярком свете прожекторов.

А еще дальше, среди жилых районов, как червь в мусорной куче, ворочается проходчик. Он взрывает почву, и в эту гигантскую траншею сыплются дома, деревья, крошечные фигурки людей...

Господь Всемогущий, сколько крови! Ведь не все в столице были вампирами, хватало и людей: крестьян, рыбаков, пастухов, торговцев... Они жили на этой земле тысячи лет, а теперь мертвы.

На месте Оперного театра зияет черная воронка. На дорожках аэропорта пылают самолеты. Над гаванью, на месте древних фортов Джалали и Мирани, исполинские ОРКи развернули ракетные комплексы, их фигуры четко вырисовываются на фоне светлеющего неба...

Великий Архистратиг огнем и мечом насаждает свою власть. Ах, да... Огненным мечом.

ГЛАВА 43

НАОМИ

о. Мальта, Валетта.

Вторые сутки сижу в светлой прохладной палате госпиталя Ангела Исцеляющего и смотрю, как в вены Ростова капает Алкагест. 

На остров нас доставил Полди, посадив дракона прямо во дворе госпиталя. Он пытался убедить меня, что барону здесь обеспечат самый лучший уход, и что мне совершенно необязательно находиться рядом — гораздо лучше подождать, пока он выйдет из комы, в резиденции Архистратига, форте Святого Ангела. Я отказалась. 

Полди рассказал, что Аслама нашли мертвым и что Печать его пропала. Рыцари перерыли пядь за пядью всё, что осталось от дворца Аль-Алям, но динария так и не обнаружили...

Яррист приказал сравнять город с землей. Не знаю, о чем он думал — в Маскате было полно людей. Говорили, под конец Архистратиг будто сошел с ума... Может, он хотел найти Длань Господа?

Длань Господа... обретенная и вновь утраченная мечта. Меч-мечта... Никогда не задумывалась, что у этих слов одинаковые корни.

Не могу разобраться, какие чувства испытываю, утратив его окончательно. Наверное, преобладает облегчение. Всю мою жизнь я только о нем и думала. Строила планы, возлагала надежды... А теперь, когда его нет — всё рухнуло. Я больше не воин. Я свободна.

Глядя на профиль барона, чуть подсвеченный лучами закатного солнца, проникающего в узкое окошко, на неподвижную, не колеблемую дыханием грудь, я пытаюсь обнаружить сходство между ними. Нифилим Яррист и Рефаим Семъяза...

Я присаживаюсь на кровать и беру Ивана за руку. Заглядываю в глаза: они всегда открыты. Вот, пожалуй, единственное сходство: глаза. Только не с глазами Ярриста — у того, когда они не залиты золотым ихором, — черные, чернее ночи, а Никодима.

Ростов и вправду похож на моего старого наставника. Вечной тихой усмешкой — будто он знает всё наперед, и только улыбается, глядя на игры детей... Особой манерой "прислушиваться к эфиру" — еще в детстве я так называла привычку Никодима замирать, иногда посреди разговора, на несколько мгновений, погружаясь в себя. А еще... не могу выразить иначе, но, когда я нахожусь рядом с Никодимом или Ростовым, ощущаю под ногами Земную Твердь. Точку Опоры. Своё Место. С Ярристом — совсем не так. С ним будто в зрачке тайфуна. 

Я вновь вспомнила, как он, в золотых доспехах кружился в кольце Храфстр, и как еще тогда подумала: Яррист любит смерть. Так, как никогда не смогу полюбить я...

Уничтожая вампиров или сумасшедших маньяков, стреляя в далекие мишени из снайперской винтовки, я не понимала, что такое смерть. Просто нажимала курок, и кто-то падал. Но я не любила убивать. Это была работа.

Говорил Никодим: смерть воина всегда стоит рядом, за левым плечом.

Заглянув в неживые глаза Анубиса, я наконец-то поняла, что он имел в виду. 

...Что характерно: меня ведь обучали, натаскивали много лет. У меня молниеносная реакция, глаза на кончиках ушей и сверхчутье на опасность!

И всё равно я не заметила, как он вошел. Вот я сижу и пялюсь, по обыкновению, на профиль Ивана, а в следующий миг передо мной, заслоняя свет, стоит пожилой господин.

Весь такой благородно-седой, с чуть отвисшими щеками и брезгливой нижней губой. Глаза бесцветные, водянистые, в глубоких морщинах. Одет, как викторианский лорд: фрак, кружевная манишка, перчатки, трость.

Смотрит на Ростова. С какой-то, я бы сказала, отеческой нежностью.

— Бедный мой консильери... — говорит он, чуть пришамкивая.

— Счастливчик! — я вскочила, но невидимая ладонь будто толкнула меня назад, на стул.

— Зови меня дон Лупе, дорогуша. Всё-таки я намного старше, и хотя бы поэтому заслуживаю толику уважения.

— Я не видела, как вы вошли. Как вас пропустили Рыцари? Госпиталь полон динарианцев...

— Тебе еще не доводилось встречать таких, как я, верно? — он стоял, тяжело опираясь на трость, и мне инстинктивно захотелось уступить единственный стул пожилому дедушке. — Это неудивительно: нас всегда было мало. А сейчас, пожалуй, кроме меня... — он говорил, будто размышляя вслух. — Так что на первый раз я тебя прощаю.

— Что вам нужно?

Он слегка пожал плечами и осторожно уселся на край кровати, в ногах у Ивана. 

— Без малого пятьдесят лет Джованни был моим помощником. Советником — и превосходным! Мы очень одинокие существа. Нужно держаться друг друга.

Некоторое время назад я без раздумий бросилась бы на вампира, и постаралась убить. Но сейчас, после всего...

— Я знаю, кто вы. Вы — мертвец. Только силой Печати в вас поддерживается подобие жизни. И сила эта — заемная. 

Он рассмеялся. Будто закудахтала старая курица.

— Как ты еще молода, маленькая принцесса! Как трогательно наивна... В конце концов, что есть жизнь, как не процесс непрерывного распада? А смерть — она статична. Неизменна. Человек живет какие-то жалкие мгновения, зато в смерти пребывает вечно. Ты тоже когда-нибудь приблизишься к этому порогу, и тогда... Тогда захочешь задержаться. Не переступать последнюю черту. Не важно: живой, или мертвой, ты захочешь просто Быть.

— Когда придет мой черед, я сделаю последний шаг не раздумывая.

Он посмотрел на меня из-под черепашьих век и по-стариковски крякнул. Вынул из нагрудного кармана белоснежный платок, приложил к сухим губам, — в углу платка мелькнула вышитая монограмма.

— Совсем дитя... — он покачал головой, будто сожалея. — Но это временный недостаток. 

— Ха!

— И слишком дерзкая.

— А это не ваше дело.

— И еще плохо воспитана.

Дернув плечом, я отвернулась. Затем бросила через плечо:

— Я убила вашего сына. — я не собиралась этого говорить, но как-то само вырвалось.

Дон какое-то время молчал. От его безмолвия, от разлившегося тягучего ожидания у меня взмокла спина. Наконец он произнес:

— Тебе повезло. — и опять надолго замолчал. Я старалась не двигаться, и он продолжил: — Кроме того, мой сын сам выбрал Путь. Я скорблю об утрате, но жизнь — чем бы она не была — продолжается. Так что слушай меня внимательно, дорогуша, ибо два раза повторять я не намерен. — у него был такой голос, что я поняла: лучше повернуться. — Джованни мертв. И душа его всё дальше уходит по той дороге, которую ты, по молодости и глупости, собираешься преодолеть одним прыжком.

— Неправда! Он... в коме, а это — совсем другое. Он очнется.

— Нет. 

На мгновение он "усложнился". Вампир вырос, плечи раздались в стороны, забугрились мускулами, — ума не приложу, как я это увидела сквозь рубашку и фрак, — по обе стороны лба прорезались тяжелые, загнутые вперед рога, вместо начищенных туфлей в каменный пол уперлись огромные раздвоенные копыта, а из ноздрей пыхнуло пламя. Сила его была сродни той, которой владели Храфстры, но... умертвия внушали страх, чистый экзистенциальный ужас, а Счастливчик был тем, кто этот ужас изобрел.

Наверное, на свежего зрителя это производило чрезвычайное впечатление. Я же за последние дни привыкла ко всяким выкрутасам: огненным мечам, хлопанью незримых крыльев, собакоголовым богам... Так что я просто сжала зубы, до крови прикусив язык, вцепилась в сиденье стула и постаралась не описаться. 

Я ему поверила. Честно говоря, где-то в глубине души я и сама знала, что Ростов ушел слишком далеко. Если бы рядом был Никодим, или хотя бы Яррист... Но они не пришли. 

— Я пришел к вам, чтобы сделать предложение.

— Ни за что.

— Вы его еще не услышали.

— Иван... Господин барон озвучивал мне его. Нет. Ничего не выйдет.

Счастливчик кивнул.

— Я и сам уже понял. — сказал он примирительно. — То предложение было... необдуманным. Поспешным. Неправильным. — он снова кашлянул, достал платок, промокнул губы, спрятал... — Выслушайте меня, Наоми. Я могу вернуть его с того света. — я впилась в него взглядом. -  Точнее, я знаю, как это сделать, но не справлюсь один. Мне понадобится ваша помощь.

— Моя?

— Ш"хины. 

Наконец-то я смогла встать. Ноги затекли, будто я просидела неподвижно целые сутки, а не каких-нибудь полчаса. Выглянув в коридор, я убедилась, что Рыцари — караул из четырех человек — на месте... Вернувшись в палату, подошла к окну, и, встав на цыпочки и навалившись животом на подоконник, выглянула во двор. Там тоже было полно динарианцев. Видеокамеры, искусно спрятанные в фонарных столбах и ветках деревьев, сигнализация... А я разговариваю с вампиром.

— Что такое Шехина? При чем здесь я?

— Время почти вышло. — дон поднялся. — Даже моих возможностей не хватит надолго в самом сердце Ордена. Скоро Рыцари заметят наведенные мною искажения и забьют тревогу. Вы должны пойти со мной. Я всё расскажу, но не здесь. Решайте. — он повернулся к двери.

— Стойте! — дон замер спиной ко мне. — Если я пойду с вами... Если вы действительно можете спасти его... Что взамен? Что вы потребуете от меня?

— От вас? — вампир развернулся и застыл, опираясь на трость. За окном, на площади, послышались громкие команды, топот множества ног... — От вас я потребую веры. Прежде всего, веры в себя.

Мой дед был самураем. Он умер, защищая меня. Это был его долг, гири... Ростов тоже умрет, если я буду сидеть на месте, и бояться.

Может, мне тоже пора отдавать долги? 

Я подошла к вампиру.

— Что я должна делать?

Счастливчик вновь изменился. Опять это был добрый старичок, решивший помочь бедной девочке...

— В коридоре есть кресло на колесах. Мы усадим в него Джованни и вывезем из госпиталя. На причале ждет яхта. 

— Вот так просто? А как же Рыцари?

— О них я позабочусь. — вампир усмехнулся. — Благородные паладины ничего не заметят. 

ГЛАВА 44

ЯРРИСТ БАРБАРОССА

о. Мальта, Валетта.

— Почему так долго? — мой бывший ученик больше не выглядел жизнерадостным подростком, веселым и беззаботным эльфом. 

Он мерил шагами опустевшую палату Семъязы.

— Простите, ваше величество. Я прибыл как только смог.

Моего сарказма он просто не заметил.

— Здесь побывал вампир! Твой орден — кучка напыщенных болванов в раскрашенных консервных банках! Ни один из них не стоит скорлупы от съеденного белкой ореха, и...

— Она пошла с ним добровольно.

Тристан, осекшись, сел на кровать и растерянно взглянул на меня.

— Как вообще могло случиться, что кровосос забрался в самую глубь вашей муравьиной кучи?

— Это был Лучано. Идем. Мы их догоним...

...Мне всё время кажется, что события выходят из-под контроля. Убит Оберон — а я надеялся на его поддержку в нынешней войне; Аслам тоже убит. И это, скорее, во вред, чем на пользу: внезапно образовавшийся вакуум в Магрибском союзе грозит хаосом. Тысячи вампиров погибли вместе с Мастером, но еще больше — освободилось. Прислужники, не прошедшие ритуал уз крови, а именно они составляли костяк армии Аслама, остались без руководства и начали сбиваться в банды....

Мой брат находится в коме, из которой, как известно, нет дороги назад. Можно сказать, Семъяза тоже умер.  

Я прикрыл глаза: тела. Прекрасные, не тронутые тлением, но — необратимо мертвые. Они так и лежали бы там, в Меггидо, год за годом, постепенно заносимые песком, если б не Потоп...

Мы не стали спускаться в душные каюты, а расположились прямо на палубе. Я хотел подышать свежим воздухом, в носу до сих пор стоял душок горящих Храфстр...