Тригинта. Меч Токугавы

И теперь он принес Длань Господа на переговоры. На переговоры! И специально подставил Ростова, чтобы иметь дополнительный прецедент... Потом, отчитываясь перед ООН, скажет, что вампиры начали первые, что он вообще тут ни при чем и оказался совершенно случайно: приехал забрать брата и заблудшую ученицу.

Он манипулировал мной. Умело играл на моих чувствах, прикидываясь влюбленным... "Они хотят вами купить спасение для себя" — сказал Ростов. Наверное, он прав. Любовь Ярриста — притворство. Ангелы неспособны любить. Им наплевать на людей, они всегда заботились только о своих интересах. Какая я дура! Я поверила ангелу! Ведь меня же предупреждали, мне говорили... Но так хотелось... Так хотелось, чтобы давняя детская мечта, первая влюбленность — сбылась.

Где-то в животе зародилась ярость. Несколько минут она зрела, а затем поднялась огненным комом в горло, обжигая внутренности, словно вулканическая лава, и вырвалась наружу.

Отбросив меч и встав на самый край крыши, я закричала, выдавливая из себя этот огонь:

— Я ненавижу тебя, Яррист Барбаросса! — крик потерялся в грохоте выстрелов.

Глаза застили слезы, дыхание сбивалось. Если б не он... Если б не козни Ярриста, я не украла бы меч, не примкнула к стае оборотней, Вито не стал бы мстить, и все они: и Сашка, и Марико, и остальные, были бы живы! Колесили бы на своих чопперах, радовались жизни, как это умели только они...

Зарыдав, я упала на колени. Вся моя жизнь, с самого рождения, была предопределена. Меня обучали, тренировали, подталкивали и тащили... Куда? И главное, зачем?

И тут как громом поразила еще одна, самая страшная, мысль: а что, если гибель моих стариков тоже была подстроена?

"Вами хотят купить спасение"... Насколько далеко они готовы зайти?

Мимолетное движение, замеченное краем глаза, еле ощутимое дуновение ветра... Я вскочила. Меч лежит метрах в трех — там, куда я отшвырнула его в запале.

Вытерев слёзы, я зло усмехнулась. А настроение-то в самый раз, чтобы кого-нибудь убить...

— Вито Лучано! Ну наконец-то! Рада тебя видеть!

— И я безмерно счастлив, мышка моя.

Одет, как самурай: широкие штаны-хакама, поверх черного кимоно — красный пластинчатый доспех. Волосы собраны в тёнмагэ. Не хватает рогатого шлема...

— Никак, помирать собрался, а?

— С чего ты взяла? — Вито раздвинул узкие губы в подобии улыбки. Вампир был очень бледен, будто не ел несколько дней. Точнее, не пил.

— С того, что Яррист не выпустит отсюда никого. Ни живого ни мертвого.

Он деланно рассмеялся, запрокинув голову. Я бросилась к мечу, Вито преградил путь.

— Не так быстро, мышка моя. Сначала как следует позабавимся. — он принял боевую стойку.

— Тебе никогда не стать самураем, Вито! Даже не мечтай, сколько бы доспехов ты на себя ни нацепил!

Он сделал выпад, я отскочила назад. Парапет, окружающий купол, был довольно узким, не более локтя шириной. По углам его возвышались декоративные башенки и солнце, отражаясь в золотых луковицах, слепило глаза.

Восстанавливая равновесие, я бросила короткий взгляд вниз. Волна рыцарей в черных доспехах затопляла разгромленные сады. Проходчик куда-то исчез, но огромные ОРКи, механически лязгая и давя деревья, оцепляли периметр.  Да уж, Яррист никогда не любил размениваться на мелочи. 

Длинный меч Вито просвистел перед грудью. На пенджаби появился хирургически тонкий разрез, кожу защипало. Да что такое!Он так и будет полосовать мою грудь каждый раз, как мы встречаемся?

— Старый Ямада заморочил тебе голову наивными сказочками! А я семьдесят лет провел при дворе великого Токугавы. Я поднялся из самых низов: от мальчика-прислужника, игрушки, которым мог помыкать любой даймё, до доверенного лица, сына самого Сёгуна. Мне ли не знать, как поступают настоящие самураи! 

Очередной выпад — и я еще дальше от своего меча. 

— Токугава был разбойником и бандитом, а не императором.

— Мы владели островами и половиной Китая! Мы могли диктовать волю всему миру...

— А мой дед уничтожил вас одним взмахом! 

Нырнув под но-дачи, я с разбегу толкнула Вито в грудь. Вампир пошатнулся и замер на самом краю, стараясь удержать равновесие. Прорвавшись наконец к мечу, я сомкнула пальцы на рукояти. Почему Вито его не подобрал? Не сбросил вниз, чтобы оставить меня безоружной наверняка?

— Это тебе не поможет, синоби! — в глазах вампира плещется азарт. 

— Поглядим.

Я сделала выпад, Вито легко отбил атаку. 

— У меня было сто с лишним лет, чтобы совершенствоваться в искусстве боя, ты же — бабочка-однодневка. — с издевкой кинул он. 

— Человеческий мозг перестает развиваться в момент смерти. То, что вампиры принимают за мышление — не более чем набор условных рефлексов и базовых реакций, усвоенных до смерти. Ты — всего лишь оживший труп, и не разлагаешься только благодаря силе Мастера. А стоит его убить, и ты истлеешь в один миг!

Для маневра не хватает места, и мне всё время приходится отступать. Вито не спешит. Он, выставив меч перед собой, делает шаг. Улыбка, как тонкая, подсохшая рана, в узких глазах — терпеливость комодского дракона. Он не собирается рисковать. Он ждет, когда я устану. Совершу ошибку. Оступлюсь. У него впереди — вечность.

Я вспоминаю Ярриста.    

— Мы с тобой похожи, Витторио Лучано. Каждый из нас — заложник судьбы. Ты думаешь, что действуешь сам, что ты — хитроумный стратег, но это не так. Ты — пешка.

Атака! Я пропускаю удар, но-дачи должен разрубить меня пополам, но Вито удерживает руку. По плечу бежит горячая струйка, тонкий шелк впитывает липкую влагу.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас, синоби. Мной никто не управляет, я — хозяин своего пути.

— Тешь себя надеждой, вампир. Путь вытек вместе с кровью, когда Счастливчик вонзил клыки тебе в шею. — мой меч глухо ударяет в пластины доспеха, я поспешно отскакиваю. Вито щурит глаза зло и презрительно.

— Не смей думать, что мы хоть чем-то похожи, синоби! — выпад, удар, уклонение... — Я всего добился сам! Я познал все тайны  человеческой натуры, когда тебя еще и на свете не было! Я состарился раньше, чем успел родиться твой дед! И я ни в чем не уступаю отцу! Я — Мастер, я достоин стать Носителем! — клинки скрестились, на мгновение его змеиные глаза оказались совсем близко. — А отец решил сделать наследницей тебя!

Я рассмеялась. Так вот в чем всё дело! Счастливчик хотел сделать меня вампиром! Яррист должен был догадываться! Да нет, он точно должен был знать: как только я попаду в поле зрения Мастера, тот захочет сделать меня одной из них... Подумать только, какой рычаг давления! Какой плевок в репутацию Ордена!

— Вот видишь, Вито. Даже собственный отец предпочел тебе презренную синоби. Он пользовался тобой, чтобы заманить меня! Хотел, чтобы ты наделал ошибок, запятнал свою честь... Но знаешь, в чем штука? Тебе было не о чем беспокоиться! Я не смогу стать вампиром — даже если захочу.

— Мастеру подвластны все, до единого. — Вито теперь целился исключительно в шею и голову.

— Думаешь, если убьешь меня, отец вернет тебе благосклонность?

— Мне больше не нужен отец! 

— О, я кажется догадалась... Ты спелся с Асламом! А может... Может, он даже инициировал тебя... Ну конечно! У тебя теперь, как говорится, двойное гражданство! Думаешь с его помощью победить Счастливчика? Ты еще не понял? Есть такое выражение: загребать жар чужими руками! Они используют тебя, Витторио Лучано! И Аслам и Счастливчик выбрали тебя козлом отпущения! Аслам обещал отдать тебе Храфстр... — увидев, как он изменился в лице, я догадалась: — Шейх обманул тебя! Он сам управляет умертвиями, тебе ничего не досталось... Ты обречен, Вито, и ты это знаешь. — он опустил клинок и подошел ко мне вплотную. Схватил за горло. 

— Ты тоже!

...Мне двенадцать. Никодим вонзает острие тяжелой мотыги в каменно-твердые, высушенные солнцем комья земли. Каждый раз я надеюсь, что вот теперь-то он попадет по серо-коричневой, похожей на иссохшую человеческую руку, виноградной лозе. Но мотыга останавливается в каком-то волоске от ствола. 

— Что такое бой с тенью, Никодим?

— Бой с тенью — ни на миг не прерывая мерных ударов мотыги, даже не поднимая головы, отвечает учитель, — это когда сражаешься сам с собой. В любом случае: — победишь или проиграешь, — ты погибнешь. 

— Давай! — шепчу я. — Убей меня, а я убью тебя... Спутаем карты им всем: Ярристу, Счастливчику, Асламу... Это только иллюзия. Они жили и дергали мир за ниточки задолго до того, как родились ты и я. И преспокойно продолжат, после нашей смерти. Твой отец сейчас смеется над тобой, Вито. Ты хорошо поработал, чтобы расчистить ему путь...

Он сбил меня с ног кулаком. Вылетев за край крыши, я успела зацепиться одной рукой — в другой был зажат меч.

Наступив мне на пальцы и присев на одно колено, вампир улыбнулся.

— Когда я пришел за твоим дедом, он не пытался сопротивляться: меч оставался на подставке, старик его не тронул. Тогда я решил, что Ямада — глупец. Он мог бы сражаться, он мог победить... Я убил его, затем — твою бабку. Она была на кухне, и тоже не сопротивлялась. Просто встала передо мной, и спокойно посмотрела в глаза. Я отрубил ей голову...

Собрав все силы, я выбросила вверх руку с мечом. Почувствовала, как лезвие входит вампиру в бок меж пластин доспехов.

Вито вздрогнул, расширив глаза, будто его кто-то укусил, а затем улыбнулся. По его губам на подбородок потекла черная жижа. Вампир пошатнулся, накренился и сдвинул ногу.

Онемевшие пальцы соскользнули с карниза, и я начала падать, но вампир перехватил моё запястье, сжав его мертвой хваткой. И  вновь улыбнулся. Потом, с заметным усилием, потащил к себе, всё глубже насаживаясь на меч. Наконец я догадалась отпустить рукоять, легла животом на поребрик и перекинула ноги на крышу. 

Меч так и остался в боку Вито. Вампир тяжело осел, опираясь на свой но-дачи. 

— Только спустя долгие годы я понял, что Ямада был великим Мастером. — продолжил он, будто ничего и не произошло. — Когда я пришел за мечом, он знал, что час пробил. То, чему суждено случиться — случится.

Вито закашлялся. Изо рта его полетели влажные ошметки, похожие на черных слизняков. 

Я опустилась на колени напротив него. Вампир уставился мне в лицо. Глаза его походили на два острых осколка бирюзы...

— Почему ты не дал мне упасть?

— Убей их всех. — Вито пошатнулся, но тут же выпрямился. На красных лаковых пластинах доспеха играли солнечные блики. — Аслам обречен. Когда Храфстры вырвутся на свободу... Убей их. Я знаю, у тебя... получится. Талант к войне...

Какое-то время мы, сидя напротив друг друга, молчали. Внизу всё стихло, выстрелов слышно не было. Но, зная Ярриста, думаю, это ненадолго. Он не успокоится, пока не оставит от дворца камня на камне. И где-то здесь, под землей — Храфстры. Ростов говорил, они боятся солнца. 

— Вито... Ты знаешь, где барон?

Вампир кивнул. Кровь у него изо рта больше не текла. Он сдулся, как воздушный шар. Кожа туго обтянула кости, волосы выпали, оголив желтый череп.

— Где он?

— Под круглой башней. 

Внезапно вновь загрохотали выстрелы. 

— Скажи, почему тебя нельзя сделать вампиром? — сейчас глаза его напоминали черные провалы.

— Старая история. Я охотилась на вурдалака. Он успел порвать мне руку... Шустрый был, гад: только что выпил двух подростков и энергия перла из него, как пена из баллончика для бритья. Пока я примеривалась, чтобы отстрелить ему голову, не попав в старика, которым он прикрывался, он стал чернеть. Начиная со рта, где были следы моей крови. Сначала выхаркал легкие, затем кишки, и выглядел при этом, как труп, три дня провалявшийся на солнцепеке. Я подумала: мало ли, подхватил какую-нибудь кровяную заразу в древнем склепе... Но всякий раз, когда кто-нибудь из кровососов успевал меня тяпнуть, случалась та же история. Не знаю, может, у меня природный иммунитет.

Вито заперхал и я догадалась, что он так смеется. На щеках его проступили черные пятна. Нос заострился, стал похож на вороний клюв.

— Ты могла просто дать себя укусить. — зрачки его мертвых глаз следили за клубами дыма, проносящимися над крышей. — Но ты не стала. Ты самурай.

Через какое-то время я решила, что он испустил дух, и поднялась. Вито  вдруг открыл глаза.

— Постой! — сказал он. Из его рта вместе со словами сыпался черный пепел. — Окажи мне честь. — и одними глазами указал на свой меч.

Я кивнула.

Наклонилась над вампиром и осторожно вытащила но-дачи из его руки. И поклонилась.

Вито, держа обеими руками лезвие Длани Господней, медленно повел клинок вбок. Дерево, кожа доспеха и плоть под ними разошлись пустым черным прораном. Внутри ничего не было.

Не меняясь в лице, не останавливаясь, Вито направил лезвие наискось вниз, к бедру, и — назад, параллельно земле. Закончив, посмотрел на меня и улыбнулся.

— Моя жизнь и вправду вытекла. Слишком давно. — он помолчал, а затем спросил: — Как я выгляжу?

— Ты уже готов. — сказала я и взмахнула мечом.

Голова вампира отлетела.

Через минуту на голубых изразцах осталась только горстка черного пепла, прикрытая красными доспехами. Порыв ветра развеял её без следа. Аккуратно положив но-дачи, я подняла свой меч и направилась к люку.

ГЛАВА 42

НАОМИ

Маскат, дворец Аль-Алям.

В башне тихо и сумрачно. Пандус из серого зернистого камня уходит вглубь, снизу идет плотная волна запаха. Несет протухшим мясом, экскрементами, плесенью. 

Ноги приросли к полу: вдруг почудилось, что я так и не выбралась из катакомб под Керкуаном и лежу на холодном, забрызганном кровью полу, вместе с мертвыми оборотнями. А всё остальное — Ростов, пустыня, бой с Вито — бред угасающего разума.

Святые Серафимы! Неужели придется спускаться в эту распахнутую, как голодная глотка, тьму? Может, попытка заманить меня сюда — последняя насмешка Вито? Нет внизу никого, кроме чудовищ...

Голова закружилась, всё тело внезапно покрылось потом, в ушах раздался комариный писк... Наклонившись, я уперлась руками в колени и зажмурилась. Представила лицо Тристана, с озорной улыбкой и фиолетовыми глазами, сверкающими из-под косой челки.

— Самураи не сдаются. Держись, подружка...

Я не боюсь. Не боюсь подземелий, темноты и чудовищ. Это не страх, а элементарная потеря крови. От неё и кружится голова... Потеря крови — это ерунда, не в первый раз, переживу.

Сделав глубокий вдох, я выпрямилась и сделала первый шаг.

Пандус уходит в глубину по спирали. Я совершенно перестаю понимать, где запад или восток, верх или низ... В конце концов оказываюсь в обширном зале с тяжелым бугристым потолком. Ночное зрение позволяет угадать толстые колонны, кое-где подпирающие свод, и черные провалы в полу — наверное, это и есть зинданы. Стены теряются во мраке.

Медленно двигаясь от ямы к яме, заглядываю внутрь и зову Ростова. Дрожащий голос теряется в пустоте.

Из ям исходит жуткая вонь — зинданы никогда не чистят. Узника сажают, а затем время от времени, когда вспоминают, бросают еду. Из некоторых ям слышатся невнятные звуки: скулеж, хлюпанье, шуршание, стоны... В кромешной тьме всё сливается. Кажется, я хожу по кругу — разглядеть ничего не удается.