— Скажите на милость, любезный, у вас тут что, буйным цветом разрослась дискриминация по половому признаку? Почему моя кружка значительно меньше предыдущих? И почему Вы не желаете со мной общаться?
Парни синхронно подавились пивом.
Корчмарь плюнул через плечо, выставил стандартный сосуд, налил эля и демонстративно отвернулся.
Я, частично удовлетворенная, начала дегустацию предложенного. После третьего глотка поняла, что погорячилась и маленькой емкости мне бы вполне хватило. Но признавать поражение я была не намерена, выхлебав половину и даже не поморщившись, водрузила кружку на стойку, при этом намеренно создав как можно больше шума.
— С первым вопросом разобрались, теперь второй. Милейший, я к вам обращаюсь! Почему вы игнорируете меня? — мое дальнейшее возмущение прервал Гаер, дернув меня за рукав.
— Ну, что надо то? — огрызнулась я на блондина.
— Ты же женщина, и находишься в кабаке. Если уж пришла, то за тебя отвечают сопровождающие тебя мужчины, то есть я.
— То есть мы, — добавил Лэс, допивая свою порцию эля. — Корчмарь, калач тертый, остерегается неприятностей. А дамочка, шастающая по трактирам, лакающая забористый эль, словно столовое вино и нагло разговаривающая с мужчинами в общественных местах -ходячая неприятность большого масштаба.
— Это ты сейчас намекаешь на то, что я вам должна быть по гроб жизни обязана тем, что вы меня опекать взялись? — вызверилась я.
— С каких гор спустилась эта леди? — решил встрять корчмарь, заинтересовавшийся нашей склокой.
— С высоких, господин Жуй... И далеких. С Урала, — огрызнулась я. — Не понимаю ваших нравов? Одни готовы назойливо опекать меня, другие отказываются воспринимать как человека. У меня на родине женщина — равноправный член общества, и я буду настойчиво требовать к себе именно такого отношения.
В корчме стало тихо. Удивленная такой тишиной, я обернулась. Множество пар любопытных глаз жгло во мне дыры. Я всем улыбнулась самой невинной улыбкой и решила брать трактирщика тепленьким, пока тот не остыл.
— Господин Жуй, мы ж тут..., вернее я... и два моих спутника, не просто так к вам на чашку пива зашли, — деловым тоном изрекла я, и перевалившись через стойку, очутилась нос к носу с ошалевшим мужичком. — По делу я, Жуй, — в моей руке нарисовался свиток Волдара, и предстал пред очи трактирщика.
Тот быстренько выхватив письмецо, начал пятиться вглубь помещения, от греха подальше. Гай шикнул на меня и определил мое зависшее на стойке тельце обратно в пристойное положение.
Лэс ржал, корчмарь долго изучал трактат коневода, а потом потрясенно изрек:
— Госпожа Ониэ, Вы уж не обессудьте, — мужичок выдавил из себя подобие улыбки. — Рад приветствовать спасительницу нашего семейного благосостояния.
— Вот с этого и надо было начинать, — я блеснула зубками и допила эль. — Плесни-ка моим рыцарям еще пивка.
— А вам, госпожа? — залебезил Жуй.
— А во мне уже булькает достаточно. Скажи мне лучше, найдутся ли у тебя для нас комнаты?
Мужичок еще раз бегло пробежался глазами по писанине Волдара и завис.
— Так, что, Жуй? Ты хочешь отослать спасительницу вашего благосостояния ночевать на улицу? — делано удивилась я нерасторопности родственника коневода.
Корчмарь перевесился через стойку и заговорчески прошептал:
— А вам одну комнатку на троих, госпожа?
Парни переглянулись и дружно грохнули по стойке кулаками. Я моргнула.
— Каждому по персональной, — рыкнул Гаер. — Как ты смеешь оскорблять леди?
— А кто ж вас поймет, — начал оправдываться трактирщик. — И тут такое дело... Госпоже Ониэ отличная комната найдется. Об ней договорено, но вы, господа рыцари, с письмеце не прописаны, а сейчас сами знаете, столица от гостей ломится, в приличных постоялых дворах комнат не сыскать.
— Заселите леди, мы найдем, где преклонить голову, — снисходительно изрек Муррпау.
— Ну, уж нет, — взвилась я. — Понятное дело, Жуй, вам от нас троих одни убытки. Но вы уж постарайтесь, будьте добры. Вашему семейству потеря всего табуна вылилась бы в огромные убытки. Мои спутники готовы оплатить проживание, но...
Глаза корчмаря загорелись уже знакомым мне огнем. У меня невольно возникло дежавю. Семейное сходство на лицо, мать их так.
— Но...? — промурлыкал Жуй.
— Но... за умеренно-символическую плату, — победоносно завершила я. — За очень символическую.
Жуй нахмурился, вероятно просчитывая варианты и подливая Гаю и Лэсу в кружки эля.
— Добрая госпожа, — начал он издалека. — Есть у меня комнатенка. Вдвоем им там будет в самый раз.
— Ни за что, — заорал Лэс на всю корчму.
— Лучше на конюшне, чем с этим..., — прошипел Гай.
— Господин Жуй, в спасенном табуне было минимум тридцать отборных лошадок, — начала в увешивать жадного трактирщика.
— Без ножа режете, — запричитал господин Жуй.
— Я настаиваю на отдельных номерах для моих друзей!
— Леди Ониэ, не унижайтесь, — одернул меня Муррпау.
— Не унижаюсь, — шепнула блондину. — Торгуюсь я, деньги ваши берегу. Ты ничего не смыслишь в вопросах экономики, господин Гай.
— Красивые, стройные, дорогие лошадки, — я сверлила Жуя взглядом, не давая ему увильнуть.
— Золотой за седьмицу... за обоих, завтрак за счет заведения, — выпалил корчарь, надеясь избавиться от моей назойливости.
— Обдиралово, — я возмущенно подбоченилась. — И это символическая плата? Сегодня же напишу Волдару, пожалуюсь. Я рисковала жизнью ради вашего имущества, а тут такая неблагодарность! Моему возмущению нет предела... За три седьмицы золотой куят.
— Да ты что, сдурела? — завопил трактирщик и начал хвататься за сердце. — У меня стандартная цена полтора золотых за самую простую комнату за семь дней с чела.
Я обернулась к посетителям:
— А давай, Жуй, спросим у людей, сколько кто платит тебе за постояние.
Такой наглости трактирщик от меня не ожидал.
— За две седьмицы, — сдался Жуй.
Я обернулась к Гаеру, ища у него одобрения. Тот мельком улыбнулся и кивнул. Повернулась к Лэсу. Тот лыбился во всю ширину рта.
— По рукам, — я протянула трактирщику ладошку, чтобы закрепить результат наших переговоров. Жуй опасливо зыркнул по сторонам, боялся подлец, как бы кто не прослышал о его постыдном провале данного сговора. А потом, аккуратно пожал мне кончики пальцев. — Две отдельные комнаты, и завтрак, и овес для лошадей, и комнатки поприличнее.
Трактирщику оставалось лишь тяжко вздохнуть и согласиться на эти, по его меркам, кабальные и разорительные условия.
— А как долго господа хотят задержаться в столице? — решил добить окончательно свое слабое сердце господин Жуй.
— Не боись, — Лэс так по-богатырски хлопнул мужичка по плечу, что тот еле устоял на ногах. — Зимовать не останемся.
— С вас станется... и на том спасибочки, — пробубнил корчмарь и повел нас на второй этаж знакомиться с апартаментами.
Мне как даме досталась самая большая и светлая комната. Все необходимое имелось и выглядело на редкость новеньким. Была даже уборная и местный вариант ванны. Наглядевшись на свои хоромы, я отправилась проверять жилье, предоставленное моим друзьям. Комнатки были попроще, уборные имелись, но значительно меньшие по размеру. Удостоверившись, что все довольны (кроме, разумеется, господина Жуя), я удалилась к себе в опочивальню наслаждаться дарами местной цивилизации.
* * *
В первое же утро не мне дали выспаться мои знакомцы, решившие спозаранку востребовать аудиенцию и отчитаться о своих планах на предстоящий день. Хотелось послать обоих в грубой и циничной форме, но столь трогательная забота заставила меня стойко вытерпеть утренний визит. Не соизволив выползти из-под мягкого и уютного одеяла, я принимала гостей лежа в кровати, сонная, злая и растрепанная.
Лэс радовался, что мы вовремя прибыли в столицу, и он еще успевал внести свое имя в списки участников отборочного турнира. Он намеревался сегодня заняться организационными вопросами и подготовкой снаряжения к соревнованиям. Эх, парень будет потерян для общества до конца турнира.
Гай уклончиво объяснил, что будет отсутствовать большую часть дня по личным делам, и если я вдруг захочу выйти в город, то буду должна обязательно его дождаться и тогда, его белобрысое святейшество, сопроводит меня, туда, куда я пожелаю. Ага, так я его и послушалась, как же.
Наконец мужчины оставили меня одну, и теперь я стояла перед тяжким выбором: поспать еще или начать изучать обстановку за пределами постоялого двора. Мои терзания продолжали мучить меня за плотным завтраком, после которого захотелось все послать к чертям собачьим и продолжить бездельничать. Борьба с вредным организмом продлилась до полудня, но когда яркое солнышко начало нещадно лупить своими лучами сквозь плотно задернутые шторки, я осознала, наконец, всю необратимость ситуации. Город вопил от желания скорее со мной познакомиться, и я сдалась.
Проскользнув тенью мимо Жуя, я направилась на конюшню попроведовать свою лошадину. И каково же было мое удивление, когда я обнаружила коня, мирно спящего на мягком сене в стойле. Коняка по одному ему известной схеме утромбовался клубочком на полу достаточно маленького денника и преспокойно дрых и видел сны. Ко мне подошел мальчишка-конюх, и, заглядывая в Титанину опочивальню, решил меня просветить:
— Госпожа, Ваш конь — на редкость странная животинка.
— Голубчик, это ты мне рассказываешь? — ухмыльнулась я парнишке. — Родственничек твоего хозяина сбагрил его мне за ненадобностью. Теперь вот несу этот тяжкий крест на своих хрупких девичьих плечах.
Мальчишка недоверчиво на меня покосился.
— Вы б отпустили его в поля, да прикупили бы лошадку попрощее, госпожа, — посоветовал мне малец. — Опасно иметь дело со злобной нежитью. Не чую я от него лошадиного духа.
— На мой взгляд, конь вполне выглядит живым и в меру упитанным, а нежить сдается мне — это дохлые мертвяки, шастающие по погосту, пьющие кровушку людскую и пугающие детвору. Я бы на твоем месте определила моего коня к демонической категории, так намного эффектнее звучит.
— По мне так все едино — нежить, — пацан поплевал через плечо. — Но к этой скотине я не ходок.
— Струхнул, что ли? — я взъерошила мальчишке волосы. — А еще мужчина. Будут проблемы с моим конем — обращайся. Я имею на него благотворное влияние. Ты только глянь, спит, как агнец.
— Ага, пока спит, — зашептал пацан. — Госпожа, вы дама не местная, хозяин говаривал. Вам мож и сподручно с таким чудовищем ладити, а я, как зубёхи его клыкастые увидывал, аж испариной покрылси.
— Зубы как зубы, — пожала я плечиком. — Ну, островаты малость. Такая уж анатомическая особенность сей породы, вероятно. У меня вот тоже клыки имеются.
Я загадочно зыркнула на мальчишку и сверкнула в полутьме конюшни своими отбеленными у стоматолога зубками. Пацаненок, уже ввергнутый моим конем в суеверный ужас, начал пятиться к выходу, напрочь отказываясь от моей компании.
— Куда ж ты, милок, — я вытянула к нему руки и растопырила пальцы веером. — По-дой-ди... ко мне... бли-и-же, — завывая, я медленно двинулась на мальчишку. — Бли-жеее... бли-жеее...
Взвизгнув, как порась, мальчишка метнулся из конюшни, сверкая пятками.
— Переборщила малость, — хмыкнула я, дивясь на саму себя. — Теперь сарафанное радио точно окрестит меня ведьмой. Конспирацию сама и нарушила, барбекю мне обеспечено.
Но содеянного не воротишь, я отмахнулась от мрачных мыслей, коня будить не стала, а лишь проверила наличие "намордника" (читай недоуздка) на моем окаянном ироде и направилась изучать окрестности.
Ориентироваться в городской суете мне доводилось не раз. Улгава с Первопрестольной ни в какое сравнение не шла, но всегда есть "Но" да "Бы". Именно с ними мне и пришлось столкнуться. Прошвырнувшись по русалочьей площади, я решилась на вылазку за пределы Суходола. Но для этого мне не хватало одной малости — карты максимально пересеченной местности. Мне срочно требовалась книжная лавка. Приставая к прохожим с расспросами, я медленно, но уверенно двигалась к своей цели. Углубившись на достаточно приличное расстояние от Суходола, осознала, что карта — это уже не прихоть, а крайне необходимая вещь, которая должна вернуть меня в родные пенаты "Пикника". Без нее, родимой, путешествие в обратном направлении казалось определенно наисложнейшей задачей.
Направляемая редкими прохожими, решившимися со мной пообщаться, я кружила по узким улочкам Улгавы в поисках заветной лавки. Добрые горожане, как сговорившись, советовали обратиться к господину Пнэргулду в его "Записки хромого".
Солнышко упорно клонилось к земле, а я никак не могла разобраться в логике Улгавских архитекторов, которые нагромоздили домишки так, что одна, взятая за основу улица, резко обрывалась на двадцатом доме. Затем, она же перепрыгивала в проулок уже с совершенно другим названием, а через несколько кварталов снова удивляла строением под номером двадцать один с той же табличкой, что и в начале пути.
Голова моя уже распухла от дум тяжких, когда мне на встречу попался гухуз. Он торопливо шел по одному ему известному направлению, шустро переставляя свои коротенькие да кривенькие ножки и грохоча по мостовой металлическими набойками. Перед собой гном нес большую, толстенную книженцию в кожаном переплете. Фолиант имел массу достойную и тянул своего носильщика к земельке.
Коротышка так был увлечен беседой с самим собой, что не заметил, как я пристроилась к нему в хвост и дернула несчастного за рукав кафтана. От неожиданности гухуз подпрыгнул, словно ужаленный, и, увлекаемый своей ношей, шмякнулся на камни мостовой.
— Караул, грабят! — заорал перепуганный мужичок. Улица была пустынной, поэтому на помощь к нему никто не торопился, а мне и на руку.
Я бросилась поднимать страдальца.
— Уважаемый господин, — запричитала я над гномом. — Успокойтесь, пожалуйста, я не хотела Вас пугать, простите.
Гухуз вырвался из моих объятий и обернулся:
— Тьфу ты, ...баба!
— Так и есть, баба, — подтвердила я. — Вам нечего опасаться.
Гном заворчал ругательства, отряхнулся и, подняв с дороги фолиант, собрался двигать дальше.
— Господин гухуз, — окликнула я его. — Помогите несчастной женщине.
— Дурные, они всегда несчастные, — пробубнил гном, торопясь оставить меня в гордом одиночестве.
Я пустилась вдогонку. Так как ноги мои были значительно ровнее и длиннее, догнать гнома не составило труда.
— Господин гухуз, а откуда у вас такая большая книга? — прицепилась я к коротышке с вопросом.
— Тебе то что? — огрызнулся гном, недобро на меня зыркнул, прижал фолиант к себе покрепче и прибавил шагу.
— Господин хороший, а вы ее случаем не купили? — не унималась я.
— Отстань от меня, глупая человеческая баба, — уже вопил мой ворчливый собеседник.
— Может в лавке у господина Прнэр-тгур-лда... тьфу ты господи... ну в "Записках хромого"?
Гном остановился.
— Точно дура, — гухуз смерил меня презрительно-сочувственным взглядом. — У Пнэргулда. Запиши, если запомнить не можешь.
