Ускользало и появлялось, ускользало и появлялось вновь.
Примеряя чужое платье, которое мне невероятно шло, я уже окончательно одела себя в этот мир и приняла, наконец, это как действительность. Мягкая ткань нежно охватывала мое тело, напоминая о том, что я еще не разучилась чувствовать, накинутый на плечи плащ, давал мне чувство защищенности, хоть и мнимой.
Сейчас на меня смотрела незнакомая девушка. Романтичная, немного напуганная, но сильная, готовая двигаться вперед навстречу своей судьбе.
Даже если я умерла там, то жива здесь. Даже если я сошла с ума там, буду жить в этом своем выдуманном мире и радоваться тому, что имею.
Наклонилась к воде и протянула руку к своему отражению. Хотелось поймать его, остановить его бег и рассмотреть получше. Но мое прикосновение лишь сломало хрупкое видение, превращая его в круги и рябь. Я словно оказалась по другую сторону. Здесь я, а там... ОНА.
Какая же Оникс на самом деле? Вот это мне и предстоит узнать.
Я выпрямилась, оправила лиф платья, который мне немного жал, и уверенно шагнула в гущу леса.
* * *
— Еще не все припасы схрумкал? — решила разрядить обстановку, а то этот паршивый комок шерсти пялился на меня словно я негр, стоящий посередь деревни в Рязанской области. Его вид, мало, что сказать странный, был немного пришибленный, словно я его застукала за процессом не совсем законным или непристойным.
— Чего молчишь? Дар речи потерял или кусок в горле застрял?
-Хм..мкк.
— А по подробнее? .... Батюшки, ну, точно подавился.
— Я, это... кх, кх...
Моя шутка уже затягивалась и становилась не интересной. Кот издавал нечленораздельные звуки, больше напоминающие предсмертные хрипы издыхающего. Во мне невольно росло беспокойство, ошеломительно быстро перерастающее в панику.
Я подбежала к животинке, обхватила его голову руками, жестко фиксируя и начала раздвигать пасть в надежде, что еще успею помочь.
Глаза кошкая начали вылезать из орбит, а лапы уперлись в мои руки. Он пытался избавиться от захвата, но я настойчиво лезла ему в пасть своими пальцам, нащупывая застрявший кусок.
— Оттэ псттттиии дыыы мэээээнэ, — мне показалось это было последнее, что услышу от мохнатого говнюка. Вот же, подлец, решил меня тут бросить одну? Не выйдет.
— Ну же, открой ты пасть шире, я не дам тебе просто вот так по-глупому сдохнуть, — кот уже не на шутку царапал мне руки когтями, пытаясь освободиться. — Ты че удумал, паршивец, бросить меня тут на растерзание вонючим аспидам?
Вдруг тельце кота обмякло и он повис у меня на руках. Мне стало не хватать воздуха, я хватала его ртом, словно выкинутая на берег кета. Сердце сжалось, а разжиматься не захотело. Я даже не могла зареветь. Просто замерла, как статуя, и только смотрела и смотрела на свисающий из пасти алый язычок.
— Вот и все, — с трудом разлепила губы. — Все.
Мне захотелось кричать, но смогла только еле слышно прошептать свой приговор. Какая эгоистка! Киса богу душу отдала ни за что, ни про что, а я сижу и жалею себя. Какой кошмар! Я в шоке от самой себя.
Глава 11. Решение
Если вы не будете заниматься политикой, политика займется вами.
Шарль Монталамбер
Лания, столица Улгава. Королевский дворец.
Окна его кабинета выходили на соборную площадь Улгавы. Хотя дворец окружал глубокий канал и каменная громада крепостной стены, которую недавно возвели по настоянию генерала Палада, Этану с высоты башни Уединения было пока еще видно город. Кованные узорные шпили декоративной ограды, водруженные на стену для эстетической услады взора, вызывали в молодом короле еще большее недовольство. Он чувствовал себя в клетке, словно жалкая пичуга. Он пленник в собственном доме, его страна стала ловушкой, из которой нет выхода. "Безопасность Вашего Величества, для меня превыше всего", — вот что отвечал на его возражения по поводу укрепления городской резиденции ворчливый старик.
Дад н'Палад был лучшим другом и соратником старого короля Нарата II, его отца. Этан уважал и ценил генерала, но чрезмерная опека и, особенно непомерные траты из казны на его безопасность, выводила из себя, а иногда доводила до бешенства. Но каждый раз, приводимые доводы Дада на Верховном Совете поддерживались большинством, а молодому королю оставалось только злиться на свою нерешительность и мягкость.
Смерть старого короля Нарата ослабила Ланию. Уже пять лет страна разорялась соседним Исраиром, а бешеная княгиня Эгда хотела намного большего, чем просто грабить. Она желала его земли, плодородные западные пашни, богатые леса, сочные южные пастбища и прекрасные города Лании.
Этан печально наблюдал за спешащими по своим делам горожанами. Люди с высоты казались крохотными и беззащитными, словно маленькие букашки. В столице кипела жизнь, не смотря ни на что. Люди торговали, строили дома, женились, рожали детей и умирали. Они не боялись будущего. А может они просто о нем не задумывались?
После смерти отца Дад, как глава Совета, стал регентом, что на тот момент не устраивало Второй Дом Окэна, который метил на трон. Политические дрязги и борьба за власть сотрясали страну еще несколько лет, пока сильной и властной рукой Дад не придушил попытки захватить трон со стороны Окэна. Многие из Второго дома были казнены как государственные преступники, а глава клана Орум Окэна и его семья бежали из страны и просили убежища у Эгды. Та неожиданно согласилась, и теперь враг создал коалицию против многострадальной Лании. До сих пор Дад неустанно пресекал попытки сторонников Окэны подрывать внутреннюю государственность королевства. Но мощь Исраира росла, казна Эгды раздувалась с каждым часом, а Лания, к стыду Этана, бедствовала.
Дад держал оборону у северо-западной границы как мог: иногда воюя, иногда откупаясь. Ах, если бы жадной Эгде было нужно только золото? Это всего лишь металл, но она требовала священный камень Огня, добычей которого, занимались лишь гномы. Эти подлые, алчные и ворчливые коротышки выдвигали неимоверно кабальные условия за поставку минерала. Сельское население отдавало половинный оброк, только на эти затраты. Советник Фитмир Оганесу проявлял чудеса дипломатии, договариваясь с гномьим правительством о снижении цены и отсрочкам по платежам. Огромная заслуга Фита заключалась в том, что он все же уговорил этих поганых кротов брать натуральную ренту, ведь аграрная Лания не могла больше ничего предложить.
Старина Дад сегодня прибыл в Улгаву. Вероятно он уже во дворце, хотя Этану еще не докладывали. Когда он пребывал в башне Уединения, слуги и придворные старались беспокоить короля только в случае крайней необходимости. Спасительное одиночество — его друг, возможно единственный. А Дад? Нет, генерал ему был вторым отцом, а это куда больше стоит, чем дружба.
Лишь благодаря неимоверным усилиям этого мужественного человека Лания еще не была ввергнута в гражданскую войну и оставалась суверенным государством. Год назад Этан достиг совершеннолетия, и в свой двадцатый юбилей взошел на трон. Междоусобье поутихло.
Являя собой основу — стержень государственности, Этан взвалил себе на плечи непосильную ношу — ответственность за жизни своего народа и за его будущее. Гнет власти не давал ему дышать, его окружали чужие люди, которые никогда не простят ему ошибки, и если он оступится, то сразу же заклеймят позором, заклюют и уничтожат. Дад уже стар. Как долго еще сможет Этан прятаться за его широкую спину?
Юноша отошел от окна и присел на краешек огромного письменного стола, который служил верой и правдой еще его прадеду. В кипе свитков, заполнявших все пространство стола, Этан быстро нашел нужный. Его он составлял лично в течение всей прошлой ночи и нынешнего утра. Полуденное солнце упало на пергамент, мешая королю читать. Но зачем напрягать зрение, когда он помнит каждое слово, каждую руну этого послания. На свитке уже красовался герб Лании и его личная королевская печать. Но подписи не было. Этан сомневался.
Нервы натянуты словно струны, лишь один неверный шаг или слово, и он взорвется. Сейчас наступил момент, когда Этану было просто необходимо принять решение самому, без посторонней помощи и советов. Он должен взрослеть и учиться быть мужчиной и королем. Ворот рубашки давил, мешая дышать, Его Величество король Лании резко рванул за край, и пуговицы, словно весенний град, посыпались на паркет кабинета, выбивая затейливый ритм.
Эт бросил свиток на стол и, заломив руки за спину, начал мерить широкими шагами комнату вдоль и поперек. Шнурок, сдерживающий волосы, ослаб, и пряди светлых волос беспорядочно падали на лицо, пряча отчаяние, которое читалось во взоре короля. Паркет стонал под тяжестью поступи юноши, скрип ботфортов и звон шпор отвлекали от мыслей. Этан остановился. Ему захотелось пройтись по парку, что он неоднократно проделывал прошлой ночью в процессе обдумывания текста послания королю Хамуна — Ритосу Свирепому. А лучше прыгнуть на спину своему верному коню Летучему и умчаться вдаль.
Нет, как не убегай, как ни прячься, но король — он, а не кто-то другой, и сейчас именно он рискнет. Этан решительно подошел к столу взял перо и размашистым почерком подписал Предложение о создании Военного Союза с Хамуном, а также Королевский патент на брак для юной Лакиры — младшей дочери Ритоса.
В дверь тихо постучали. Этан напрягся, но постарался сдержать эмоции, сконцентрироваться и надеть маску спокойного безразличия.
— Войдите, — хладнокровно произнес он и присел в кресло за своим рабочим столом, утопая в мягкой обивке.
Массивная дверь бесшумно открылась, и в кабинет твердой поступью вошел генерал Палад. О приходе главного военачальника страны не доложили по форме. Старик сам поднялся к нему по нескончаемой лестнице, значит новости чрезвычайно важные и не терпящие отлагательств.
Этан попытался прочитать в глазах Дада то, о чем тот хотел говорить, но не смог. Уставший взгляд генерала скользнул поверх короля, словно не видя собеседника.
— Ваше Величество, — Дад немного небрежно поклонился, соблюдая приличия, пока лакей закрывал дверь кабинета. — Этан, сынок, как я рад тебя видеть. Старик уже спешил обнять своего короля и названного сына покрепче. Этан подскочил навстречу генералу и крепко обнял его.
— Дад, старина, как ты? — юноша широко улыбался, хлопая вояку по плечу и стряхивая с него пыль дорог. — Не мешало бы тебе сначала отдохнуть, а то на ногах не стоишь.
Эт задорно, совсем по-мальчишески, толкнул Дада в правое плечо. Воин немного шатнулся, но устоял, придерживая бок.
— Старина, ты ранен? — взволновался юноша и потянулся за колокольчиком для вызова прислуги. — Нужно срочно лекаря! Глупый старикашка, оставляй свою браваду на поле боя. Зачем ты так поступаешь со мной и всей страной?
Генерал, нахмурив пушистые седые брови, лишь отмахнулся.
— Этан ... сир, — он перевел дыхание, — ...это всего лишь царапина, которая никогда не сможет меня остановить, когда я хочу повидаться с тобой.
Эт не поверил и зазвонил, вызывая лакея. Дад быстрым движением вырвал из руки короля сей ненужный предмет, но услужливый парнишка, уже стоял в дверях и ждал приказа.
— Вина и трубку для меня, — рявкнул Дад. — Немедля.
Этан не успел даже рта открыть, а слуга уже исчез за дверью, выполняя приказ генерала.
Дада боялись и уважали. За ним шел народ на смерть. Он мог услышать толпу, а толпа молилась на него и безропотно подчинялась. Люди верили седому генералу. Нельзя не поверить самому преданному и честному слуге Лании. Этан очень хотел быть походим на Дада н'Палада — вероятно последнего настоящего рыцаря на всем Тирсеке, и еще он был уверен, что постарается стать таким же как можно быстрее.
Удобно разместившись в креслах, мужчины дождались слуги, который наполнил им по бокалу вина, протянул старику его любимую длинную трубку, набитую ароматным табаком.
— Как тебя зовут, сынок? — обратился Дад к расторопному парнишке, застывшему в поклоне.
Мальчишка, счастливый от того, что с ним заговорил сам Седой генерал, оторопев, не нашелся сразу, и лишь через минуту, когда Палад окутал кабинет пахучими клубами серого дыма, решился заговорить:
— Тимир, мой генерал. ... Мое имя Тимир, сын Валары-кузнеца.
Дад, жуя губами трубку, задумался, как будто что-то силясь вспомнить. И снова крепко затянувшись, молвил:
— Валара... говоришь.... кузнец, твой отец?
— Так точно, мой генерал, — выпалил парнишка, звонко вереща фальцетом.
— Как же.... Как же.... Помню, помню, я Валару-кузнеца. Мастер, каких поискать, почище гномьих мечи да кинжалы ковал. — А ну-ка, солдат, подсоби мне.
Дад приподнялся с кресла, расстегивая ремни, стягивающие кожаные доспехи. Тимир бросился помогать. Когда старик освободился от ноши, ему явно стало полегче.
— Тимир, скажи, жив ли твой отец?
Парнишка, вцепившись в доспехи, словно это была самая дорогая для него вещь, тихо ответил:
— Мой генерал, шесть лет назад мы всей семьей переехали на море в Луку...
В воздухе запахло болью и яростью. Этан прикрыл глаза рукой, отгоняя жуткие картины прошлого. После нападения на Луку, маленький милый морской городок, из мирного населения в живых остались единицы. Город был разграблен и сожжен полностью. Сейчас постепенно городок восстанавливался, но теперь это была укрепленная военная цитадель, готовая отразить внезапное нападение, как с моря, так и с суши.
— Кто еще из семьи жив? — спросил генерал, залпом выпивая вино.
Тимир подошел к столу и налил генералу еще. Дад, жестом подозвал Тимира к себе и, отперевшись ему на плечо, приподнялся.
-Никого... генерал.... Я один, — тихо прошептал мальчишка, шмыгая носом.
Этан, взяв свой бокал, тоже встал.
— Почтим же память всех погибших, вспомним Валару-кузнеца, — ободряя Тимира, генерал похлотал того по плечу, вынул из ножен небольшой кинжал и протянул парнишке. — Этот клинок изготовил для меня твой отец пятнадцать лет назад. Он служил мне верой и правдой все эти годы. Теперь он твой, сынок.
Глаза паренька блестели от слез. Он дрожащими руками принял дар генерала и прижал клинок к груди.
— Не гоже, Тимир, сын Валара, тебе таскать тарелки да мыть полы, пора и родину защищать. Он взял парнишку за подбородок и взглянул ему в глаза.
— Хочешь ли ты сражаться рядом со мной и другими смелыми воинами? Хочешь ли ты мстить врагам Лании, сынок?
Тимир весь задрожал, а потом, гордо вскинув подбородок, выпалил:
— Для меня огромная честь, мой генерал, быть в первых рядах и защищать Родину.... До последней капли крови.
Дад ухмыльнулся:
— Ты будешь хорошим солдатом, Тимир. Возьми мои доспехи и снеси их на конюшню, почисть, напои и накорми Верного, а потом подходи к Ротмику, моему капитану.
— Спасибо, мой генерал, — Тимир бросился в ноги Даду. Но тот остановил его взглядом.
— Теперь ты не холоп, сынок, теперь ты солдат, запомни это.
Тимир покраснел, а потом с достоинством далия поклонился отдельно Паладу и отдельно королю и вышел из кабинета, осторожно прикрыв дверь.
