— Мистер Гросвенор, — тут же обратилась к Ричи незнакомая дама, — я Муфалда Хмелрик из Министерства магии. Министр просила сопроводить вас в Швецию.
Макгонагалл выглядела чрезвычайно недовольной. Она с досадой посмотрела на Ричарда и произнесла:
— Мистер Гросвенор, это возмутительно! Как вы могли?
— Что мог? — вздернул правую бровь Ричард. — Мадам Макгонагалл, вы четко высказали свою точку зрения, что презираете маглов и их премии, а меня ни за что не отпустите из Хогвартса на церемонию вручения Нобелевской премии. Считаете, что я неправильно поступил, отстаивая свои права?
Дамблдор скрывал своё недовольство. Поблескивая бликами света в очках-половинках, он добродушно произнес:
— Будет тебе, Минерва. Мальчик получает престижную награду. Вы просто могли бы обратиться ко мне.
— Но директор, — продолжала возмущаться Макгонагалл, — это не укладывается ни в какие рамки! Приказ министра...
— Вот-вот, — оборвал профессора Ричард. — Возмутительно! Двенадцатилетний мальчик впервые в истории планеты Земля номинирован на Нобелевскую премию. Самый юный номинант, причем из Великобритании. Событие мирового уровня. А заместитель директора школы не отпускает его на это мероприятие, словно не желает, чтобы её страна блистала на мировой арене. И, чтобы туда попасть, приходится обратиться к самому Министру Магии. Кошмар!
Макгонагалл задохнулась от возмущения. Её щеки покрылись красными пятнами. Казалось, она готова выпустить когти и порезать дерзкого мальчишку на ленточки.
— Мистер Гросвенор, — с неодобрением покачал головой Дамблдор, — проявите уважение к профессорам. Всё можно было решить гораздо проще. В следующий раз просто приходите ко мне.
— Как скажете, директор, — спокойно ответил Гросвенор.
— Раз вы закончили, то нам пора, — сказала мадам Хмелрик.
* * *
Вручение Нобелевских премий традиционно проходило в Шведской королевской академии наук, расположенной в Стокгольме. Появление среди лауреатов двенадцатилетнего мальчика вызвало нешуточный ажиотаж. Остальные лауреаты практически все были пожилыми мужчинами с седыми волосами.
Ведущий оглашал имя очередного лаурета, тот выходил на сцену, получал грамоту из рук короля Швеции. И так шел поток лауретов, пока не дошла очередь до самого молодого из них.
Премию за открытие способа получения графена вручили двоим — Ричарду Гросвенору и Ричарду Робертсу, тому самому профессору, который первым забрал кусочек скотча из рук Ричи.
На приёме в качестве почетных гостей присутствовали Елизавета Вторая и герцог Вестминстерский (отец мальчика).
Робертс сиял от счастья, как начищенный до блеска галлеон. Он стоял рядом с юным Гросвенором и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
Король Швеции, Карл Шестнадцатый Густав, седовласый мужчина с залысиной на лбу и в узких очках, выглядел интеллигентно. Он долго тряс руку Ричарда.
— Молодой человек, так держать, — на английском языке напутствовал Густав. — Это невероятное достижение! Слышал, вы собираетесь покорять космос?
— Да, Ваше Величество, — вежливо ответил Ричард.
Король Швеции не удержался и вопреки регламента спросил, правда, шутливым тоном:
— Как любопытно. Не поделитесь, каких ещё открытий от вас можно ожидать?
— Ваше Величество, в моей научной лаборатории в настоящий момент полным ходом идет монтаж миниатюрного ускорителя частиц, — Ричард перешёл на такой же шутливый тон: — Могу сказать вам главное число вселенной... Но только на ушко.
Краешки губ Густава дернулись вверх. Он сохранил внимательный вид и сказал:
— Интересно будет услышать.
— Сто двадцать пять, — совсем не шёпотом, даже, наоборот, громко произнес Гросвенор-младший.
— Сто двадцать пять? — с недоумением вздернул брови король Карл Шестнадцатый.
Убеленные сединами учёные, глядя на мальчика, заулыбались. Стоящий рядом профессор Робертс и вовсе лыбился во всю ширину рта.
— Да, — с серьёзным видом кивнул Ричард. — Сто двадцать пять гигаэлектронвольт.
Четверть ученых, собравшихся в зале приемов Нобелевского банкета, внезапно перестали улыбаться. Лица физиков, понявших, о чём идёт речь, от изумления вытянулись. Глаза многих из них полезли из орбит.
Один из учёных не выдержал и воскликнул:
— Да не может быть! Это бред! Где выкладки, результаты исследований?
На это Ричи лишь хитро прищурился, но, разглядев лёгкое осуждение во взгляде Елизаветы Второй, он больше не стал говорить ничего провокационного. Лишь на прощанье подмигнул физику, который возмущался. Естественно, это видели все, кто в этот момент смотрел на сцену.
— Простите, Ваше Величество, — изобразив на лице извинение, Ричард обратился к королю Швеции. — Надеюсь, никто не обидится, если я не останусь на банкет, а то мне нужно вернуться в школу?
Густав не удержался. Банкетный зал огласил его задорный смех. За ним не выдержали и другие. По залу разнеслась волна смеха. Многие физики, да что там, все они посчитали, что мальчик пошутил насчёт массы бозона Хиггса. Ведь в 1992 году ещё не было ничего известно о его массе. До открытия при нормальном развитии событий оставалось несколько десятилетий.
Некоторые пожилые физики высоко оценили остроумие мальчика. Лишь тот мужчина, который обращался к Ричарду из зала, сел на своё место с видом обманутого дольщика. Он ловил на себе говорящие взгляды не скрывающих широких улыбок коллег, в которых четко читалось: 'Ты поверил в эту шутку? Думал, что ребёнок без всяких исследований скажет тебе точную массу бозона Хиггса? Вот ты наивный'. Но уже сам факт того, что Ричард Гросвенор знает о бозоне Хиггса и шутит на эту тему, поднял его восприятие в глазах ученых от уровня мелкого выскочки, который неизвестно каким образом оказался тут, до юного гения. На что и был расчет мальчика. А еще Гросвенор-младший хотел посмотреть на лица физиков, когда после исследований в Большом адронном коллайдере огласят реальную массу бозона Хиггса и все начнут гадать, откуда он знал об этом за годы до этого?!
Журналисты, которые присутствовали на церемонии, чуяли сенсацию. Раздавались громкие щелчки фотоаппаратов, вспышки следовали одна за другой со скоростью пулемётной очереди. Некоторые из журналистов подмечали, у кого можно взять интервью и пояснения по поводу числа, сказанного самым юным лауреатом Нобелевской премии.
* * *
Ричард в сопровождении телохранителей и представительницы Министерства магии Великобритании вернулся в Хогвартс аккурат к ужину.
Школа магии и волшебства бурлила. Уже за завтраком всем студентам было известно, что Гросвенор получил престижную магловскую награду. Многим было бы плевать на это, если бы пуффендуйцы не растрепали всем о том, что профессор Макгонагалл — маглоненавистница, которая из-за презрения к обычным людям не хотела отпускать Ричарда из школы. Через третьи руки сплетни разрослись до того, что если им верить, то профессор Макгонагалл, оказывается, чуть ли не подралась со студентом на глазах у директора, и лишь Дамблдору чудом удалось оттащить от Гросвенора заместителя директора.
Юным волшебникам было плевать на магловские премии, но скандал им оказался очень интересен. Маглорожденные волшебники и полукровки, живущие в обычном мире, объяснили остальным студентам, что премия не только престижная, а в довесок к ней идет миллион долларов, что на волшебные деньги больше ста тысяч галлеонов. Тут-то магловская премия стала очень весомой в глазах всех магов. Для них это целое состояние.
Во время ужина Ричарда атаковали вопросами практически все студенты Пуффендуя. Он ловил на себе взгляды преподавателей. Профессор Макгонагалл смотрела со злостью. Северус Снейп со злорадством поглядывал на свою коллегу, декана Гриффиндора, а при взгляде на Гросвенора недовольно прищуривался и кривил губы. Директор Дамблдор выглядел крайне задумчивым. Когда он смотрел на Ричарда, было заметно, что Альбус несколько раздосадован. Лишь Гилдерой Локхарт не усидел на месте за столом преподавателей. Стоило Ричарду покинуть лавку, как Локхарт подошел к столу Пуффендуя.
— Ричард! — сияя улыбкой, Гилдерой покровительственно приобнял мальчика за плечи. — Ричард! Ричард! Ричард!
Локхарт покачал головой, и на его крупных, ослепительно белых зубах ярко заиграли лучи от свечей. Ричард понял, что это какая-то магия, ведь в обычной жизни такого эффекта невозможно добиться. Ему было неприятно столь фамильярное обращение и тесный контакт. Мальчик, выражая своё недовольство, слегка стукнул тростью по полу, хотя очень хотелось приложить ею по ноге преподавателя. Но Гилдерою было плевать, он совершенно не понял намёка и продолжил:
— Когда я узнал об этом, то был потрясён!
— Сэр?
Ричард вопросительно приподнял правую бровь и всем своим видом выразил недовольство профессором.
Удивительно в Локхарте было то, что, даже когда он молчал, он умудрялся выставлять напоказ свои белоснежные зубы.
— Ричард, я пробудил в тебе тщеславие! Я заразил тебя этим вирусом. Ты, как и я, вскоре попадешь на первую полосу газеты. Ты просто не мог удержаться от этого!
Ричарду надоела фамильярность Локхарта. Он плавно приподнял трость, перехватил её посередине, зацепил верхней частью руку преподавателя и скинул её со своего плеча. Гилдерой ни на мгновение не убрал с лица улыбки, он сразу же сделал вид, словно сам собирался убрать руку.
— Сэр, — голос Ричарда был холоден, как арктический лед, казалось, он промораживает насквозь, — вы что-то путаете. Я не гонюсь за дешевой славой. Нобелевская премия — это престижная награда за научные достижения. Многие считают меня гением, но я так не думаю. Прошу вас не заниматься выдумками и не принимать на веру слова сплетников. Всего доброго, мистер Локхарт.
Гилдерой совершенно не понимал не то что намёков, а практически прямого, слегка завуалированного посыла куда подальше. Студенты наблюдали за муками Гросвенора с улыбкой на устах, больше всех злорадствовал Драко Малфой. Из преподавателей лишь лицо Макгонагалл украсила мстительная злорадная улыбка, она наслаждалась муками студента-выскочки, как она считала.
— Ричард! Ричард! Ричард! — Локхарт вновь крепко схватил Гросвенора за плечо, только на этот раз той самой руки, в которой он удерживал трость. — Я понимаю. Единожды подвергнувшись этому искушению, начинаешь прямо-таки жаждать славы. Я очень виноват перед тобой, ведь как преподаватель подал тебе пример. Этот хмель должен был ударить тебе в голову. Но пойми: чтобы тебя заметили, не стоит начинать с конфликта с учителями. Пожалуйста, веди себя осмотрительнее. Хорошо?
— Конечно, сэр, — кивнул Ричард, перекладывая трость в другую руку.
Действия Гросвенора не остались без внимания Локхарта. Продолжая улыбаться, преподаватель ЗОТИ словно невзначай отпустил плечо мальчика и продолжил:
— Вот станешь старше, закончишь школу, у тебя будет столько времени и возможностей... Да-да-да, я знаю, о чём ты сейчас думаешь!
Правая бровь Ричарда вновь взметнулась ввысь. У него в голове промелькнула мысль:
'Да неужели? Если бы ты знал, о чём я думаю, то вряд ли говорил бы так спокойно. Невозможно сохранять настолько сияющий вид, когда слышишь столько мысленного мата и проклятий в свой адрес'.
— Ричард, — продолжил Гилдерой, — ты сейчас думаешь: 'Хорошо ему. Он всемирно известный волшебник!'
Вторая бровь Ричарда устремилась за первой куда-то в район лба, а глаза изумленно округлились.
'Эй! — мысленно завопил он. — Ничего подобного. Я думаю, а не пойти ли тебе на...'
— Когда мне было двенадцать лет, я был тоже ещё никем и ничем, как ты сейчас, — тем временем продолжил Локхарт.
— Сэр! — в голосе Ричарда прозвучали рычащие нотки. — Я не собираюсь выслушивать ваших оскорблений. То, что вы преподаватель, не позволяет вам разбрасываться подобными словами.
Трость Ричарда упёрлась в грудь недоумевающего Гилдероя. Локхарт поймал взгляд мальчика, в тот же миг его лоб покрылся испариной. В этом взгляде было столько хищной ярости, обещающей немедленную смерть, что до печенок пробрало даже непрошибаемого писателя.
Ричард чувствовал, словно вновь оказался на войне, а вместо трости направляет на противника бластер. Простой, максимально надежный бластер в исполнении автоматической винтовки, которыми вооружали всех космодесантников его страны во время третьей космической войны. Причём это тот самый ненавистный противник, который до этого отправил на тот свет половину роты десанта и только сейчас был загнан в угол. И вроде бы по-хорошему его следует пленить и отправить на допрос, но злость выживших солдат настолько огромная, что любому становиться понятно — не жилец. И такая ярость охватила Ричарда, что ему казалось, будто он наяву, как в прошлой жизни, слышит разрывы плазменных гранат, крики раненных, свист бластерных охладителей...
Видимо, Дамблдор что-то понял, поскольку он очень вовремя оказался рядом с Ричардом и Локхартом. Он добродушным тоном обратился к профессору ЗОТИ:
— Будет вам, Гилдерой, читать нотации студентам. Пойдемте за стол, ужин ещё не закончился.
— Спасибо, директор... Я как раз собирался это сделать.
Гилдерой с опаской покосился на Гросвенора, аккуратно ладонью отвёл трость от своей груди и пошел следом за Дамблдором.
Директор на мгновение замер и обернулся. Он посмотрел на Ричарда с хитрой улыбкой на устах. Шутливым тоном он произнес:
— Мистер Гросвенор, нам до конца года нужен преподаватель ЗОТИ...
Довольно прозрачный намек Гросвенору был понятен. Дамблдор практически в открытую сказал, что знает о том, кто стал причиной болезни Фаджа и отстранения его от должности министра.
Раздражённый и взбешённый Ричард с трудом удерживал маску равнодушия. Он старался поскорее покинуть Большой зал. Его провожали сотни любопытных глаз, некоторые студенты, особенно слизеринцы, в открытую злорадствовали. Драко Малфой что-то нашептывал Крэббу и Гойлу и с издевательской ухмылкой поглядывал на Гросвенора. Не было сомнений, о ком идёт речь.
Следом за Ричардом Большой зал поспешила покинуть Гермиона Грейнджер. За ней увязался Гарри Поттер. Рон Уизли вначале собирался рвануть следом за другом, но столкнулся с соблазном. Он покосился на пирожное, редкий десерт в будние дни, перевёл взгляд на Гарри. Затем снова взглянул на пирожное. На Гарри. Вновь на пирожное. Он раздумывал положить пирожное в карман, но оно выглядело липким. В итоге тяга к десерту победила любопытство. Рон решил, что Гарри ему всё расскажет. Махнув рукой, он сел обратно за стол.
— Ричи! — воскликнула Гермиона.
Ричард успел спуститься вниз по лестнице в коридор, ведущий в гостиную Пуффендуя. После возгласа Грейнджер он застыл как вкопанный и медленно обернулся назад.
Девочка учащённо дышала. Её нагнал Гарри Поттер.
— Ричи, не обращай внимания на Локхарта, — сказал он. — Этот павлин и до меня докопался.
— Ричи, это же преподаватель, — с укором произнесла Гермиона. — Как ты мог с ним так говорить?
— Мисс Грейнджер, — холодно ответил Гросвенор, — этот так называемый преподаватель назвал меня ничем и никем! Меня, человека, который за три года сумел заработать больше, чем Локхарт за всю свою жизнь. Это сразу после того, как я в присутствии элиты научного сообщества, прессы и монарших особ получил Нобелевскую премию! Меня, графа Гросвенора, наследника герцога Вестминстерского, вхожего в королевскую семью Великобритании! Это я с ним смел 'так говорить'?! Как он посмел со мной так говорить?
