Том первый: Обратный отсчет

В любом случае, у него был только один способ это проверить.

Уруйя сорвался с места, сразу используя всю доступную ему без навыков скорость, вкладывая набранную инерцию в один молниеносный удар сверху вниз. Его враг не стал уклоняться или пытаться парировать — он встретил атаку прямым жестким блоком, а затем легко, будто ленясь, шевельнул кистью, едва не вывернув рукоять из рук Узруфа, заставляя того поспешно разорвать дистанцию.

Уруйю Узруфа называли по разному: ублюдком, высокомерным говнюком, бесчестным подонком, но никому и никогда не приходило в голову говорить, что он бесталантный мечник.

А потому ему хватило одной этой короткой стычки, чтобы понять — стоявший напротив не уступает ему в силе, скорости и мастерстве.

Поэтому он не стал бездумно бросаться в новую атаку. Вместо этого, глубокого вздохнув, он тихо, но отчетливо произнес:

— Усиление Способностей. Высшее Усиление Способностей.

Навыки, которым Узруф гордился, особенно Высшим Усилением — он не знал ни одного другого человека, который смог бы освоить этот прием. По телу разлилось приятное тепло, наполняя его силой, безмерным могуществом, способным сокрушить любые преграды, что встанут у него на пути.

— Рассекатель Пустоты! — прорычал он, взмахнув мечом и посылая в по-прежнему неподвижного врага серп ярко-алой энергии.

Уруйя предпочел не ждать, чем закончится его атака — используя "Шикучи", технику быстрого перемещения, он бросился в атаку, занося клинок над головой.

"Рассекатель" встретился с покрытым молниями клинком... и бессильно растворился в воздухе, будучи разрубленным пополам. Клинок Узруфа проскрежетал, скользя по подставленному наручу, а ответный выпад клинка-молнии заставил его вновь отскочить в сторону.

Схватка, длившаяся всего чуть больше десяти секунд, замерла. Узруф, уже выложивший на стол почти все сильные козыри, прищурил глаза, разглядывая своего противника в попытке придумать, как с ним справиться.

Невольно он отметил, что леденящая ярость ушла из взгляда врага, стоило только начаться бою — теперь в них отражался только точный расчет и легкая искорка интереса. Узруф все больше убеждался, что столкнулся с не просто сильным и быстрым противником, но еще и чрезвычайно опытным. Один из учителей Узруфа любил повторять: "Воин держит разум в холоде, а сердце — в огне". Уруйя, так толком и не овладевший этим навыком, смысл этих слов понял только сейчас, увидев перед собой их живое воплощение. Он мог начать эту схватку, ведомый гневом, но побеждать в ней собирался холодной головой.

Они сходились еще несколько раз, и с каждой отраженной атакой Уруйя все отчетливее понимал, что этого противника ему не одолеть. Враг отражал каждый его удар, парируя его мечом или пуская атаку по скользящей закованной в броню свободной рукой — и не двигался с места, проводя контратаки едва в половину доступной скорости, даже не атакуя — лишь предупреждая. Сначала он думал, что с ним играют, издеваются, демонстрируя всем окружающим его слабость, но довольно быстро осознал, что ошибся — его ИЗУЧАЛИ. Провоцировали на атаку и смотрели, что он предпримет, осторожно атаковали — и наблюдали, как он защититься, вскрывали все комбинации, препарировали техники и навыки, не оставляя и шанса перехватить инициативу.

Он бы давно сдался, если бы не взращенная тысячами побед гордость воина, не позволяющая здесь и сейчас отступить и признать поражение. А потому, будучи в очередной раз отброшенным в сторону небрежным взмахом окутанного молниями клинка, он вновь поднял меч в боевую позицию, взглянул в глаза человека напротив... и понял, что схватка закончена — легкий интерес исчез из белесых глаз врага.

— Рассекатель Пустоты!

Уруйя бросился вперед, прячась за алым энергетическим серпом, и в тот момент, когда "Рассекатель" был в очередной раз разрублен, выложил на стол последний оставшийся у него козырь — измененную технику Шикучи. В классическом исполнении этот навык предназначался для быстрого сближения с противником по прямой, но один из его учителей показал ему, что этим возможности техники не ограничиваются. Вытянувшись в отчаянном прямом выпаде и уловив — не глазами даже, шестым чувством — движение чужого клинка, сместился в сторону, обтекая врага по кругу со всей скоростью, на которую только был способен измененный навык.

Он так и не понял, что произошло дальше. Вот перед ним — открытая спина и клинок, готовый поразить незащищенную шею, а в следующее мгновение он уже кувыркается по земле.

Узруф попытался подняться, но все, чего он смог добиться — это, мучительно кашляя кровью, вонзить клинок в твердую, утоптанную землю, встать на колено и поднять упрямый, хоть и затуманенный болью взгляд на врага. Тот, никуда не спеша, медленно подошел к Уруйе, вложил клинок в ножны, небрежно отбил неловкий выпад уже побежденного врага бронированной перчаткой — и взял Узруфа за горло. Не с целью убить — лишь не дать ему упасть и показать, что может сделать это в любой момент.

Полминуты назад, до начала боя, Уруйе казалось, что белесые глаза врага светятся — сейчас он понял, что яркий полдень был не причем. Свечение было тусклым, едва заметным — и солнечный день замечательно маскировал это, едва ли кто-то, кроме Узруфа, смог это заметить.

— Ты — не человек, — просипел он. Он закричал бы об этом во весь голос — но хватка на горле и полыхающие огнем ребра делали даже тихий шепот — подвигом.

— И что с того? — тихо ответил враг.

Смешно, но ненавидящий нелюдей Уруйя испытал облегчение, насколько это вообще было возможно со сломанными ребрами, одно из которых, кажется, проткнуло легкое, — он все еще может претендовать на звание сильнейшего человека.

— Вот именно поэтому я ненавижу таких, как ты. Вы презираете нас, обделенных могуществом, не способных соперничать с вашими врожденными силами, не считаете нас равными. Высокомерные ублюдки, считающие, что сила — это все, что имеет значение.

— Ты хоть сам слышишь, что говоришь? — враг улыбнулся. Не злобно оскалился, как рассчитывал Уруйя, надеясь на легкую смерть, нет, это была улыбка, полная печали. — Ты, владеющий рабыней; ты, едва не убивший ее за забывчивость; ты, презирающий всех, кто слабее тебя — смеешь порицать чужое высокомерие?

— Вы меня таким сделали! — выплюнул Узруф слова пополам с кровью. — Вы, поганая нелюдь, убившая мою семью, поработившая мою деревню, пять лет держащая в рабстве!

Уруйя не знал, чего собирается добиться, бросая эти обвинения в лицо существу, державшему его за горло. Наверное, просто снова ощутил себя пятилетним сопляком, угодившим в рабский ошейник и шпыняемый остроухими ублюдками по пути к их "Священной" Роще, где его собирались принести в жертву. Тогда лишь счастливый случай позволил ему спастись — вряд ли сейчас повторится чудо.

— Я уже слышал такие отмазки, — ответил враг. — Людям был дарован величайший дар — полная свобода выбора, отсутствие любых ограничений... и поэтому твои слова — просто оправдание собственной злобе.

— Пошел на хер, нелюдь!

На лице врага на секунду промелькнуло сомнение, бронированные пальцы на горле чуть сжались... Уруйя понял, что в этот миг решается его судьба. Умирать не хотелось, но страха не было.

"Может, я еще успею его достать..." — так думал Узруф, незаметно нащупывая засапожный нож. Однако, вместо хруста собственных позвонков, Уруйя услышал нечто совсем другое:

— Среднее Исцеление.

И боль моментально исчезла.

— Что?.. — удивленно моргнул Уруйя, не в силах поверить в случившееся.

— В качестве доказательства, что ты ошибаешься, — сказал враг, отпуская его горло и отступая на шаг. — И благодарности за показанные приемы — я многое узнал о местном боевом искусстве.

А потом — протянул ему руку.

— Вставай, Уруйя и выполняй условия дуэли. И больше не попадайся мне на глаза — второго шанса не будет. Моя вера не одобряет убийство разумных, но если я увижу повторение случившегося сегодня — это меня не остановит.

Естественно, руку Узруф не принял. Он поднялся сам, проклиная глупое тело за чуть дрожащие ноги.

— Ты еще и маг?

— Немного. В этих землях подобного не практикуют, но на моей родине таких, как я называли "паладинами". Рыцарь, служащий Господу и пользующийся Его силой.

— Святоша... — буркнул Уруйя, но — больше по инерции, не зная, радоваться ли ему милосердию врага или злорадствовать глупости. — Кто ты?

— Меня зовут Мэтт Войс. Можешь не запоминать — я надеюсь, что больше тебя не увижу.

— Я запомню, — не согласился Узруф.

"Я запомню".

Часть 3. Слово Галэдриэль

— Сонара, ты в порядке? — тихо спросила Эйлиана, когда Хозяин вышел из зала вслед за каким-то мужчиной, что вступился за новенькую.

Сонара не ответила — лишь продолжала тихо скулить, то пытаясь свернуться в клубочек, то резко распрямляясь от боли в сломанных ребрах.

— Прости меня, Сонара, у меня нет лечащих заклинаний. Это ты должна была быть нашим лекарем.

"Это очень, очень плохо. В таком состоянии она не сможет излечить себя сама, значит, придется обращаться в Церковь... Хозяин будет очень зол".

— Я ведь тебя предупреждала, глупая... — прошептала эльфийка. — Если твой предыдущий господин спускал тебе с рук такое, то наш Хозяин совсем не такой...

"А когда Хозяин зол..." — Эйлиана прикусила губу. Вряд ли Сонара достанется второй раз, значит, это будет либо она, либо...

Эльфийка перевела взгляд на третью рабыню Хозяина — Иллирен, боевую заклинательницу. Крохотная, едва перешагнувшая тот порог, что отделяет девочку от девушки, Иллирен, подобно большинству заклинателей, не отличалась крепким здоровьем, тем более, только сегодняшней ночью Хозяин выбрал ее, чтобы согреть свою постель... Эйлиана прекрасно знала, как чувствуешь себя после всего одной ночи с Господином.

Эльфийка сжала зубы, сдерживая подступающие слезы.

"Нельзя плакать. Нельзя. Я — старшая, я с Хозяином уже два года" — уговаривала она себя. — Мне не привыкать... Я должна защитить их"

Когда-то давно, когда она только попала к Хозяину, Алитесса делала для нее тоже самое — вызывала на себя гнев Хозяина, принимала первый удар, в редкие мгновения спокойствия — учила ее, как правильно вести себя с Господином, чтобы свести риск навлечь на себя его гнев к минимуму. Али погибла год назад, в одной из гробниц равнин Каз, когда они наткнулись на Старшего Лича, и с тех пор Эйлиана взяла на себя ее роль.

Алитесса научила ее, что даже если ее сделали рабыней, никто не может отнять у нее свободу, настоящую, ту, что проистекает из души — не тела. Рабская печать не позволяла ей причинить самой себе вред, но Эйлиана знала — если она того пожелает, то сможет разозлить Хозяина достаточно сильно, чтобы он убил ее сам. Печать карала ослепительной болью за неподчинение приказам, но Алитесса научила ее, как можно обходить их, соблюдая лишь букву, но не дух. Она не могла снять с себя магические цепи, сковавшие душу, не могла избежать жестокости своего Господина, но могла облегчить ношу других.

Она могла уйти от всего этого, но выбрала жизнь — ради других. Она могла бы сделать другой выбор — и наплевать на новеньких, подставлять их под удар, облегчая собственную участь. Но у нее была свобода и жалкие остатки знаменитой гордости Лесного Народа, пусть искаженных до неузнаваемости, виртуозно прячущихся за покорностью и смирением, но тем не менее — все еще живых.

— Давай, Сонара, тебе надо встать... — ласково шептала Эйлиана, пытаясь поднять эльфийку так, чтобы причинить ей как можно меньше боли. — Вот так, умница. А теперь — надо вернуться за стол. Давай, девочка, тут все несколько метров... Молодец. Теперь — еще один шаг...

— Постойте, уважаемые...

Эйлиана не замедлила шаг. Ну, в самом деле, разве могут к ней так обращаться?

— Прошу прощения...

С этими словами дорогу Эйлиане перегородила молоденькая человечка в светло-сером одеянии с изящным белым посохом в руках.

— Да, госпожа?..

— Позвольте мне помочь, — мягко улыбнулась человечка и, протянув руку, коснулась руки Сонары. — Среднее Исцеление.

Эльфийка, еще мгновение назад почти висевшая на Эйлиане, вздрогнула, затем неуверенно убрала руки с плеч подруги по несчастью, недоверчиво ощупала себя...

Эйлиана сориентировалась первой. Схватив Сонару за макушку, она заставила ее склониться в глубоком поклоне, тут же согнувшись вслед за ней.

— Спасибо вам, госпожа! — отчеканила она.

— Совершенно не за что, — ответила девушка. — Мой Лорд решил помочь вам, — я просто следую Его воле. И не надо мне кланяться!

Эйлиана осторожно подняла голову и, увидев мягкую улыбку на губах человечки, медленно разогнулась и ткнула локтем замешкавшуюся Сонару.

— Ваш Лорд, госпожа? Тот мужчина, что бросил вызов Хозяину?

— Ага. Слышите?

Навострив уши, она действительно уловила звон клинков во внутреннем дворике.

— Когда мой Лорд победит, — продолжила девушка без тени сомнений. — Он что-нибудь придумает, чтобы помочь вам.

"Победит?.."

Эйлиане было сложно в это поверить — она знала силу Хозяина, лишь немногим уступающую лучшим воинам ее народа. За все годы, проведенные в рабстве, она не встречала ни одного человека, способного победить его.

Девушке, видимо, надоело стоять на месте, поэтому она схватила Эйлиану за руку и потащила к своему столику:

— Пойдемте к нам. Вы голодные?

— Нет, госпожа, — сглотнула слюну эльфийка, последний раз евшая часов десять назад. — Не стоит беспокоиться. Может, нам лучше подождать на своем месте?

На эту робкую попытку избежать неприятностей, если этот ее Лорд все таки проиграет, девушка просто отмахнулась:

— Не говори глупостей! Зови сюда своих подруг. Меня, кстати, зовут Габриэль.

Совершенно не обращая внимания на робкие попытки протеста, эта странная человечка усадила ее и Сонару за стол и пододвинула им почти нетронутое мясное рагу.

— Угощайтесь, — улыбнулась она и, прислушавшись на мгновение, довольно улыбнулась, склонив голову к правому плечу. — Слышите? Все кончилось. Сейчас вернется Мэтт-сан — ешьте быстрее, а не то мне доедать придется.

Эйлиана снова сглотнула слюну, но, тем не менее, есть не стала, вместо этого пододвинув тарелку Сонаре — она по опыту знала, что после излечения серьезных ран всегда сильно хочется есть. Чтобы не мучить себя видом аппетитно пахнущего рагу, она перевела взгляд на дверь, ведущую на задний двор.

Некоторое время ничего не происходило, но затем дверь распахнулась и в нее вошел тот самый мужчина, что бросил вызов Хозяину, целый и невредимый, даже не запыливший доспехи — лишь лицо у него было странно задумчивое... Сообразив, что произойдет дальше, она выбила из пальцев забывшейся Сонары ложку и грубо дернула ее за руку, вынуждая встать. Слава богу, та успела сориентировать и теперь, понурив голову, сверлила взглядом половые доски. Сама же Эйлиан решила рискнуть — и не отводила взгляд от дверного проема.

Хозяин... выглядел побитым. Кожаный доспех был весь покрыт пылью, а металлическая вставка на груди обзавелась внушительной вмятиной в центре, от которой во все стороны разбежалась паутинка трещин. По подбородку была размазана кровь, а несколько капелек алой жидкости попали на воротник и поврежденную металлическую пластину на груди, но других повреждений не было.