Том первый: Обратный отсчет

Недавно я узнал, что существует способ воскрешать умерших, даже если от них даже тела не осталось, спустя века после их смерти. Догадываешься, о чем я подумал в первую очередь?.. Если в этот мир есть вход, значит, существует и выход. Если воскрешение работает здесь, значит, может сработать и там. Я даю тебе слово, Габриэль — сколько бы веков и тысячелетий мне ни потребовалось, ты оживешь. Вопрос в том, в кого превращусь я к тому моменту... и будет ли мне нужна смертная. Я не знаю и не могу этого обещать, но... как ты любила говорить: "Давай попробуем! И посмотрим, что из этого получится!"

Метатрон не знал, сколько еще просидел на могиле жены: в этом особенном для него месте время всегда текло не так, как обычно, тишина не была грузом, а одиночество приносило покой.

Пришел в себя он только тогда, когда узкая женская ладошка легла ему на плечо. Повернув голову, он пару мгновений, не отрываясь, смотрел в блестящие небесно-голубого цвета глаза хозяйки этого места.

— Мой Лорд, — мягко улыбнулась Владычица Озера, встретив взгляд ангела. — Нам пора.

— Ты очень похожа на нее, Домина.

— Лорд?.. — смутилась бессмертная Дух Воды.

— Ты даже краснеешь точно так же.

Сильная, талантливая, умная... и при этом потерянная, уязвимая, хрупкая... Пожалуй, даже больше, чем Габриэль. Он уже думал о том, что в ожившем НИПе хранится частичка его жены, но даже в самых безумных мыслях, не мог представить, насколько она велика. Он видел Габриэль во всем, что она делала — как она говорила, ходила и улыбалась, как краснела и мялась, как ненавязчиво заботилась о нем: стол и стулья в это место притащил вовсе не он...

Ему давно было не четырнадцать, и слепым он не был, а потому прекрасно видел, что, кроме некоторых черт характера и привычек, Владычице Озера досталось и еще кое-что от своей создательницы: чувства, которые она питала к одному невезучему (или наоборот? Поди разберись...) ангелу.

— Мой Лорд, я... — начала Домина.

А вот этим своим образом впервые влюбившейся школьницы она отличалась. Смешно вспомнить: в самом начале их знакомства, под холодными льдисто-голубыми небесами Йотунхейма, именно он вел себя как робкий влюбленный подросток.

— У меня есть к вам вопрос, — наконец решилась она. — Сегодня вечером в столице Империи открывается новый ресторан — мне доложили, что еда там будет достойной даже вас.

— Ты зовешь меня на свидание, Домина? — тихо спросил Метатрон.

"Здесь?" — так и повисло в воздухе несказанным, но всеми услышанным.

-...Да, мой Лорд, — так же тихо ответила она. — Именно здесь. Не хочу делать это за ее спиной.

"Как же сложно-то все..."

Еще одно отличие. С Габриэль все было просто — как-то вечером, после долгого утомительного фарма они с его будущей женой разговорились о Японии: жительнице далеких Британских островов была интересна культура Страны Восходящего Солнца. Она призналась, что давно хотела прилететь посмотреть Японию, он вызвался гидом, она согласилась, прилетела на следующий день, огорошила его фразой "не хочу платить за гостиницу", поселилась на две недели у него и... осталась там на долгих восемь лет. Все было легко, все было правильно — ни на секунду у него не возникло сомнений в верности своего выбора.

Отвернувшись от Стража, он коснулся пальцами тисненной золотом надписи на обложке книги: "Время-не-ждет".

— Она умерла всего год назад, Домина...

— Я знаю, Лорд.

— Знаешь, сколько раз мне говорили, что надо двигаться дальше, что жизнь коротка, что не стоит ставить на себе крест?..

-...Часто?

— Очень. Я не могу ее забыть. Я не хочу ее забывать.

— Я и не требую этого. Я прошу попробовать...

— И посмотреть, что получится, — эхом откликнулся Метатрон.

Он не видел ее лица — но по голосу понял, что она улыбнулась:

— Да, именно так. Мне четыре тысячи лет, мой Лорд. Я умею ждать.

Он не мог ответить ей "да" — не здесь, не перед Габриэль. Он не хотел говорить "нет" — и причинять ей боль.

-...Говоришь, вкусная там кухня?

За его спиной раздался полузадушенный писк — ангел предпочел не оборачиваться.

— Да!

— Ступай, Домина, — тихо сказал ангел. — Я догоню.

— Да, мой Лорд!

Сквозь грохот в ушах он едва расслышал торопливый шорох ее шагов, странно прерывистый, будто мудрая Владычица Озера, самый древний Стихийный Дух из живущих ныне, подпрыгивала при ходьбе, как младшеклассница. Книга, лежавшая прямо перед ним, расплывалась перед глазами, дыхание, частое и прерывистое, вырывалось с хрипами, а сердце, казалось, вот-вот разорвет грудную клетку.

Он сам не ожидал от себя такой реакции. Стоило только дать согласие на обычный ужин, без обещаний и обязательств, как вся боль от потери любимой женщины, казалось, уже оставленная им позади, вернулась, да с такой силой, будто он только вчера проводил опознание изломанного женского тела в черном блестящем пакете, распростертого на серебристом столе под стерильным холодным светом люминесцентных ламп.

И снова на короткий срок он утратил ориентацию во времени, растворившись в нахлынувших чувствах. В себя его привел сухой треск крошащегося камня. Сморгнув слезы, он ошарашено уставился на свой сжатый кулак: на мелкую пыль, что сыпалась между пальцев, на осколки мрамора, усыпавшие зеленую траву. На белоснежное надгробие, от которого он, забывшись, отломал солидный кусок.

— Ты вернешься, Габриэль. Через тысячу лет или через десять тысяч, но ты вернешься. Даю тебе слово.

Часть 2. ...А будущее — прямо сейчас

Сделав глубокий вздох, Метатрон коснулся раскрытой ладонью массивной деревянной двери немного непривычного для него цвета: серо-стального, делающего древесину больше похожей на камень. Какие-то местные заморочки, кажется, Гранитное Дерево называется. Если вспоминать старую игровую классификацию — где-то Необычный уровень... хлам, проще говоря, но для аборигенов это была немалая редкость и желанная многими ценность. В его старом мире в старое недоброе Средневековье тоже ценили бы дерево, которое не горит, топорами не рубится и даже из пушки не вдруг ломается.

Проведя ладонью по гладкой отшлифованной до зеркального блеска поверхности, он опустил руку, подавив очередной вздох.

Метатрон нервничал. Он имел неплохой опыт "толкания речей": еще со школы, перед командой по кендо в преддверии соревнований; перед подчиненными на работе — во время и после очередного аврала; перед согильдийцами в игре, в начале и конце рейдов, осад или обороны.

Опыт у него был. Но как можно равнять выступление перед десятком, двумя или даже полусотней людей с тем, что ему предстоит прямо сейчас?..

— Так не пойдет... — пробормотал он себя под нос. — Твердость Духа. Несокрушимая Воля. Принцип Непоколебимости... и хватит, пожалуй.

Стало легче. Впервые замеченный им в день освобождения эльфиек странный эффект игровых способностей, предназначенных для защиты от ментальный атак на разум, что помогал справляться и с эмоциями вполне естественного происхождения, использовался им уже не впервые. Впервые, кажется, во время ночного визита к Императору — как-то не приходилось ему раньше вламываться в покои к венценосным особам и ставить им хорошо завуалированные ультиматумы.

Более не сомневаясь, он резко распахнул дверь, что весила немногим меньше, чем такая же из камня, и, чуть сощурившись от ударившего в глаза солнца, сделал шаг вперед, оказавшись на широкой крепостной стене замка Симабара.

Он шел, минуя, одного за другим, блистательных ангелов, что замерли на страже, тщательно контролируя шаг: не медленно, ни быстро — спокойно и уверенно. Что ему, в первый раз сообщать тысячам могущественных существ, что цели, ради которой они все собрались в единую организацию, более не существует?.. Сдержав нервную усмешку, он остановился аккурат посередине стены и повернулся лицом к донжону.

Все они, за редким исключением, были здесь: собрались по его приказу, повинуясь его воле — чтобы послушать, что скажет им их лидер.

В Иггдрасиле любили выделяться. Система игры предоставляла пользователям широчайший функционал по настройке внешнего вида — и каждый старался как мог, порой (очень часто) перегибая палку. Он сам, задолбавшись наблюдать за другими игроками, в своем стремлении к пафосу и оригинальности доводившими свой облик до абсурда, плюнул на все и сделал своим основным, не боевым обликом довольно заурядную внешность: простой бежевый костюм и плащ, лицо — одно из стандартных моделек, средний рост. Иронично вышло — это выделяло его из толпы куда эффективнее вырвиглазной раскраски, идеальной внешности или пышных перьев, торчащих из каждой щели доспеха.

Тем не менее, у его согильдийцев не было причин сдерживать свою фантазию. И сейчас Метатрон, чуть опустив взгляд, имел удовольствие наблюдать плоды их стараний во всей красе.

Вот, вызывающе возвышаясь над толпой, застыли две монументальные фигуры големов — фиолетовый Юнит-01 и агрессивно-красный Юнит-02. Когда-то, чуть больше месяца назад, они были просто кусками камня, эдакими магическими роботами, у которых в настройках было написано, что на самом деле внутри них сидят два хрупких подростка, которые и управляют этой машиной разрушения. Сегодня — так и есть, защищенные толстой броней неразрушимого камня, вместо каменного сердца неподвижно застыли двое: Синдзи Икари и Аска Сорью Лэнгли, целого первого уровня.

На плечах "Ноль Первого", как голуби на памятнике, расселись ангелы, а на макушке, устроившись боком на длинном остром роге, беспечно болтала ногами противоестественно очаровательная девчушка в малиновых чулках и розовыми крыльями вместо рук — Архангел Надежды Рамиила. Удивительное существо, которое невозможно было не любить: ее пассивный навык "Очарование" пробивал любую защиту. Только нежить могла сопротивляться ее чарам — ведь лишь мертвые свободны от Надежды...

На сгибе локтя "Ноль Первого", свободно раскинув угольно-черные крылья, разлегся Хелел, с весьма правдоподобно скучающим видом играющий с дочкой, пытающейся ухватить кончик его крыла. Демоница скакала по молчаливо терпящему голему, помогая себе пока недостаточно большими для полноценного полета крыльями, даже слегка размываясь в воздухе, но черные крылья всегда успевали уйти от ее загребущих рученок — разумеется, так, чтобы нетерпеливая Мара с размаху врезалась любопытным носом в твердый камень. Заметив Метатрона, Хелел все с тем же скучающим видом ухватил в очередной раз промахнувшуюся девчонку за ногу и, подтянув к себе, надежно зафиксировал непоседливое создание в объятьях. Из вороха черных как космос крыльев торчала только недовольно надувшаяся мордашка "страшного демона".

Чуть выше Падшего, когда-то звавшегося Утренней Звездой, на плече Евы, неподвижно замерла высокая женщина, для описания которой лучше всего подходило слово "белая". Платье, волосы, радужка глаз и шесть крыльев — все было эталонно белым, без малейшего изъяна и примеси иных цветов. Иеремилла, которую все называли просто Милой, — бывший Архангел Милосердия. Первый, последний и единственный — с тех пор, как она добровольно отказалась от Небес, не согласившись с изгнанием Хелела, не родилось еще существа, способного вместить в себя столько сострадания и умения прощать, чтобы их хватило на все грехи Мироздания. Она покинула Небеса вскоре после Падения Утренней Звезды и поклялась не возвращаться домой, пока Творец не примет его обратно. Официально она считалась Падшим ангелом, но безупречная белизна ее крыльев, столь же совершенная, как и в День Творения, не оставляла сомнений в ее незапятнанной чистоте. Почти четыре тысячи лет Иеремилла путешествовала по мирам, так, как умела только она: с открытым сердцем, безоружными руками, отрицая звериное "око за око". Люди и не люди тянулись к ней, герои посвящали свою жизнь ее защите, злодеи не смели поднять на нее руку, грешники смущенно отводили взгляд при ее появлении... Святая Дева — звали ее под Небесами и даже Израил, Гнев Господень, на дух не переносящий Падших, разговаривал с ней тоном, в котором очевидцы с изумлением слышали нежность. "Осуждать Чистоту — худший из выборов, который может сделать разумный" — как всегда, лаконично отвечал Возмездие на вопросы смельчаков.

...Они все были здесь. Легкий гул, что царил во внутреннем дворе отвоеванной у некромантов крепости, стихал с каждым шагом, что делал ангел на пути от башни к тому месту, где он находился сейчас.

Прямо напротив Метатрона, мягко улыбаясь, стояла Домина в окружении своих Рыцарей. Страж Авалона, как говорится, светилась изнутри — он прекрасно видел это даже с крепостной стены. Смешно и грустно — поводом стал один единственный вечер, проведенный за непринужденной беседой о пустяках и важном, заказывании всего подряд в меню и двумя бутылками вина. Смешно, потому что ангел действительно чувствовал себя как подросток на первом свидании — в конце концов, когда он вообще в последний раз был на таковом? Девять лет назад, да...

Грустно... Грустно потому, что ему понравилось.

У ног Владычицы Озера свернулся в клубочек "китайский" дракон с белоснежной чешуей — басновловно дорогой пет, купленный для него Габриэль еще когда она жила в Англии. Она долго уговаривала его принять дорогой подарок целой в четыре его тогдашних зарплаты... а он упирался изо всех сил, не зная тогда, что если Габриэль действительно чего-то хочет — она это получит и ничто не сможет ее остановить. Он чувствовал себя неловко из-за этого подарка еще долгое время, до тех пор, пока не узнал, что если бы его жена того пожелала, она бы купила ему весь Иггдрасиль — и в общем-то не слишком напрягла бюджет своей семьи.

Он качал его долгих три года... а когда появилась Лестница в Небо и его задачи вместо личных цифровых подвигов сместились в область управления гильдией, — прикрепил раскачанного до неприличия пета к гильдейской сокровищнице, решив что дракон, хранящий золото — это традиция, а японцы традиции уважают... пусть даже и не свои.

За спиной Стража Авалона выстроились ее подчиненные — боевое крыло в первую очередь: Корпус Рыцарей.

Вифания, рожденная в замке Небесный Трон и воспитанная в служении своей богине, принявшая имя Первого Рыцаря, передающегося из поколения в поколение — потому что Владычица Озера с трудом запоминала имена смертных. Вместо доброты в ней жила дисциплина, вместо прощения — непреклонность, вместо страсти — холодный расчет. Ее архетипом был "Крестоносец" — воин, сражающийся за веру... веру тех, кто посылает его убивать и умирать.

Элайза, землячка Арессии, Богини Войны, пришедшая в Лестницу сама несколько лет назад. Насколько он успел понять — не было в Авалоне человека, желающего служить Добру столь же искренне и с той же страстью, что жила в душе этой невежественной, грубой женщины, воспитанной дикарями, почитающими волка в качестве своего прародителя. Ей мешал характер — вспыльчивый, огненный, с трудом отличающий такие понятия как "компромисс" от "уступка врагу". Она с трудом отличала оттенки "пограничного" Добра от самого настоящего Зла, поэтому вручила свою верность тем, кто был умнее нее, кто понимал, когда нужно бить и безжалостно выжигать заразу, не считаясь ни с чем, а когда — долго и мучительно для обоих сторон применять "щадящие средства", убеждать и договариваться, когда нужно отступить, а когда — стоять на своем до конца.