3. Бравая Служба (полный текст)

— Почему темная госпожа на одних рисунках совсем молоденькая, а на других дряхлая старушка, — спросил я куколку-вампирчика, которая застыла в благоговении, склонив голову перед рисунками.

— Госпожа Фа не имеет возраста, и молодеет или стареет исходя из того, какое у нее в данный момент настроение, — шепнула мне маленькая аристократка.

"Очень интересно", — пораженно подумал я, вспоминая историю своих отношений со странной летающей старушкой.

— Сейчас внесут древний портрет, который рисовали еще тогда, когда госпожа Фа была обычной гоблинкой, главой приморской гоблинской диаспоры, — восторженно выдохнула Лия. — Этот портрет неразрушим и является главной святыней города! Нас удостоили чести.

— Очень интересно, — озвучил я свои мысли и замер, ожидая дальнейших событий.

Вскоре к нашему кораблю подошла процессия гоблинов в золотистых туниках, которые с религиозным преклонением несли большой портрет, искусно выполненный масляными красками. На картине была изображена малютка-гоблинка, девчонка-подросток с озорной клыкастой улыбкой. Приглядевшись внимательнее, я неожиданно понял — девчушка на портрете совсем не так мала, как кажется. Пожалуй, изображена была достаточно зрелая молодая красавица, немного старше нашей Лии — при этом я был с ней явно знаком. Через долю секунды, после того как я моргнул — на меня с портрета мудро взглянула пожилая величественная аристократка. Затем цепкие глаза древней как мир старухи глянули с холста в самую душу, после чего в том же порядке произошла обратная метаморфоза до девочки-подростка. Все это случилось без единого движения на портрете, как бы невзначай, немного напоминая то, как мы издали подходим к огромному плакату и по мере приближения различаем все больше деталей, в корне меняющих видимую картину.

Очнулся я потому, что меня за руку сильно дернула Лия. Я потряс головой, чувствуя легкое головокружение, и с благодарностью взглянул на куколку-вампирчика. Маленькая аристократка с пониманием улыбнулась, и тихонько прошептала:

— Многие сходят с ума, глядя на этот портрет. На него смотреть без боязни можно только тогда, когда молишься госпоже Фа.

— Спасибо, — задумчиво пробормотал я.

В принципе, встреча с диковинной старушкой в оливковой роще неподалеку от Папуасово почти вылетела из моей головы. Странный случай после пропущенного на ринге удара тоже вполне вписывался в общую картину мира — посмотрел бы я на галлюцинации, которые придут в вашу голову после того, как многопудовый кулак могучего огра окажет воздействие непосредственно на ваш хрупкий человеческий организм. Единственное, что меня в этом случае насторожило — полное отсутствие травм после удара, полета и приземления на твердую неровную поверхность.

Вообще-то я спокойно отношусь к синякам, шишкам и ссадинам, даже если эти царапины — большие рваные раны. Все мое тело носит следы активной джисталкерской жизни, которые благодаря медицинскому регенерационному креслу едва заметной паутиной покрывают всю кожу. Я не фотомодель какая-то, чтобы за красоту своей задницы волноваться. Но эта ситуация была невероятна — в бессознательном состоянии пролететь почти десять метров после удара (дух из меня вышиб Димор весьма качественно), опрокинуть ряд с сидениями, и при этом не получить ни единого синяка, даже в том месте, куда прилетел кулак огра! Просто фантастика.

Но это ладно, в жизни всякое случается, гораздо больше меня удивлял другой факт — паутина шрамов на левом боку бесследно рассосалась. Как будто я прошел дорогую косметическую операцию, причем на небольшом участке кожи — остальное мое тельце по-прежнему было мелко нарезано, а затем быстренько заштопано и заживлено. Часть груди, предплечья, живота и ребер слева имели такой вид, как будто туда никогда глубоко не входили различные металлические предметы, после которых мне приходилось порой неделями не вылезать из медицинских аппаратов. Даже шрам от прививки оспы, отмечавший мое левое предплечье почти с младенческого возраста, бесследно пропал.

"Интересно, узнаю я когда-нибудь, что же тогда произошло в действительности?" — подумал я, поражаясь непонятности мира, который совсем недавно не представлял для меня никакой загадки.

"А чего там узнавать-то? Когда в следующий раз верхняя к тебе обратится — попроси ее вернуть шрамы, и всего-то", — неожиданно сказал Рыжик.

"Так ты все знаешь?" — удивился я.

После этого до самого отправления я мучил кота, пытая его вопросами как гестаповец партизана (разве что лампой в глаза не светил), на что рыжий умник, искренне удивляясь моей непонятливости, честно отвечал, при этом ситуация совершенно не прояснилась. Да, он знал что "верхняя" меня посетила. Да, он знает, что есть могучие сущности, например "старушка", ураган или землетрясение. Нет, он не может говорить с ними, так же как с ураганом и землетрясением. Да, он ее боится, так же как ураган или землетрясение — но совсем не так как хищного динозавра. И вообще — этот разговор состоялся всего по одной причине — ему жалко моих красивых потерянных шрамов. Их можно попросить обратно — но только когда на меня снова обратят внимание. Раз обратила — может снова заинтересоваться. Нет, он точно не знает, может больше никогда, а может прямо сейчас объявиться. И вообще — хватит задавать глупые вопросы, которые даже новорожденные котята не задают. И вообще — когда будут кормить котов?

Пришлось достать вяленое осьминожье щупальце и угостить рыжего обжору, после чего, естественно, уже ни о каких расспросах речи больше не велось. Я смотрел на довольно урчащего кота, с удовольствием уплетающего вкусного осьминога, и думал о том, как же мало, в сущности, нам известно об окружающем мире. Чем успешнее двигается вперед наука — тем становится понятнее, как же, оказывается, мы мало знаем. Развитие всегда идет по спирали — может, уже наступил новый виток, и вскоре мы, как наши далекие предки, сможем советоваться с богом напрямую (ну или с высшим разумом, создателем, словом — с Ним), и даже получать ответы на правильно поставленные вопросы...

Впрочем, долго предаваться философскому настроению мне не удалось, так как корабельный колокол пронзительно загудел от удара своего языка, перебивая все умные мысли. Матросы, в основном юркие гоблины, реже тролли и орки, суматошно забегали, управляя под зорким взором кормчего парусной и причальной снастью. Четыре могучих огра-мичмана встали на лебедки и быстро вытащили из воды якоря. Огромный парусно-магический фрегат отдал концы, дрогнул всем корпусом и буквально через пару минут уже стремительно набирал скорость, летя к выходу из портовой бухты. Мы отправились в длительное плаванье.

Едва фрегат начал свое величавое движение, команда тут же разбежалась по всему кораблю — для каждого нашлось важное дело, а на корме остались только пассажиры, которые продолжали махать провожающим. Основной фигурой машущей группы являлся огромный огр, качающий правой рукой как стрелкой гигантского метронома. На его правое плечо ловко, как мартышка, взобралась хорошенькая гоблинка и в ее руке трепетала сорванная с головы яркая дамская шляпка. Подол красочного платьица маленькой аристократки бился на ветру как небольшое знамя и иногда негромко хлопал огра по физиономии, на что великан не обращал никакого внимания. На левом плече огра не менее комфортно расположился гоблин, машущий неведомо откуда взявшейся красной лентой. Слева от гиганта стоял тролль в балахоне и болтал в воздухе магической тросточкой-приспособлением. Изредка стихийный маг что-то шептал, подняв над головой палочку, и в воздух взлетала яркая искра, буквально через десять секунд превращающаяся в небольшое черное облачко, в котором полыхали малюсенькие молнии. Джисталкер стоял по правую руку от тролля и тоже увлеченно махал руками, отдавая дань морской традиции. Под ногами у всех вертелся большой рыжий кот, усугубляя праздничную атмосферу. Вскоре фрегат вышел на морской простор, быстро набрал скорость и скрылся за горизонтом — и только цепочка черных тучек еще недолго висела невысоко в чистом небе, но вскоре и они каплями пролились в бездонное синее море.

Работа 20. Круизная

Наши корабли — самые

кораблятые корабли в мире!

(социалистический лозунг)

Гигантомания мира Ворк не обошла своим вниманием и корабль, на котором мы плыли к Архипелагу. Пропорционально фрегат, носящий имя "Гордость Приморья", относился к своему земному прототипу примерно так же, как огр соотносится с человеком. Под кормой судна находился своеобразный "моторный" отсек, где имелось устройство, схожее с магическими агрегатами, которыми оборудованы все дирижабли. Но корабельный двигатель значительно уступал по мощности дирижабельному мотору, и это неудивительно — могучая и опасная магия Огня на кораблях не использовалась. Зато размер агрегата поражал воображение, и на порядок превышал величину двигателей цеппелинов. Поразительно то, что вся эта махина приводилась в движение одним-единственным дежурным магом Стихий, и мощность работы двигателя фактически не зависела от силы управляющего мага. Нашего тролля сразу же записали в график дежурств, остальные члены отряда заполучили ранг пассажиров и в основном бездельничали. Кстати, средняя скорость "Гордости Приморья" тоже была недостижима никакими парусниками Земли, и составляла чуть более двадцати пяти узлов.

В девятнадцатом веке рекордсмен русского флота, корвет "Оливуца" показал в условиях, близких к идеальным, скорость около восемнадцати с половиной узлов. Средняя скорость парусных кораблей того времени редко превышала двенадцать узлов. Конечно, современные земные парусные яхты могут летать над водой со скоростью под сто километров в час, но, во-первых, рекорды ставят в уникально рассчитанных условиях и на это способны считанные экипажи на ограниченном количестве лодок. Во-вторых, современная рекордно-спортивная яхта по устройству находится ближе к космическому челноку, нежели к паруснику древности, ну и, в-третьих — сделаны эти гоночные яхты не из примитивного дерева, а из материалов, использующихся при строительстве самолетов и космических кораблей.

Скорость нашего фрегата сильно зависела от ветра, но не так критично, как у парусников эпохи Магеллана. Даже при полном штиле, на одной магической машине, "Гордость Приморья" могла держать больше десяти узлов, а при удачном стечении обстоятельств (попутном ветре, небольшой волнистости и так далее) фрегат летел над водой с непостижимой скоростью семьдесят километров в час (рекорд семьдесят два с половиной, если верить показанию стрикета). От Порт-о-Тролля до первых островов Архипелага лежала водная поверхность протяженностью около десяти тысяч километров, но, несмотря на то, что иногда нам удавалось за день проходить почти тысячу километров, путешествие продлилось больше месяца. Столь долгий круиз обуславливался тем, что наше судно редко плыло по прямой, постоянно меняя маршрут из-за подводных течений, рифовых гряд и массы иных условий, про которые совершенно все знал единственный член команды фрегата — кормчий Менар, вооруженный своим корабельным журналом.

Два раза за время плавания к Архипелагу я просил кормчего изменить маршрут и оставить меня ненадолго на небольших одиноких рифах, в целях уединения для молитв и советов с богами.

"Без помощи духов с темного неба мы слепы, как новорожденные котята. Мне надо говорить с духами", — делая максимально сумасшедшие глаза, начинал говорить я каждые полчаса не кому-то лично, а ветру за бортом, после чего все матросы и офицеры корабля начинали почитать меня почти как святого.

Первый раз этот маневр проделали через пару недель плавания. Как только я оказался в благословенном одиночестве на небольшом необитаемом островке (удачно спрятавшись за высокой скалой), с меня сразу слетела вся возвышенная благообразность. Сделав себе компенсирующую инъекцию, я перенесся в камеру старта "Гном-Инста", где быстро сменил снаряжение и оборудование, принял ванну с краской и обновил запас химии. Приятели-предприниматели вывалили на меня кучу сведений, а авторитетный шеф Рудольф Иванович постоянно находился неподалеку, оказывая моральную поддержку. Ничего интересного, наподобие вечернего приема, на который я угодил разок по возвращении, не произошло, разве что вокруг покореженной мной Гашек-камеры теперь находилась круглосуточная охрана, состоящая из двух бодигардов с винтокрылами. Обратный перенос настроили неподалеку от острова, в пяти метрах под водой. Оказавшись на глубине, я выплыл на поверхность и тихонько выбрался на одинокий риф — на корабле, стоящим в трех кабельтовых от острова, никто ничего не заметил.

Второе возвращение, случившееся еще через пару недель беззаботного морского круиза, заслуживает отдельного рассказа. Поначалу все пошло по отработанному сценарию. За пару дней до запланированного переноса обратно на Землю я кардинально изменил поведение и стал натыкаться на матросов, офицеров и стены, стараясь самостоятельно не останавливаться — прекращал движение, только уткнувшись в преграду на пути. Для пользы дела пару раз свалился в воду и меня с шутками и прибаутками вылавливали из соленых волн, разворачивая судно и объявляя: "Орк за бортом!". При этом я не забывал задумчиво бормотать о духах, богах и небесах — словом, выглядел как законченный религиозный маньяк в тяжелой стадии психического расстройства. Поэтому, когда я попросил Менара немного изменить маршрут, чтобы можно было спокойно пообщаться с духами наедине, команда фрегата (и мои друзья в том числе) вздохнули с облегчением — на этот раз своим нелицеприятным поведением мне удалось всех достать до печенок. Оказавшись на островке, я укололся компенсатором и блаженно замер, греясь под южным солнышком.

Перенесшись в зал старта, я не успел выйти из роли и со счастливой улыбочкой идиота переступил порог джикамеры. Оказавшись в офисном помещении, я тут же был подвергнут внезапной атаке. Атаковала меня воздушное полуголое создание, благоухающее современным парфюмом и выглядевшее так, как будто оно только что сошло со страниц глянцевых журналов.

— Иииии! — завизжало гламурное виденье, схватило меня за шею и впилось в мой клыкастый рот страстным и влажным (я бы даже сказал — немного слюнявым) поцелуем.

Целоваться с клыкастым парнем надо уметь, но сие создание этому обучено явно не было, зато старательно компенсировало свою полную некомпетентность в данном вопросе нешуточным энтузиазмом. Не зная как себя вести, я в недоумении посмотрел на приятелей-предпринимателей, стоящих рядом и наблюдающих за всем этим безобразием с таким видом, как будто все происходит именно так, как и положено. Неподалеку топтался великий и могучий шеф, радостно глядя на непонятную сцену.

Стоя на месте, я развел в сторону руки, всем телом безмолвно вопрошая: "Что же тут происходит, якорный батор!". Фактически на моем нижнем левом клыке висело произведение гламурных искусств и пыталось розовым шаловливым язычком лизнуть правый верхний резец, а Саня и Дима делали мне страшные глаза, при этом ничего не объясняя.

— Сцена возвращения снята, — объявил усталый человек, носивший фланелевый коричневый костюм в крупную клетку, оранжевый шарф и бордовый берет. — Теперь в бассейн...