Великая Депрессия. Эффект бабочки

Собираясь на охоту, взял с собой сменную одежду, вот только появляться в ней в городе нельзя. Старая она, из благополучных времён дона Карлоса. Отказываться от подарка старика не с руки небогатому русскому, тем более на охоту, а не на выход в свет. Есть немаленький шанс, что глазастые кумушки опознают старую моду на неведомом чужаке, а там и размотают клубочек.

— Прости, брат-человек, — неведомо зачем говорю покойнику. Сложив все свои вещи в лодке, перебираюсь в его утлую индейскую долблёнку, изрядно подгнившую и поеденную жуками.

С минуту сижу, глубоко дыша и решаясь. Наконец, вытащив нож из ножен, снова перелезаю в лодку к покойнику и делаю ножом несколько глубоких надрезов. Лицо, шея, кисти рук...

Надругательство над покойным должно привлечь насекомых. Жара вместе с насекомыми максимально затруднят опознание. Моя одежда, оружие... в новую одежду перекочевал только мешочек с мелкими необработанными алмазами — доля от рудника, переданная Санчесом, немного наличных, да документы на другое имя.

— Побриться чуть не забыл, — напоминаю себе вслух. Развожу спиртовку и подогреваю воду, после чего бреюсь, ухитрившись не порезаться. Снова привожу вещи в порядок, постаравшись показать внезапную смерть.

Ядовитой гадости здесь полно, через пару дней опознать тело можно будет только по вещам. Съедят... Осталось только надеяться, что тело не найдут раньше и что это будут не крокодилы . Важно, чтобы тело нашли и опознали.

— Вроде не должны, — прикусываю нервно губу, — искать меня скоро не станут, а до того срока на тело разве что случайно наткнутся.

Мотнув головой, отгоняю желание добавить ещё какую-нибудь яркую деталь. Оттолкнувшись веслом от берега, начинаю потихонечку грести. Работа помогает немного привести нервы в порядок, но не слишком. Колотун жёсткий, мысли в голове самые панические.

Встретившиеся индейцы-варао, плывущие по своим надобностям, добавили нервотрёпки. Отпустило только когда проплыл наконец плантацию дона Васкоче, где и гостил мой наниматель.

* * *

— Кажется, у нас объявился родственник, — хмыкнул Петер Ларсен, прочитав письмо, — из Южной Америки.

— Это кто ж такой? — поинтересовалась Тильда, вытирая полные руки о цветастый передник.

— Сын дядюшки Свенда — того, что на свадьбу нам жемчужное ожерелье прислал.

— Как же, — кивнула женщина, заулыбавшись, — Недорогое, но и не самое дешёвое. Понятно, что по случаю жемчуг у индейцев задёшево купил, но ведь и родственников не забыл! Мария до сих пор завидует.

— Сын его, Эрик, — сказал Петер и замолк, положив тяжёлые кулаки на старый, ещё от прадедушки, дощатый стол.

— Что Эрик-то? — Негромко поинтересовалась супруга, видя что муж ушёл далеко в свои мысли.

— Эрик? А... в Данию собрался, навестить землю предков.

— Ему от нас что-то нужно? — Нервно поинтересовалась женщина, облизав внезапно пересохшие губы и присаживаясь, — а то сам знаешь...

— Нет, — хмыкнул Петер, — не бойся. На, читай! Прямо не говорит, но что денежки у него водятся, понять можно. Не настолько, чтоб серебром разбрасываться, но нахлебником не будет.

— Ох ты! — Невпопад воскликнула Тильда, читавшая письмо, — он пишет, что отец...

— Новости грустные, — хмуро кивнул Петер, подперев висок кулаком, — ну да мы это и подозревали, когда восемь лет назад письма приходить перестали. Адресат выбыл и точка... Магда, сестра двоюродная, запрос посылала на Эрика, взять думала опеку.

— Ну да, ну да, — закивала женщина, — у неё же муж врач, да и дом свой, чего ж не взять-то!

— Вот... мы тогда и не знали, что думать. Вроде как адресат выбыл, а что, куда... Думали, что может дела пошли неважно, писать не хочет потому. Глупо, но Свенд такой человек, самолюбие у него болезненное.

— Получается, что Эрик мальчишкой ещё самостоятельным остался, да выжил и достаток приобрёл?

— Мать! — Петер стукнул кулаком по столу, — ты планы на парня-то не строй! А то знаю я тебя, ты уже Гретту за него выдать задумала, так?

— Ну... — смущённо отвела глаза женщина, комкая передник.

— Вот тебе и ну! Не видели мы его и не знаем, что к тому достатку прилагается! А то может, алкоголик или инвалид какой, нужен Гретте такой муж!? Да и помнить надо, что одиннадцать лет девчонке, а то планы у неё...

— Когда приезжает-то?

— Послезавтра, аккурат под воскресенье подгадал.

— Ну так я комнатку освобожу? Олав и в гостиной может поспать пару ночей.

— Дура, зачем ему у нас останавливаться, если деньги есть?! Аа... делай что хочешь!

* * *

Родственник понравились. Не без хитринки, но и подлинки не заметил. К слову, родичи они вполне настоящие, пусть и куда более дальние, чем считают сами. Мать в своё время заставила заучить генеалогию, да разбираться в семейных архивах помогал не раз.

В каждой семье есть скелеты в шкафу, о которых Иваны, родства не помнящие, сами порой не знают. Беглые крестьяне, каторжники, бастарды знатных фамилий, именитые учёные и известные всему городу мастера-ремесленники.

Стоит копнуть на три-четыре поколения назад, как оказывается, что предки твои прожили жизнь не так скучно, как кажется потомкам.

Милая, такая уютная и домашняя бабуля может оказаться ветераном подполья, лично резавшая глотки фрицам. А что ордена не носит, так ни к чему, и так мужиков после войны мало осталось! С орденами-то на груди кого найдёшь? Мужики самолюбивы, не каждый и подойдёт, особенно если у самого наград меньше.

Если учитывать всевозможных троюродных дядюшек, то можно без малейших натяжек написать о своих родичах авантюрный роман с интереснейшим (и абсолютно правдивым!) сюжетом.

Свенд действительно мой родственник и более того, его история вполне реальна... до определённого момента. Сын Эрик умел от малярии через полгода после смерти родителей. А теперь вот... выжил Я, оказывается.

Такие легенды тем удобны, что имеются не просто какие-то знания о родне, но железобетонная уверенность, что вы и в самом деле родня. При разговорах подобные вещи чувствуются порой, сыграть это не всегда возможно.

— Как... там? — Неловко спросил Олав, выйдя после ужина ко мне на крыльцо.

— Как и везде, — отвечаю невозмутимо, грея руки о большущую кружку кофе. Дом у этой ветви Ларсенов свой, пусть и расположен не в лучшем районе Копенгагена. Под задницей старая подушка на каменных ступенях крыльца, над головой небольшой навес, традиционный для Дании дождь... Хорошо-то как!

Не люблю дождь, но возможность вот так вот посидеть с кофе, пока капли барабанят по навесу и по улице в метре от тебя. Не нужно никуда бежать, ссутулившись и пряча голову в воротник. Просто сидеть и смотреть на дождь, будучи в тепле и уюте.

Олав помолчал, пряча руки в карманы и неловко глядя в сторону.

— Ну... вообще. Приключений много было?

— Больше, чем хотелось бы, — с трудом давлю улыбку. Помню себя в этом возрасте, ух каким обидчивым был! — Драки, поножовщины, перестрелки, дикие животные... всё было!

— Расскажи!

Начинаю неспешный рассказ о красотах Южной Америки, щедро разбавленный историями о тропических болезнях, паразитах и неустроенном быте. Так, чтобы приключения щедро мешались с грязью.

— Прямо... туда? — Олав показал себе на пах.

— Угу, — глоток кофе, — прямо туда и заплывает. Кандиру называется. Мелкая такая рыбка, со спичку размером и почти прозрачная. Сходил ты пописать, да в реку потом зашёл, вот она на запах мочи и плывёт. Говорят, прямо по струе заплыть может!

— Ужас какой! — Искренне сказал подросток, — и много такого?

— Полно! В некоторых местах даже на песок босой ногой ступать нельзя, личинок подхватишь. Не умрёшь, но потом или ядом их травить, или вырезать из-под кожи.

— Тебя послушать, так там только паразиты, триппер да невежество.

— Почему же? Ещё перевороты, бандиты и самое натуральное рабство. А золото и драгоценные камни встречаются почему-то заметно реже всякой гадости.

Олав ссутулился мрачно и через несколько минут ушёл в дом. Вскоре на крыльцо вышел Петер.

— Расспрашивал? — Как бы невзначай поинтересовался датчанин, раскуривая трубку облокотившись о дверь, — любит он о приключениях читать.

— Гм... читать и я люблю, участвовать уже не очень. Но я понял, о чём ты. Приземлил немного парня, об изнанке Южной Америки рассказал.

— Спасибо.

* * *

В Дании задержался всего на две недели — ровно настолько, чтобы получить гражданство, познакомиться с роднёй, обойти местные достопримечательности да вдоволь полакомиться датской едой.

На сегодняшний день это вполне благополучная страна, и если бы в планах было обзаведение семьёй и детьми, то на ближайшие тринадцать лет ничего лучше придумать нельзя. Тихо, спокойно, безопасно... скучно.

Через несколько десятков лет родина предков со стороны матери станет лакированной открыткой с достаточно высоким уровнем жизни, неплохими социальными гарантиями и главное (для человека из двадцать первого века) телевиденьем, а после и интернетом.

Пока же это пусть и благополучная (особенно на фоне общего европейского и мирового неустройства), но глубоко провинциальная страна. Наука, культура, идеи... всё в Дании вторично.

Возможно, я избалован жизнью в Москве, Мюнхене и Берлине, но не суть. Жить в Копенгагене я просто не смогу. Так что... сперва в Швейцарию, разобраться наконец с деньгами от ограбления, да и алмазы простроить не помешало бы. А потом в США, учиться в университете и заводить связи.

Года через полтора наступит Великая Депрессия, хочется немного спекульнуть. Аркадий Валерьевич щедро (порой без нашего на то желания) делился знаниями, так что в голове кое-что задержалось.

Состояньице у меня приличное, но... хочется побольше, чего уж там. Вроде бы и немало средств, а стоит купить дом, да автомобиль, да обзавестись хотя бы приходящей прислугой... и на жизнь останется не так уж и много. С учётом налогов, страховок, неизбежных в будущем детей и возможных проблем, хотелось бы приумножить капиталец. Тем более, что и возможность есть.

Я не жадный и не жлоб, но чтобы жить так, как я привык в двадцать первом веке, нужно много денег. И они у меня будут.

Восемнадцатая глава

Американскую таможню прошёл легко. Быстрая проверка немолодым и каким-то блеклым таможенным офицером документов на борту судна и...

— Добро пожаловать в Америку, — полным безразличия голосом.

— Благодарю вас, офицер, — подхватив чемоданы, двигаюсь к сходням в потоке пассажиров, с любопытством озираясь по сторонам.

На берегу показываю негритёнку четвертак и тот подхватил чемоданы, осклабившись во все шестьдесят четыре нечищеных зуба. Четвертак для такой мелкой услуги излишне щедро, зато информация о мотоватом европейце по цепочке просочилась к таксистам.

— Мистер, — услужливо распахнул дверь чёрного новенького Форда таксист-итальянец, плотный мужчина лет сорока, — куда вас отвезти?

— Хороший, но не слишком дорогой отель на тихой улочке. Такой, чтоб прислуга приличная, да загулявшие прохожие не мешали спать. Но не совсем в глуши.

Итальянец задумался ненадолго, скребя небритый подбородок. Растительность отчётливо поскрипывала под могучей пятернёй с неровными, явно обгрызенными ногтями, под которыми виднелась грязь.

— Есть такие, мистер, — наконец сказал он уверенно.

— А что так долго думал? Неужели заказ необычный?

— Тут дело такое, мистер, — начал таксист, выруливая на дорогу, — город-то у нас немаленький, так что сходу так сказать и нельзя. Где дорожные работы производят неподалёку, где шпана улицы делить начала, да шумно, со стрельбой. Вам же нервотрёпка такая не нужна?

Пятнадцать минут спустя Винченцо привёз меня на тихую улочку и помог выгрузить чемоданы.

— Восемьдесят центов, мистер. Ежели по счётчику,— намекающе сказал он.

Получив два доллара, просиял и вручил мне несколько визитных карточек.

— Эт моя, значит... может, понадобится такси заранее заказать... ну мало ли! Эт брата моего двоюродного, адвокат...

— Черкни-ка лучше адрески хороших пиццерий, — перебиваю его, — разных чтоб. Соскучился, сил нет!

— Так вы из наших, мистер? — лицо таксиста просветлело, — а так и не скажешь!

— Датчанин, просто очень уж итальянскую кухню люблю.

— Эт да, кухня у нас лучшая в мире, да и культура...

— Ни один образованный человек не станет с тобой спорить, — соглашаюсь с ним.

— Французишки разве что! — Хохотнул тот, расплываясь в улыбке от знакомства с таким замечательным мной.

Винченцо журчал, попутно записывая адреса. В его голове я уже стал если не своим, то как минимум кандидатом в почётные итальянцы. Случайно вышло... но удачно!

Таксист, да ещё таксист итальянец, это ценнейший кадр, информированность у него зашкаливает. Если не знает чего-то сам, то наверняка сведёт с тем, кто знает, контакты порой самые неожиданные.

А пиццу я и правда люблю, да и по фаст-фуду вообще соскучился...

* * *

Светящаяся реклама на улицах Нью-Йорка наличествует уже в двадцать седьмом году. Яркая, бросающаяся в глаза, слепящая — так она выглядит на центральных улицах. И пусть до нормативов двадцать первого века ей далеко, но... я поплыл.

В голове будто щёлкнул невидимый переключатель, появилась железобетонная уверенность, что это мой город. Город, в котором я родился и вырос, знаю до последней подворотни.

Чувство это ложное, базирующееся на многочисленных передачах и ситкомах, просмотренных ещё дома. Все эти Друзья, Секс в Большом городе... имя им Легион. Вроде и не являлся фанатом ТВ, но всё ж таки не в вакууме жил, волей-неволей насмотрелся и наслушался.

Попав в Нью-Йорк, пусть даже и образца тысяча девятьсот двадцать седьмого года, я будто попал в привычный, насквозь знакомый мир. Домой.

Уйдя с центральных улиц, в какой-то дурной эйфории покатался на метро и трамваях, пошатался по закоулкам... и теперь не знаю, где нахожусь. Заблудился. Понятно только, что местечко если не злачное, то где-то рядом.

Невысокие однотипные дома в пять-семь этажей, с металлическими лестницами снаружи. Развешанное кое-где постиранное бельё, грязные улицы и почти полное отсутствие прохожих. Оно и неудивительно, в час ночи-то...

— Мистер, — шагнул я к прохожему, но тот резко шарахнулся от меня — так, что упал на четвереньки и несколько шагов пробежал в стиле диких предков, прежде чем поднялся по эволюционной лестнице до человека прямоходящего. Преследовать не стал и напуганный горожанин через полсотни метров вскарабкался уже на лестницу металлическую.

Смутно различимый при тусклом свете редких фонарей, он помахал мне оттуда рукой.

— Вряд ли приветствие, скорее уж кулаком грозит, — говорю сам себе и нервно смеюсь. Нехороший прецедент, между нами — если так шагаются от случайного прохожего, причём одетого хорошо, то райончик явственно криминальный. Причём из тех, где регулярно убивают.

Как назло, оружия с собой нет — ни револьвера, ни даже ножа с кастетом. Не то чтобы умею ножом... но всё спокойней.

Отойдя под стену дома, чтобы не быть вовсе уж на виду, прикусываю губу. Что-то мне подсказывает, что вляпаться в приключение здесь можно на раз. Стреляют сейчас часто, но всё больше ребята серьёзные, не боящиеся сирен полиции и любопытных глаз, прильнувших к окнам.