Великая Депрессия. Эффект бабочки

Выскочив в Рудове, несколько минут заполошно мечусь по району, старательно демонстрируя все признаки начитавшегося дешёвых детективов юнца, норовящего оторваться от погони. Я не знаю, приставили ко мне людей господа бывшие и удалось ли мне оторваться от этих гипотетических людей, но рисковать не хочу.

Во-первых безопасность... нет никакой уверенности, что меня не прирежут. Запрошенная мной сумма пусть и мелка на фоне Большого Дела, но для нищих белогвардейцев достаточно внушительна.

Во-вторых имидж. Тени сомнения возникнуть не должно, что я именно юнец, мнящий себя умным, но на деле выбранный Игроками для миссии едва ли не подброшенной монеткой. Это компаньоны все такие умные и загадочные, со сложной судьбой и биографией... А я просто дурной юнец!

— Простите! — Натыкаюсь на молодого немца с повадками рабочего.

— Чтоб тебя разорвало, собака свинская! — Невысокий крепыш настроен агрессивно, пусть и не до крайности.

— Ещё раз прошу прощения, — склоняю голову, озираясь при этом по сторонам.

— Осторожней ходи, болван, — уже мягче говорит молодой мужчина.

* * *

Два часа спустя, став на тридцать марок беднее, прохожу под арками Гамбургского вокзала, торопясь на поезд. Вагон второго класса напоминает скорее пригородную электричку, отличия скорее дизайнерские, чем смысловые.

— Добрый день, — поприветствовал меня попутчик, присаживаясь рядом, — Михель Сандов.

— Александр Сушков.

— Из пруссаков ?

— Русский.

— Гхм... бывает, — брякает попутчик, — извините. Я... гхм... может, в шахматы?

Дорожные шахматы с магнитиками поставлены на столик меж скамей, играем блиц навылет. Узнав о шахматной партии, к нам присоединилось трое любителей этой игры. Пожилой сухощавый чиновник предпенсионного возраста в потёртом мундире, юноша лет шестнадцати и молодой ещё, но грузный и одышливый ветеран.

— Газы. Спасибо Господу, что жив остался.

От Берлина до Гамбурга по железной дороге меньше трёхсот километров, так что купейными вагонами народ особо не избалован. Что толку брать дорогое купе, если через несколько часов прибудешь в пункт назначения?

— Сильный вы игрок, герр Сандов, — с искренним уважением говорю сопернику и уступаю место. Играю где-то на уровне третьего-второго разряда — официального не имею, с компьютером в своё время, — пять партий из шести это сильно. Герр Михоэлс, вы позволите?

— Да-да, — кивает чиновник, погрузившись в игру, — читайте конечно. Я только криминальную хронику не дочитал, но я ей обычно и не интересуюсь.

Листаю газету скорее чтобы занять себя. В Германии образца тысяча девятьсот двадцать седьмого года я всего-то пару недель и до сих пор не могу понять... Как, ну вот как одно из самых демократичных государств мира эволюционировало в зигующих нацистов?!

Веймарская республика, несмотря на вполне понятные затруднения с экономикой , государство очень симпатичное. Продуманные реформы образования и медицины, насыщенная и очень свободная культурная жизнь. Последняя не без излишеств... но на фоне века двадцать первого здешняя раскованность и толерантное отношение к заднеприводным кажется чем-то пуританским.

Неплохая социальная программа — строится социальное жильё, работает бесплатная (пусть и частично бесплатная) медицина, на государственном уровне поддерживается массовый спорт и массовый же туризм. Здоровое, крепкое, социально ориентированное государство. И народ... здесь и сейчас именно мы, немцы , носим почётное прозвище самых читающих .

А ферейны ?! Певческие, музыкальные, хоровые, шахматные... Редкий немец не состоит в двух-трёх, развиваясь культурно и интеллектуально. Куда всё ушло!?

Как терпимый, высококультурный, интеллектуальный народ дошёл до нацистской идеологии? В настоящее время это удел маргинальных партий и даже печально знаменитая в будем НСДАП имеет не только правое, но и левое крыло. Братья Штрассеры, занимающие в этой партии немалые посты, не просто открытые социалисты, но и открыто заявляют о симпатиях к большевистской России !

Неужели отец был прав и Гитлера к власти привели американцы, банкиры и прочие... Сейчас, в двадцать седьмом году, я склонен поверить отцу, а не школьной учительнице истории фрау Мюллер.

Седьмая глава

Математичка бубнила что-то у доски, до меня доносились лишь отдельные фразы.

— ... таким образом, — стук мела о классную доску.

— ... получаем...

Ребята в классе переговариваются негромко, не переходя черты. Математичка по совместительству наша классная, но... не тянет Жукова Ольга Михайловна на это звание, ох не тянет! Её-то и учительницей можно назвать с трудом. Диплом есть, знания тоже... а вот умений донести эти знания до детей не наблюдается, как и желания.

Говорят, что ребята постарше могут и пройтись по классу во время уроков, а летом и вовсе — покурить у открытого окна. Оценки у неё зависят в основном от толщины родительского кошелька, а не от знаний. Ну или от умения лизнуть, не без этого.

Невнятная особа, тусклая какая-то. Невысокая, заметно ниже среднего роста. Миловидное неухоженное лицо женщины чуть за сорок, конских размеров круп с толстенными ногами при сравнительно нормальном торсе. Колготок на ней нет по случаю жаркого дня и хорошо видны толстые чёрные волоски, впору иному мужику. Довольно редкие, но какие-то неприятные, как свиная щетина.

Общее впечатление запущенности какой-то сальности. Жирные волосы с перхотью, жирная кожа с крупными порами и россыпью мелких чёрных угрей.

Да уж... сказал бы кто, что на уроке моей любимой математики буду не учиться, а разглядывать волосатые ноги учительницы, посмеялся бы. Сырым ещё завидовал немного — дескать, Москва! Уровень учителей высокий... уровень пока намного ниже, чем в Атырау. Правда, школа у нас не из самых громких. Прямо скажем, убогонькая.

Более-менее квалифицированные педагоги как пылесосом вытягиваются престижными лицеями, гимназиями и частными школами. У нас преподают всё больше неудачники с низкой квалификацией, немногочисленные энтузиасты да новички, изначально нацеленные на переход в другие учебные заведения.

Только историчка соответствует званию учителя, да говорят — у старшаков пара учителей неплохи. Старенькая уже, близкая к маразму химичка Леонида Викторовна, да физичка Жанна как её там... Физрук ещё неплох — тот, который постарше, пузатый. Добродушный такой дядька, уроки интересно ведёт.

Молодой низкорослый качок больше озабочен тисканьем малолеток (поговаривают, не только тисканьем!) да прокачиванием ЧСВ . Ударить может ученика, были уже прецеденты. Да не символический подзатыльник или поджопник, а крепенько — до нокдауна!

Уволили бы мудака, но... спальный район окраины Москвы подразумевает соответствующий контингент. Нет здесь крутышей, всё больше дети лузеров. А качок со связями... да и в школе работает скорее ради малолеток. Уррод...

Зазвенел звонок и одноклассники, не дожидаясь разрешения учительницы, гурьбой ринулись к выходу, толкаясь и переругиваясь. Я не тороплюсь, иду к выходу последним. Увы... не вписался я в класс.

Вроде бы не дурак, не трус, не доносчик. Нет неприятных привычек, вроде ковыряния в носу или почёсывания яиц. Драться могу неплохо, лучше меня в классе только один... ладно, двое. Но они жлобы здоровые, один на голову выше меня, другой на полторы.

Со всеми уже почти смахнулся за последнюю пару недель, синяки вообще не проходили. И чёрт его знает, почему жертвой назначили?! Одних акцент раздражает, хотя в школе понаехавших полно.

Понаехавшие таджики и азербайджанцы тусуются вместе, к ним особо претензий не предъявишь. Да и старших родственников не стесняются подключать для детских разборок. Не просто окоротить зарвавшегося пиздюка, а избить.

А я вроде как и понаехавший, но без прикрытия со стороны диаспоры. Да и не совсем русский... точнее даже, совсем не русский. Многих, кстати, раздражает то, что я немец.

— Свалишь в свою Европу на пособие, фриц хренов! — Похожие фразы слышал не раз... — фашист недобитый!

От народного мстителя меня оттаскивали учителя, кастет пригодился... С тех пор не трогают — бойкот объявили, суки! И не бегать же за каждым, рассказывая, что у меня не только дедушки воевали, но и бабушки! Да на правильной стороне, на нашей.

Такие вот высокие отношения у меня в школе. Дома не особо лучше — раньше уроки с мамой делал, поговорить мог с отцом. Да и брат с сестрой пусть не идеальны, но... нормальные, в общем. Не слишком ладим, но родня как-никак.

С переездом в эту грёбаную Москву всё кувырком покатилось. Отец работу нашёл, да с подработками, теперь домой только ночевать приходит. У матери тоже самое — в фирму какую-то переводчицей устроилась, да частные уроки даёт. Можно и в ВУЗ устроиться, но оклад копеечный предлагают, а взятки брать она не умеет и учиться не хочет.

Пробовал пожаловаться... некогда им.

— Сам разберись, малыш, ты ведь взрослый уже.

Ага, разберёшься тут... мне б хоть поговорить, выплеснуть. Но на фоне родительских проблем мои как-то меркнут. Слышу же, о чём говорят, не глухой. С гражданством проблемы, а отсюда и всё остальное вытекает. Понаехавшие с диаспорами гражданство получают без проблем — даже если русского языка почти не знают и приходят в паспортный отдел с ваххабитской бородой. А у нас вот так...

Брат с сестрой тоже... выпускные классы, да школы другие. В один только конец по часу добираться, если повезёт. Задерживаются постоянно — факультативы всякие и вообще...

Я бы тоже перевёлся, но куда там! Это единственная школа, куда меня взять согласились. Переполнены школы в нашем районе, а ездить куда-то... маленький я ещё... Блять, как драться по несколько раз на день, так не маленький! Что, не видят синяки? Видят... просто стараются не замечать. Успокаивают себя, что это ерунда, детские потасовки... Но ездить куда-то я ещё маленький, вдруг обидят?!

Открыв ключом железную дверь, кидаю портфель на пол и стряхиваю обувь.

— Бля... опять самому готовить!

Понятно, мать устаёт и некогда, да и сам уже не маленький. Приготовить могу не только яичницу или пельмени сварить, но и суп. Но... накатило. Всё одно к одному — переезд этот клятый, школа, убогая двухкомнатная хрущоба с брежневским ремонтом.

Сидя на полу прихожей, я ревел — безостановочно, навзрыд. Мне двенадцати ещё нет, имею право! Проревешись, умылся под холодной водой, просморкался и наскоро приготовил омлет с луком и помидорами, закинув в микроволновку пару сосисок.

На уроки ушло чуть больше часа — математика всегда нравилась, а языки... Ну смешно же, когда твоя мама кандидат наук со специализацией в романо-германских языках. И когда ты сам этот самый... романо-германец. С детства так повелось, что с отцом дома на немецком говорим, с мамой на датском, на улице русский и казахский, в школе русский и английский. Станешь тут полиглотом!

Правда, русский и литра не очень... Пишу грамотно и читаю много, а вот правил никак запомнить не могу! С немецкими постоянно путаю... Историю тоже не люблю — врут много. А... на тройку хватит, а больше мне и не надо!

Покосившись на сгоревший комп — один к одному всё... выхожу на улицу. Не то чтобы тянет гулять, райончик поганый. В смысле безопасный... относительно, просто здесь начинаешь понимать, что же такое бетонные джунгли. Сплошь бетон и автостоянки, с редкими кустиками и деревцами, да стоящими на газонах и детских площадках машинами.

В Атырау получше, хотя бы простора больше, есть где гулять. Правда, насчёт подраться там тоже проще — здесь народ зажатый какой-то, всё родственниками норовят напугать, а не собственными кулаками.

Покоившись на компанию ребят постарше, иду к турникам.

— Силён! А ещё выход силой можешь?! — Понаблюдав немного, спрашивает один тех ребят, парень лет четырнадцати. С самым независимым видом делаю выход силой ещё десять раз и спрыгиваю.

— Гимнаст или единоборствами занимаешься? — Дружелюбно интересуется гоповатого вида старшак.

— Цирковая студия... раньше, в Казахстане занимался.

— Казах, что ли? — Удивляется разбитного вида симпатичная девчонка, — не похож вроде.

— Да там и русских полно... но я немец.

— Настоящий? Ой, не могу! — Девочка заливается хохотом, — видел бы ты своё лицо, когда я спросила! Знаю я о немцах Казахстана, не совсем тёмная. Давно переехал?

— С пару месяцев.

— Ну и как?

Отмахиваюсь рукой, но старшаки дружелюбны, угощают семечками и чипсами. Неохотно поначалу, но постепенно оживая, рассказываю им свою историю.

— ... да ты что! — Переглядываются новые приятели, — и фокусам? Покаж!

— Фокусы самые простые умею — так, с монетками да картам. Я в основном акробатикой и жонглированием, ну и на канате немного. Фокусы так... пока отдыхал. Ножи ещё немножко метал.

— Не ссы, малой! — Подбадривает главный в этой компании, темноволосый Пашка, — многие вообще ничего не умеют!

Показываю то немногое, что умею.

— Могёшь! — Одобрительно говорит Ирка, — а гляди как я!

Оказывается, все из компании что-то да умеют — монетки и карты и так и мелькают в руках, исчезая и появляясь в самых неожиданных местах.

— Тоже цирковая студия? — Восторгу моему нет предела — новые знакомые, да ещё если циркачи... Может, и ничего так в Москве? Приживусь?

— Типа того! — Смеётся Пашка.

* * *

Стряхнуть хвост не получилось, в Гамбурге заметил интерес ко мне белогвардейцев. Не то чтобы я старался уйти от слежки всерьёз, но... страшновато. Вряд ли за мной нацелили персональных филеров и душегубов, скорее просто звякнули местному отделению РОВС, описав внешность.

Двое мужчин на вокзале насторожили меня сразу. Представители плебса нередко пытаются поднять свой рейтинг в глазах окружающих дорогой одеждой, аксессуарами и псевдосветским поведением. Да хоть на примере Аркадия Валерьевича! А тут строго наоборот... явные представители аристократии, пытающие казаться плебеями.

— Он?

— Он. Ведём.

Я не слышал, что они говорили, да и читать по губам не умею, но нафантазированные слова явно оказались пророческими. Вести меня начали не слишком умело и как-то... агрессивно, что ли. Так ведут человека оперативники, готовые брать клиента жёстко, либо... убийцы.

От таких мыслей внутри всё похолодело и прихватило живот.

Посещение чистенького привокзального сортира оказалось делом нервным. Сидеть в позе орла с выставленным стилетом...

— Наркоман чёртов! — Ругнулся пожилой немец, заметив блеск клинка, — развелось в Германии всякой швали! Нет, при Кайзере было лучше...

Вымыв руки и ополоснув пылающее лицо холодной водой, спрятал стилет в потайные ножны на ремне. Купив дрянную папиросу у мальчишки разносчика с подбитым глазом, торгующего поштучно, сажусь на лавочке неподалёку от вокзала и закуриваю. Так-то не курю, но иногда как повод сигареты удобны.

Лавочка на солнцепёке, площадь перед вокзалом просматривается хорошо. Преследователи мои внезапно заинтересовались архитектурными достопримечательностями, с преувеличенным вниманием разглядывая что-то и обильно жестикулируя.