Великая Депрессия. Эффект бабочки

— Сам-то тогда зачем этими... — покрутил кистью здоровяк Мэттью, — штучками.

— Мне в юности не до спорта было, а все эти штучки, они как раз прикладные — для улицы и войны.

Кивают понимающе, американцы в этом времени в большинстве своём драться умеют и ничуть не боятся. Едва ли не любой мальчишка, за исключение редких тепличных особей вроде Зака, десятки и сотни раз дрался один на один и толпой — банда на банду. Драки и жестокие подростковые разборки с делением на своих и чужих — важная часть культуры.

— Многие приёмы у меня жёсткие, такие в спортивной схватке не применишь, — продолжаю объяснять, — так что давайте покажу сперва их, а потом обговорим правила.

— Всё понятно — пробасил Мэттью десяток минут спустя, — до первого удачного касания работаем. В торс ты меня не особо пробьёшь, а вот в горло или в коленку удивить можешь.

Полчаса спустя полицейскую систему рукопашного боя из двадцать первого века признали годной, лучше всяких там джиу-джитсу.

— Сразу видно, европеец придумал, — одобрительно гудел Мэтт, заботливо прикладывая к моему глазу завёрнутый в полотенце лёд, — никакой мистики хреновой, всё по делу. На ковре так не лучше борьбы или бокса, но на улице я бы на тебя поставил. Так, парни?

Парни отозвались одобрительным гуденьем, новую для себя систему оценили достаточно высоко.

— Да борьба и на улице немногим хуже, — с некоторым сомнением отозвался тяжеловес Рой, — не против ножа, понятно...

— Это тебе лучше, — задиристо сказал Ларри, — а мне с весом мухи самое то! И заметили, парни? Здесь не нужно быть силачом, этой... системой и в сорок лет заниматься можно, когда совсем уже стариком станешь!

— Ничего так, — вынес вердикт заглянувший на шум тренер Келсо, — для улицы годится. А ты... Эрик? Пройдём на стадион, глянуть хочу, на что ты способен.

Выразительно дотрагиваюсь до фингала, намекая на состоявшийся нокдаун и не лучшую форму для занятий лёгкой атлетикой, но тренер неумолим.

— Бегунами Маккормик занимается, но проверить тебя и я могу. Давай! Ясно, что на рекорды ты сегодня не пробежишь, потенциал глянуть хочу.

— Теперь с места, — без тени эмоций сказал Келсо, записав результаты забегов в блокноте. Подойдя к прыжковому сектору, пробую ногами поверхность — не скользит ли? Лёгкой атлетикой особо не увлекался, но когда всю сознательную жизнь занимаешься спортом, сложно не нахвататься по верхам.

Ноги для меня важнее всего — хоть в цирковой период, хоть позже — в период активных занятий единоборствами. Да и позже, когда единоборствами стал заниматься исключительно для поддержания формы, пришло увлечение паркуром . А там и бегать, и прыгать...

— Одиннадцать футов без двух дюймов , — странным голосом говорит тренер, — ещё.

Прыгаю снова и сам вижу, что результат сравним, пусть и чуть меньше первого.

— Занимался лёгкой атлетикой?

— Так... — пожимаю плечами, — немного. Всё больше единоборствами да паркуром.

— В футбол играл?

— Конечно! А... американский... нет, только в европейский. В регби ещё, но нечасто. Я больше в баскетбол.

— И хорошо?

— Тренер, — опускаю чуть голову набок, — я так понял, что впечатлил?

— Более чем, — вздыхает Келсо, ероша остатки волос на голове, — Ты хоть знаешь, что прыгнул почти на рекорд ?

Открыв было рот, медленно закрываю его... вот так и проваливаются шпионы. То, что было едва ли не нормой для хорошо тренированного физкультурника в двадцать первом веке — рекорды начала века двадцатого.

— Ты подумай, — продолжил тренер, не подозревающий о моих метаниях, — быть в команде университета — очень престижно. Конечно, заниматься нужно с отдачей, но и от университета отдача будет, ты уж поверь! Спортсменов знают и любят, им куда проще войти...

Мотнув головой верх, Келсо замолк, глядя выжидающе. Дилемма... спорт будет отнимать время, нужное для учёбы и врастания в местное общество, зато и врастание это будет идти значительно проще. Вроде как. Или нет?

— Я... мне нужно подумать, тренер.

Двадцать восьмая глава

Братья Алиевы зажали нас в районе Ораниенбургской улицы в центральном районе. Туристы, бродящие здесь стадами, ничуть не смущали турок. Район этот, несмотря на туристическую популярность, достаточно криминальный, случаев ограбления, а то и изнасилований среди бела дня предостаточно.

Сперва турки, а потом и выходцы из Африки приучили местных, что спешить на помощь нельзя! Для выходца из какого-нибудь Марокко сдвинутые понятия чести, вынесенные из провинциальной глубинки полудикой страны, куда важней европейских законов. Отсидка в комфортабельной немецкой тюрьме, да с поддержкой землячества... курорт!

Вот и привыкли местные обыватели и туристы не спешить на помощь при криках помогите... Есть, конечно, отдельные храбрецы — немцы и европейцы отнюдь не такие рохли, как показывают по российскому ТВ. Но пределы допустимой самообороны в Европе ничуть не менее вывернутые, чем в России. Да и положительная толерантность к мигрантам и их потомках на законодательно уровне сказывается не лучшим образом.

— Кино! Не мешайте, снимается кино! — орали помощники режиссёров туристам, — ведите себя максимально естественно, снимают скрытые камеры!

Не все в толпе поверили крикам смуглых помощников режиссёра, тем более акцент... но проще уговорить себя, что ты не трус, это кино!

Пробиваемся через толпу, расталкивая людей, сами туристы расступаются неохотно. Трое подростков-европейцев не внушают ни уважения, ни опаски. Другое дело, бегущие за нами откормленные боевики из спортивных мусульманских клубов.

Все как один рослые, здоровые парни, не занимающиеся ничем, кроме тренировок и таких вот... акций.

— Стой! — Слышу голос на чистом немецком, — поймаем, хуже будет

Над головой пролетает банка с газировкой, с силой впечатавшись в стену дома.

— Мохаммед, — выдыхает Курт, — немец... обрезанный...

Ситуация страшная, такие вот омусульманенные ренегаты в Германии перестали быть редкостью. И бог бы с ними, с ценителями мирного ислама. Есть такие, есть... но есть и другие, прельщённые романтикой борьбы. В определённом возрасте людям всё равно за что бороться, лишь бы драйв, движуха...

Одни приходят к анархистам, другие к неонацистам, третьи... вот, бежит Мохаммед, белобрысый фанатик-исламист с арийскими предками. Как многие неофиты, он склонен кому-то что-то доказывать... жестокость и отсутствие тормозов поражают.

От того, что он вместе с Алиевыми, ещё страшней — отморозки ещё те. Не убьют... наверное, но фантазия у них богатая, в руки лучше не попадаться. Говорят, что татуировка шлюха на лбу Мирки из десятого — их работа. Доказать ничего не удалось, но нам и косвенных данных хватает.

— Давай! — Выдыхает Курт, сворачивая резко в сторону подворотен, — делай как я!

Один из домов в подворотне украшен многочисленными выступами и лепниной. Курт, скинув скользкие, но такие неуместные туфли, начинает восхождение наверх. Недолго думая, вместе с Лемке следуем за ним.

Основы паркура знаем, как собственно, большая часть подростков из не вполне благополучных семей. Ну а с моим прошлым тем более...

— Шайзе! — Ругнулся Лемке, когда в бок ему попал брошенный кем-то из турок кусок мусора, — чуть не сорвался!

Неожиданно открылось окно и показалась усатая физиономия.

— Давайте, парни! — Престарелый спаситель, крепко пахнущий лекарствами, помог влезть в свою квартиру, и вовремя.

— Спасибо, — выдыхаем почти одновременно, — нам скорее наружу, через крыши уйдём!

— Вам скорее сидеть, — сурово рявкает дед, шевельнув усами, — я этих ваших ушлёпков не боюсь и не боялся! На русском фронте выжил и в русском плену, а тут в родной стране — уголовники турецкие!? Да я лучше последние годы в тюрьме проведу за их убийство, чем позволю преступным иностранцам преследовать наших ребят!

Достав ружьё впечатляющего калибра, старик споро зарядил его и засуетился.

— Полицию я уже вызвал, давайте пока чаю. Вот... конфеты есть...

Герр Мюллер суетился и хлопотал вокруг, а я не мог отделаться от странного ощущения, будто в мире что-то пошло не так...

* * *

— Факультет искусств... хм, — покусав губу, — всё-таки вычёркиваем. Приспичит, можно будет на лекции походить ради развития кругозора.

— Остались экономика, юриспруденция, химия и инженерные направления, — подытожил профессор Ланцер, кидая на кафедру влажную тряпку, — по юриспруденции могу помочь с решением прямо сейчас.

— Весь внимание!

— Есть желание заниматься политикой или публичной деятельностью?

Отрицательно мотаю головой, на что Шарнье смеётся, отставив бокал в сторону.

— Минус, — произносит Ланцер, выводя его мелом на доске. Заниматься юридической практикой? Тоже нет? Тогда зачем тебе может понадобится юриспруденция, поясни.

Задумываюсь, непроизвольно сложив ладони домиком. А действительно, зачем? Честно награб... добытые деньги ныне в Швейцарии. Фонд, который купил другой фонд, который купил частный банк... Схема запутанная, но достаточно надёжная, выйти на владельца, то есть меня, проблематично даже Рокфеллеру.

Не то чтобы у того нет возможностей... есть, ещё как есть! Просто в финансовом мире не принято слишком пристальное внимание к таким фондам. Нехорошо это, не по правилам.

Крупный капитал часто балуется подобным образом. Уход от налогов, возможность иметь средства, движение которых не смогут проследить конкуренты и так далее.

Имея собственный банк, можно продолжить потихонечку инвестиции в месторождения. Осторожно, не привлекая внимания... запутаю следы — благо, знаю как. Имея большие средства, можно влиять на политику и экономику в больших масштабах. Если всё пройдёт удачно, году этак к тридцать третьему получится стать песчинкой...

Инженерные специальности интересны, но... возиться в мастерских и лабораториях самому, имея масштабный финансовый инструмент, попросту глупо. Это эскапизм какой-то, а не попытка изменить хоть что-то в надвигающейся Мировой Бойне! Проще нанять специалистов, указав им нужную дорогу.

Ковыряться в мастерской, пытаясь получить новый двигатель, кубик рубика или более подвинутую версию акваланга, особенно не будучи технарём по образованию и имея только самое приблизительное понимание как оно должно получиться... глупо. Интересно, но глупо. В конце-концов, можно выбрать это в качестве хобби.

— Экономика. Спасибо, господа.

Профессора переглядываются и смеются:

— Знал бы ты, как часто мы помогаем молодым людям сделать нужный выбор! — С ностальгией говорит Ланцер и они снова смеются.

* * *

Герберт Херман вышел из больницы и подставил лицо под дождь. Капли воды, смешавшись со слезами, стекали по его щекам на воротник дешёвого пиджака. Только что в бесплатной больнице Нью-Йорка умерла дочь, маленькая Эва...

Мысли в голове самые безрадостные, жить не хочется. Мигрант, в поисках работы перебравшийся после поражения Германии в США, он так и не прижился здесь.

Жена умерла от туберкулёза два года назад, а сегодня и дочка... Машина одного из приближённых Меера Лански сбила девочку на тротуаре. Тощая пачка денег на лечение, тут же вытащенная из кармана бандитом, не помогла ребёнку выжить.

А пока дочка лечилась, Герберт всеми правдами и неправдами добывал средства. Бандитская подачка быстро закончились, да и было их... так, карманные деньги не слишком крупного бутлегера . Средства быстро закончились, а из имущества остался только дешёвый костюм да древний револьвер с двумя патронами. Только застрелиться...

Нащупав в кармане револьвер, мужчина усмехнулся криво.

— Удачно... — негромко сказал он, вытаскивая оружие и приставляя к виску, — всё меньше работы служителям морга.

— Лучше бы с пользой, — донёсся равнодушный голос на немецком.

Повернув голову, Херман увидел пожилого мужчину с явственно офицерской выправкой, кричащей о поколениях прусской муштры.

— Да что вы знаете... — вырвалось у Герберта, на что офицер только усмехнулся криво уголком рта.

— Знаю? Знаю, что если люди начнут не стреляться и травиться, а уходить из жизни, забрав с собой обидчика, мир станет намного чище.

Двадцать минут спустя Герберт сидел с дешёвой закусочной и рассказывал прусскому офицеру историю своей жизни.

— Люди Лански? — Нахмурился пруссак, — и здесь он... Может, это и к лучшему. Хотите уйти пусто или как воин?

Заданный в лоб вопрос заставил мужчину опешить замешкаться, глаза офицера давили.

— Как воин, — медленно сказал наконец Херман, решив для себя всё. Благодарю, герр...

— Без чинов! — Прозвучал ответ, уверивший бывшего ефрейтора, что перед ним как минимум отставной майор, — кем на фронте?

— Пулемётчик, — сидя выправился немец. Офицер сжал тонкие губы в полоску.

— Что ж... тем лучше. Тем лучше...

Старый, но вполне надёжный пулемёт Максим у окна квартиры, пять тысяч патронов в лентах к нему, запасной ствол, вода в кожухе. Усмехнувшись, Герберт погладил пулемёт ласково, как бывало, гладил свою таксу.

Карабин Манлихера в углу, патронов почти две сотни. Люгер с двумя обоймами, гранат пять штук. Дюжина банок консервов, вода в канистрах.

Всё, как тогда, на войне. Долговременная огневая точка. С такими запасами... Предусмотрительный герр майор... настоящий немец! Не понадобятся запасы, но... а вдруг!? Порядок прежде всего!

Прильнув к биноклю, мужчина уселся на стуле, поглядывая на дверь клуба. Сухой закон породил множество химер, и одна из них — вроде-как-тайные-клубы, в которых можно получить выпивку не в чайных и кофейных чашках, а как положено — в стаканах и бокалах.

О существовании клубов знают все, и где они находятся — тоже. Но правила игры диктуют своё и клубы вроде как скрываются, переезжая время от времени.

Вот и этот, излюбленный Лански, расположен в не самом презентабельном спальном квартале. В нормальном районе попробуй пронести пулемёт, пусть даже и в разобранном виде, без габаритного противопульного щитка! А здесь всем наплевать, а если кто и заметит, то боязливо закроет глаза, ведь все знают, что этот район держит Лански и соответственно — это его люди. Ну а кто ж ещё!?

— Зашевелились, — пробормотал немец, напрягая зрения, — кто... нет, мимо пока. Подождём...

Постоянно грызя зёрна кофе, спать мужчина не хотел, а сердце колотилось, как после пробежки к вражеским окопам. Ждать пришлось почти до самого утра, но вот наконец и Лански... это лицо сложно перепутать.

Выйдя из клуба, один из влиятельнейших мафиози ненадолго стал на тротуаре, что-то с улыбкой рассказывая красивой женщине. Слова его прервала тяжёлая пуля, попавшая прямо в голову, а затем короткие очереди прошлись по всем, стоящим у входа.

Меньше тридцати секунд понадобилось пулемётчику на уничтожение почти полутора десятка человек. Небольшой перерыв... и пулемёт застрекотал снова, разнося неподвижные тела в клочья.

Замолк... минута, другая... и вот из бара выскакивают служители и бандиты, крича что-то на нескольких языках. Херман опознал итальянский, идиш и... русский? Ах да, Лански русский еврей...