Великая Депрессия. Эффект бабочки

— Отлично. Теперь другое... посмотрел я недавно на скаутские лагеря, и грустно стало... Капиталисты нашли возможность работать с молодёжью, формируя мышление в нужном ключе.

— Мы работаем...

— Знаю, знаю! А как ты смотришь на то, чтобы расширить охват? Представь себе лагеря по образцу скаутских, только что не дети, а молодёжь студенческого возраста. Лет хотя бы...

— От шестнадцати, — подхватил анархист, — а я сам в четырнадцать идеями социализма заинтересовался, но это редкость. А в шестнадцать самое то, ребята к этому времени успевают поработать и понять, какой же несправедливый мир вокруг.

— Тебе видней, — спорить нет желания. Привитые в двадцать первом веке убеждения кричат, что в этом возрасте они ещё дети, что нужно учиться и развиваться... Но время сейчас другое и реалии немного не те. Да и сам...

— Лагеря, где молодёжи будут разъяснять немного политику — не анархизм! Социализм вообще, заработай себе и анархическому движению немного очков в глаза приверженцев других социалистических идеологий.

— Не анархизм, но лагерь от анархистов? — Хмыкнул Хосе, — это само по себе будет отменной агитацией.

— На то и рассчитано. Курс — недели три, как и положено нормальному скаутскому лагерю. Бокс, борьба... тут указывать не буду, кто из хороших тренеров под рукой окажется, того и берите. Всё равно за такое короткое время серьёзных бойцов не сделать. Так... самооценку немного поднять.

Протягиваю листочек с начерно набросанным планом.

— Здесь вкратце. Физическая подготовка по большому счёту не нужна, но важна как часть подготовки психической.

— Это ясно, — пробормотал Хосе, бегло пробегая строки глазами, — тяжёлые переходы, физкультура до обморока... Самоуважение само проклёвывается — я смог! Проще потом смотреть страхам в глаза и ставить для себя куда более значимые цели.

— Да. Ну и всего по мелочи — горная или лесная подготовка — от местности, сам смотри. Стрельба, основы сапёрной подготовки, ножом немного работать, автомобиль водить, слежку вести и слежку замечать, как освободиться от наручников и верёвок, вскрывать замки.

— За такое время только азы... но понял — лучше, чем ничего, а там и присмотреться можно. А требование тайны зачем?

— А зачем посторонним знать, что анархисты готовят потенциальных боевиков? Так вы набрали молодёжь... кого в скаутские лагеря, кого на работы краткосрочные завербовали. Здесь главное — по рекомендациям. Живут где-то твои товарищи и не могут не видеть, что вокруг есть достойная смена. Заводить разговоры рискованно хотя бы потому, что возраст такой — проболтаться могут от глупости молодой. Ну или просто выдадут себя... знаешь, у причастных к тайне в этом возрасте даже походка меняться может.

— Да уж знаю, — усмехнулся Родригес криво, явно вспоминая что-то своё.

— Прекрасно. Главное здесь — тайна. Свои имена говорить нельзя, имена инструкторов неизвестны, лица неплохо бы закрывать. Ну и своих товарищей в эти лагеря можно — из тех, кто молод, да проверен. Или молодо выглядит, это уж сами сообразите.

— Вроде как студенты, но изнутри будут приглядывать? Интересно... с двух сторон пригляд.

— Главное — никаких постоянных лагерей! Подготовили группу молодняка, сняли ферму там старую или вовсе — палатки на природе. Погоняли несколько недель, да и свернули деятельность.

— Каждый раз заново?

— По ситуации. Если власти в районе вовсе уж мышей не ловят, то можно и на пару месяцев, но дальше всё — опасно. Кто-то проболтается непременно, ну а если и нет, так углядят недозволенное. Не стоит рассчитывать на идиотизм властей.

— Ещё можно с вербовкой на работу интересно сделать, — воодушевился Родригес, — предприятие какое-нибудь небольшое, да на нём и готовить парней. Полдня работают, полдня учатся, даже на самоокупаемость можно поставить.

— Можно и так, вполне дельно. Но это, мне кажется, скорее для проверенных товарищей — из тех, кто уже доказал свою стойкость, но ничего пока не умеет.

— Или в горах где-нибудь, — продолжил Хосе, делая пометку в блокноте.

— Тоже вариант. Отдалённая ферма, где нет возможности вести нормальную слежку со стороны или если вдруг окажется внедрённый провокатор — передать донесение. Несколько месяцев поучатся, да все под псевдонимами и легендами, а потом бах — предприятие закрылось, рабочих распустили...

— Всё-таки настаиваешь на легендах? — Хмыкнул анархист, — параноик.

— Зато вы не параноики, — отвечаю ядовито, — вообще о понятии тайны слышать не хотите. И много наработали? Не отвечай... знаю, что немало! Но скорее громко, чем много, очень уж многие твои товарищи жизни отдают в борьбе — просто потому, что не привыкли язык сдерживать!

Хосе вздохнул, не споря — дисциплина у анархистов и правда неважная. Вожаков у них... деленьем размножаются! С одной стороны плохо, серьёзные дела так не делаются, а с другой стороны, властям и прижучить особо некого. Нет Центра!

— Легенда, Хосе! И чтоб каждый из молодняка свято уверовал, что это только он такой особенный, потому как надеются на него в будущем.

— Вскроется...

— Не везде и не сразу, зато хоть какие-то представления о конспирации получат на практике. Ну и присмотритесь заодно, кто язык держать на привязи может, а кто так... хлопушки одноразовые.

— На дело их нужно будет кинуть сразу после учёбы, — начал рассуждать Хосе, — чтоб не перегорели и самодеятельностью заниматься не вздумали. Кинуть на акцию или серию, да чтоб подальше от родных мест — меньше шансов, что опознают.

— И убрать на пару-тройку месяцев, — подхватываю я, — да чтоб с пользой время провели. На судно устроить можно на несколько рейсов. Случись что серьёзное, так шанс появится из страны морем уйти — если знать будут, как там всё устроено.

— Суда, порты, железные дороги... да, пригодится. И связи какие-никакие могут появиться.

— Самых перспективных можно пропаровозить, — и видя непонимание у собеседника, поясняю, — акция или серия акций — на судно. Акция — на железные дороги или в порт. С рабочими прощё общий язык будет находить, да и случись что — уходить от властей такому проще. Знать будут, как в порт или на вокзал проникнуть, как местным работником притворить, как на борт проникнуть. И учить! Книги нужные подкидывать, с умными людьми сводить.

— Масштабно, — с сомнением высказался Хосе, — на годы рассчитано.

— На годы, — соглашаюсь с ним, — здесь и сейчас от тебя только война мафий, столкни их лбами! И учти, здесь ни ты, ни социалисты вообще засветиться не должны! Повторюсь: переплачивай, работай чужими руками... Даже своих когда подряжать будешь, они должны быть свято уверены, что их мафиози наняли. Работают же ваши анархисты на сторону иногда?

— Не так всё просто, но... а, чёрт, да можно! Вроде как мститель наймёт, а от него провести ниточки к конкурентам... Да, можно и так.

— Отлично! А вот лагеря уже сам, от своего имени. Единственное, что прошу — обставь так, чтобы со мной не связали. В Каракасе ты слегка засветился, при серьёзной работе выйдут на меня. Если что, то обо мне ты догадался потом, но не уверен — наниматель Хесус Герреро.

— Тот бандит? Он вроде как революционера изображает?

— Он самый. Прирезали его недавно, так что следов не найдут. Я с Герреро контактировал, но кто, чего... пусть ко мне подходят, найду что ответить. А с лагерями... дескать, первые деньги от Хесуса, а потом... Если сильно настойчиво спрашивать будут...

— Найду что ответить, — перебил Хосе, — есть у меня старые задумки. Пущу по ложному следу, заодно и правительственных агентов выявить можно будет.

Взяв чемоданчик с образцами продукции, Хосе протянул мне руку, скрепляя сделку рукопожатием.

— Удачно? — С лёгкой усмешкой уверенного в завтрашнем дне государственного служащего, поинтересовался коп.

— Очень, — раздуваясь от важности, отвечаю мужчине, — считайте, тридцатку уже заработал, а при удаче и побольше!

Тридцать первая глава

Братья Алиевы стали первой ласточкой, за нас взялись уже не подростки, а взрослые турецкие националисты и исламисты. Показательно. Администрация школы и полиция разводили руками — положительная толерантность по отношению к национальным и религиозным меньшинствам действовала. Всё, что можно сделать по закону — сделано.

— Как дома, — сцепив зубы, злился отец, — когда убьют, тогда и приходите, прям родная милиция.

— Здесь повежливей, — для порядка возразила потерянная мать, прижимая к груди сумочку.

— Действительно, — едко согласился отец. До дома шли в молчании, думая о своём. Если уж пришлось подключать тяжёлую артиллерию в виде родителей... хреново в школе, совсем хреново.

Кое-что школа могла сделать: к наиболее отпетым прикрепили психологов, а в личные дела метки о неблагонадёжности. Некоторых это и правда охолодило, большинство турчат скорее играли в националистов и ярых мусульман, чем являлись ими на самом деле. В других условиях они бы стали футбольными фанатами или нашли другой способ сбрасывать подростковую агрессию.

В школе восстановили относительный порядок и ученики-европейцы свободно вздохнули.

А вот потерпевшие унизительный (максимально жёсткое задержание полицией) проигрыш братья Алиевы с арийцем-ренегатом сочли себя оскорблёнными. Сами они, получив штрафы и неприятные судебные предписания, отошли в сторону, но... друзей, родственников и единомышленников у них оказалось с избытком.

До чего-то серьёзного пока не дошло, но слова шлюха у Мирки на лбу помнили все... Татуировка оказалась такой глубокой, что кожу пришлось пересаживать. Говорят, через пару лет лоб станет таким же гладким, как раньше...

Отец на полном серьёзе готовился покупать ружьё и говорить по-мужски, трактуя человеческие взаимоотношения в духе СССР. Дескать, не совсем же они подонки? Поговорить по-человечески, да пригрозить.

— ... не надо, пап, не надо! — В очередной раз уговариваю я, — нелюди это понимаешь? Считай их нелюдями, чтоб тебе понятней было!

— Выход должен...

— Да есть выход, есть! Гадкий. Поганый, но есть!

Родные замолчали и не разговаривали со мной почти неделю. Знаю только, что за эти дни они много консультировались с адвокатами и те в один голос предлагали им переезд.

С переездом не складывалось и постаревший на полтора десятка лет отец дал наконец добро.

— Делай как знаешь, — тускло сказал он, — дед бы тебя не понял.

Я и сам не понимаю, но... потомок победителей пошёл на поклон к ультра-правым.

* * *

— Кандидат в Фи Бета Каппа Команч Эрик Ларсен! — Представляюсь, выходя в доске. Профессор не реагирует, привык к традициям студенческих братств. Среди студентов прокатились смешки, кожей ощущаю заинтересованные взгляды.

На первом курсе такие вещи ещё могут вызвать интерес, ну а потом привыкнут. Странноватых социальных и этнических групп в университете великое множество, да и одиночных чудиков предостаточно.

Благополучно ответив на не самые сложные вопросы, возвращаюсь на место.

— И как оно? — Интересуется ненавязчиво сидящий рядом Дэн Раппопорт, — кандидатом?

— Так себе, — отвечаю честно. С Дэном мы не то чтобы приятели, но хорошие знакомые. Выходец из белорусского местечка на редкость адекватный парень, что не часто встречается у провинциальных евреев. Вечно они что-то кому-то доказывают и комплексуют по поводу и без.

Дэн абсолютно адекватный и совершенно не заморачивается религиозными и расовыми глупостями, привычными в этом времени. Учится на экономиста, занимается борьбой и потихонечку подыскивает девушку — нравятся светленькие и кареглазые, и главное (!) не еврейки.

О семье предпочитает не распространятся, отмалчиваясь и уводя разговоры в сторону. Знаю только, что семья у него ультра религиозная и Дэн — белая ворона, порвавший все отношения с ними. На университет заработал сам как журналист, сотрудничает с полудюжиной газет, пишёт в основном на политические темы.

Взрослый, но в то же время не постаревший духовно, удивительно лёгкий на подъём. Один из немногих в этом времени, в котором чувствую ровню. Мы отчасти похожи — воспитанием, лёгким космополитизмом и умеренно-социалистическими взглядами. Но дружить... рано пока, несмотря на всё вышеперечисленное, Дэн довольно тяжёл в общении и в больших дозах невыносим.

— Считай, как в армии новобранцем, — чуть задумавшись, стараюсь подобрать близкие аналогии, — и вокруг сплошные капралы и сержанты, дрючащие тебя по любому поводу. Единственное — здесь можно уйти в любое время.

— Уйти пока нет желания?

— Пока нет, — пожимаю плечами, — если не наживу недоброжелателя, то переживу этот период без особых проблем.

— А если...

— Тогда и погляжу.

— Твои, — Дэн показал глазами куда-то вбок. И точно... Срываюсь с места и подбегаю к членам своего братства

— Кандидат в Фи Бета Каппа Команч Эрик Ларсен! — Пожимая им руки. Правила... и не мне их критиковать — пусть и выглядит это глупо и местами унизительно, но чему-то подобному в двадцать первом веке продвинутые компании обучают перспективных сотрудников. Более упорядоченно, но суть та же.

Учат заводить разговор на улицах с незнакомыми людьми, мочиться в общественных местах (без эксгибиционизма, но не всегда!), говорить речи в поддержку геев-пингвинов, просить милостыню... Программ такого рода много, и по одной из них учили меня.

* * *

Прощанье с мистером Коэном получилось недружественным. Домовладелец хватался за сердце, пытаясь обвинить меня в чёрствости.

— Эрик, мальчик мой, — я же протянул тебе руку помощи в трудную минуту?! — патетично восклицал он, — как ты можешь бросить меня в такой момент! И это твоё братство...

— Мистер Коэн, когда вы сдавали мне квартиру по сниженной цене, вы не сказали мне, что среди ваших жильцов каждый второй — параноик с манией преследования, минимум раз в неделю долбящийся ко мне в дверь с требованием выйти и разобраться со скрипом под кроватью! Не говорили о том, что по вашему мнению, я должен сидеть ночами в холле с дробовиком и револьвером, охраняя покой жильцов.

— Мальчик мой...

— Мистер Коэн, не надо... с таким обращением к человеку, не являющемуся родственником, можно заподозрить в вас гомосексуалиста.

Взгляд старого еврея метнулся в сторону, и мне стало весело — надо же, в точку попал! Не давая опомниться, давлю дальше:

— И зачем мне квартира, если половину ночей я просиживаю в холле, а вторую половину вскакиваю по три раза за ночь, потому как одному из жильцов не спится! Наймите лучше отставных полицейских, а квартиру сдайте.

Домовладелец дёрнул себя за бороду, ища аргументы. Я прекрасно понимаю, что полицейские или наёмные охранники в холле — совсем не то, что проживающий в том же доме студент престижного университета. Прежде всего, они обойдутся дороже...

Юноша из приличной семьи, который врукопашную голыми руками убил двух вооружённых бандитов (про случайность этого события не упоминаю) и в качестве хобби преподававшего рукопашный бой тем же полицейским — это статусно и отчасти престижно. А копа в холле престижным назвать сложно, скорее громким таким звоночком, что район стал опасным.