Сторан

Оставив братьев и бросив отрезанный шип на плоский камень, я подобрал свои булавы и с показушными криками нанес еще несколько сильных ударов по головам монстров. Заметив, что товарищи справились со вторым хвостом, повернулся к ним и виновато развел руками.

— Извините, что лишил вас возможности сразить хотя бы одного стаха. Но мной вновь овладела священная ярость, и я не смог ничего с собой поделать.

Братья, отвесив челюсти, переводили взгляды то на меня, то на туши дергающихся монстров, то на отрезанный хвост, который продолжали держать вдвоем. По их лицам было видно, что они только начали делать попытки осознать произошедшее.

Стоит ли говорить о той буре эмоций, которыми вскипело племя, когда Молок и Гурик притащили за хоботы туши стахов, все еще продолжающие сучить в воздухе лапами?

Теперь я мог запросто уничтожить сущность Ирамия и все что угодно сделать с его оболочкой. Судя по настроениям соплеменников, они уже считали вождем только меня.

Однако если уж сам вызвался на поединок, то следовало продолжить игру по принятым здесь правилам.

Леег. Удачная охота

Утром, уже в лесу, я задал товарищам мучивший с вечера вопрос о том, как питаются пиявкоподобные змеи. В целях наглядного пояснения Ваал отыскал в зелени древа и с силой сдавил того под присоской. Раздался писк, и из присоски выдвинулось некое подобие челюстей — две серые с металлическим отливом пластины. Здоровяк провел придушенным древом по стволу дерева и на землю, словно из-под рубанка, слетел серпантин стружки.

М-да. Такой пиявке совать палец в рот точно не следует. Заодно стало понятно, почему лезвия для местных бритвенных приборов слегка загнуты.

Мы пошли на юго-восток. Именно в ту сторону, по свидетельствам очевидцев, несло летуна. Несло, как утверждали, над самыми деревьями, а значит, он вполне мог зацепиться за какую-нибудь высокую вершину где-нибудь поблизости. Хотя Тром с Роамом ходили вчера в эту сторону, но вряд ли успели пройти далеко. Да и втроем всяко больше шансов найти зверя.

— Здесь расходимся, — скомандовал Боат, и мы ушли по обе стороны от него, но так, чтобы не потерять из виду.

Дальше продвигались гораздо медленнее — приходилось внимательно осматривать вершины деревьев в поисках зацепившейся оболочки кокона, смотреть под ноги и обходить непролазный кустарник, где могли скрываться гигантские змеи.

Когда теряли друг друга из виду, перекликались и снова сближались, идя на голос.

Проходя мимо густого куста, листья которого напоминали листья земной рябины, краем глаза заметил нечто необычное. Повернувшись, я застыл в изумлении, до хруста в суставах сжав рукоятки топориков, которые по совету друзей держал наготове в нижней паре рук, — зависнув над листвой, на меня смотрела пара глазных яблок. Собственно, на обычные глазные яблоки эти не очень-то и походили — два водянистых серых шарика с белым, круглым зрачком, окаймленным красной, волнистой линией. Но то, что это именно глаза, не вызывало сомнения. И смотрели они именно на меня. Взгляд эдакий наивно-любопытный и какой-то мультяшный.

Звать друзей я не решился. Мне и так уже было неловко постоянно напрягать их расспросами. Наверняка же эти глаза являлись чем-то, или кем-то, вполне обыденным.

Когда прошел мимо куста, зрачки повернулись за мной, но сами глаза остались на месте.

Вспомнив о цели нашей экспедиции, я вновь начал внимательно осматривать вершины деревьев. Однако и на ближайшие кусты теперь обращал более пристальное внимание. Но в следующий раз обнаружил странные глаза не над кустом, а в листве низко растущей толстой ветки. Значит они действительно здесь не редкость. Ближе к полудню я подмигнул третьей паре, пялившейся опять же из листвы какого-то дерева.

Через некоторое время Боат подозвал нас и предложил подкрепиться и обсудить перспективы дальнейших поисков.

Ваал скрылся в зарослях и вскоре вернулся с цветком кувшинного дерева.

Я с интересом наблюдал, как здоровяк отрывал лепестки, в основаниях которых оказались те самые пиалы, которые уже видел вокруг созревших кувшинов. Эти же пиалы, как и сам кувшин, были еще зеленого цвета. Отломав, товарищ поставил их на подстеленные лепестки. После чего ножом вскрыл пленку, закрывающую горлышко кувшина и разлил по пиалам белую с розоватым оттенком жидкость. В воздухе распространился приятный персиковый аромат.

Боат тем временем нарезал начиненный мясом пирог — вероятно, это и был запеченный в тесте древ.

Я выложил в общую кучу снедь, собранную Натой: какие-то овощи, похожие на сырой картофель, напоминающие по вкусу земную репу, и ломти жареного мяса.

Следуя примеру товарищей, приложился к пиале — неплохо! Напоминает питьевой йогурт.

— Слишком густой, — не разделил моего восхищения Боат. — Не умеешь ты, Ваал, кувшины выбирать. Нужно срывать те, на которых лепестки начинают подсыхать.

— А мне такой нравится, — вступился я за товарища, который в четыре руки набил рот различными яствами и никак не мог за себя ответить. Тем более, что напиток мне действительно нравился, и даже очень.

— Густой сок плохо утоляет жажду, — пояснил Боат, наполняя свою пиалу по новой.

— К тебе пришли, кивнул я ему, заметив следившие за нами глаза, висящие в листве, прямо над правым плечом Боата.

Тот фыркнул на них соком, и глаза моментально скрылись в зелени. На лице товарища не отразилось никаких эмоций. Ваал тоже никак не отреагировал.

А мне пришлось изо всех сил сдерживать желание спросить, что же это за чудо такое?

Насытившись, мы откинулись на спины и, разглядывая облака, принялись рассуждать, стоит ли идти дальше и, вследствие чего, проводить ночь в лесу. Или лучше повернуть назад, но сместиться в сторону, чтобы пройти там, где не искали.

— А эти летуны после приземления что делают? Как они соединяются в семьи?

— Самка где-нибудь поблизости находит укромное место и копает нору. Самцы разбегаются по лесу, — пояснил Ваал.

— Ищут самку?

— Нет. Сперва просто охотятся на мелкую живность и прячутся от крупных змеев и своих же сородичей. Лишь через год, став полноценными стахами, выжившие объединяются в группы до пяти особей и отправляются на поиски самок, которые так и сидят в норах, впав в спячку. Найдя самку, самцы усиленно откармливают ее в течение еще одного года. Лишь после этого семья становится полноценной и готова к размножению.

— Что если тот летун, которого мы ищем, самец, и после приземления удрал невесть куда?

— Значит, нам не повезло, — развел руками Боат.

— А эти обрывки кокона, на которых разлетаются молодые стахи, белого цвета? — задал я очередной вопрос.

— С чего ты взял?

В ответ лишь пожал плечами. Не объяснять же, что существует мир, где живут насекомые, именуемые пауками, которые плетут сети и скручивают коконы из белоснежной паутины.

— Естественно, серые. Такие же, как и нить.

— Не те ли лохмотья мы ищем? — я указал правой парой рук на какие-то серые тряпки, свисавшие меж ветвей дерева, напоминавшего по форме земную ель, но, в отличие от ели, лиственном.

Тут же припомнил, что уже видел такие же лохмотья на полпути сюда, сразу после того, как впервые встретился с глазами. Но я-то искал нечто похожее на белый купол парашюта.

Сообщить о виденном ранее обрывке кокона не дала поднявшаяся суета. Мы поспешно собрались и под командованием Боата начали по спирали обследовать местность вокруг дерева. Искали нору, которая, как сообщили товарищи, должна быть присыпана ворохом сухих веток и заплетена паутиной.

Я не спрашивал, как будем выкуривать паучиху из норы, ибо полагал, что все увижу собственными глазами, разумеется, в случае удачных поисков.

Однако поиски закончились неудачей. Прошерстив лес в радиусе не менее двух тысяч шагов, мы поняли, что летун, скорее всего, оказался самцом, убежавшим за прошедшие сутки невесть куда.

Когда закончили поиски, солнце уже скрылось за верхушками деревьев. О возвращении в деревню нечего было и думать. Потому начали готовиться к ночлегу. Облюбовав широкую поляну, Боат вырубил растущие вокруг кусты и отнес охапки пышных веток к центру. Мы с Ваалом заготовили колья полутораметровой длины и толщиной в три пальца.

Закончив с вырубкой кустов, Боат начал забивать принесенные нами колья, ограничивая круг диаметром в три шага. Расстояние между кольями — шаг. Мы теперь заготавливали длинные гибкие ветки растения, напоминавшего наш земной орешник, которые товарищ тут же вплетал меж кольев.

Когда плетень был почти готов, мы бросили к ногам Боата последние охапки гибких веток и приступили к заготовке сушняка для костра.

Наконец для ночлега все готово, и вместе со стремительно охватывающей лес темнотой, в ограждение вплелись последние ветки. Ваал разжег костер, а Боат, достав небольшой кожаный мешочек, посыпал ограждение каким-то порошком. Позже товарищи просветили меня, что порошок является измельченными семенами плима, которые раздражают кожу змея. Сделав вид, что все понял, я мысленно вздохнул по поводу не высказанного вопроса о загадочном растении, дающем эти самые семена.

Судя по тому, что друзья не сняли боевую сбрую на ночь, порошок всех проблем не решал. После скромного, молчаливого ужина (ночью в лесу не принято разговаривать), я лег так же, как и они, спиной к костру, положив перед собой топорики. В течение ночи пытался несколько раз опрокинуться на спину, но колчан с восемью дротиками всякий раз мешал это сделать. Так и дремал до утра, временами разворачиваясь головой то к Ваалу, то к Боату, чтобы перевернуться на другой бок и при этом остаться лежать спиной к костру.

Утром вернулись к месту вчерашнего обеда, и Ваал полез на дерево за куском кокона — тоже ценный трофей. Когда здоровяк спустился, я наконец-то рассказал об обрывке кокона, виденном ближе к деревне. Друзья вздохнули и переглянулись, словно говоря друг другу взглядами, мол, что взять с больного? Ваал ободряюще хлопнул меня по плечу.

— Неизвестно, отыскали бы мы там следы летуна, — сказал он, сворачивая трофей. — Зато этот кусок точно не нашли бы.

Выяснив примерное местонахождение дерева с обрывком кокона, выдвинулись в обратный путь в том же порядке, только сместившись в ту сторону, по которой шел я. Теперь моим вчерашним путем шел Боат.

С непривычки чувствовалась заметная усталость. Усталость не столько физическая, сколько эмоциональная. Часто ловил себя на том, что задумавшись, переставал осматривать окрестности, а тупо двигался вперед, лишь машинально обходя стволы деревьев и кусты.

Любопытный взгляд висящих над листвой глаз слегка оживил мысли и возбудил вчерашний интерес. Помня о реакции на глаза друзей, я понимая, что ничего опасного в них нет, но все же дотрагиваться руками не решился, а протянул в их сторону топорик. Глаза тут же нырнули в гущу зелени. Раздвинув листву, увидел огромного, длиной не менее полуметра, слизня, устроившегося на толстой, низко свисающей ветке. На мой взгляд, он ничем, кроме размера, не отличался от земных огородных вредителей.

На голове монстра открылись щелки, и из них выглянули те самые глаза. Вероятно, зверь не воспринял меня, как угрозу, а потому его тело, будто бы расслабившись, слегка увеличилось в объеме. Глаза начали подниматься на прозрачных, не видимых невнимательным взглядом, ножках.

До меня дошло, что это есть тот самый хит, которым питаются более крупные змеи. М-да. Вот такая оказалась банальная разгадка секрета парящих глаз.

Почувствовав себя слегка обманутым, ткнул в слизня топором. Тот тут же сократился почти вдвое, и в следующий миг, словно какая-то пружина сработала внутри него. Нечто серое мелькнуло около моего лица, обдав кисловатым запахом. Над головой раздался шорох листвы. И сразу что-то чмокнуло, будто по дереву шлепнули мокрой тряпкой. На том месте, где только что сидел водянистый монстр, остался лишь слизистый след.

Хорошо, что эта гадость не хищная. Если бы она с такой скоростью кинулась на меня... Я представил облепившую лицо амебообразную массу и наглухо перекрывшую дыхание... Бр-р-р...

— Леег! — окрик Боата вывел меня из оцепенения.

Я поспешил вперед, догоняя товарищей. Однако через пару десятков шагов услышал какую-то возню за ближайшими кустами, сопровождавшуюся писком и шипением. Обойдя заросли, невольно отступил назад от увиденного.

До меня не сразу дошло, что за монстр беснуется на открывшейся моему взору поляне. Но вот непонятный клубок уперся в ствол небольшого деревца, и я смог подробнее рассмотреть участников схватки. Змей, размером не многим меньше того, которого добыл Роам, обвил кольцом тело гигантского паука. Паук отростком, напоминающим хобот, ухватил змея под присоской, сдавливая, как давеча сдавливал древа Ваал, и не давая страшным челюстям дотянуться до себя. При этом он бил змея длинным хвостом, заканчивающимся острым шипом.

Гигантская пиявка резко распрямилась, отпуская тело врага, и сделала попытку удрать. Однако не тут-то было. Противник продолжил сдавливать хоботом тело змея, при этом он упирался всеми восемью лапами, не желая отпускать такую гору аппетитного мяса. Змею удалось протащить паука за собой несколько метров, отмеченных бороздами вспаханного дерна. Наконец восьминогий перестал бить жертву хвостом и зацепился за ближайшее деревце.

Я еще более подробно рассмотрел стаха — а паук, несомненно, являлся тем самым стахом-летуном, которого мы искали. Сходство с земным пауком ограничивалось восемью совершенно паучьими ногами. Тело же было вытянутое и по форме скорее напоминало тело бабочки, если можно представить бабочку, размером со среднюю дворнягу, со слоновьим хоботом и крысиным хвостом, заканчивающимся острым шипом-жалом. Вместо двух больших фасетчатых глаз, присущих земным бабочкам, голову стаха увенчивала корона из дюжины маленьких немигающих глазок, лучащихся желтоватым свечением.

Меж тем гигантская пиявка продолжала попытки вырваться. По ее зеленому телу пробегали бугры мышц, задействованных в очередном рывке. Но стах продолжал сжимать добычу хоботом. Казалось, что обвивший деревце паучий хвост вот-вот лопнет от невероятного напряжения.

Мелькнула шальная мысль — чиркнуть лезвием топорика по его хвосту. Наверняка монстры по инерции улетели бы в заросли, словно выпущенные из катапульты.

Но тут стах плюнул в хвост змея серой нитью, которая тут же намертво прилипла к телу жертвы. Теперь паук всасывал нить, словно вермишелину, отрывая хвост противника от земли. Сопротивление сразу же ослабло, и вот уже, ловко действуя парой передних конечностей, стах начал опутывать нитью сложенную вдвое жертву.

Только теперь до меня дошло, что необходимо позвать товарищей. Оглянувшись, я не увидел их в поле зрения. Далеко ли они ушли? Не спугну ли криком стаха? Может, сначала как-то его нейтрализовать? Хотя бы временно. Но как?

Решившись, я бросил топорик во все еще цепляющийся за дерево хвост. Лезвие вонзилось в ствол, отрубив смертоносное жало.

Стах яростно зашипел и отбросил опутанную нитью жертву, словно неожиданно обжегшись об нее. Поджав под себя лишенный жало хвост, паук вытянул в мою сторону хобот и затрубил в него так жалостливо и обиженно, что я невольно почувствовал себя негодяем. Обманутый собственным чувством я так и не окликнул товарищей, и в наказание получил в грудь выстрел липкой нитью. Собственно, липким был только комочек на конце нити. Этим комочком приложило так, что вышибло из груди воздух и сбило с ног. Теперь я не мог не только кричать, но и вздохнуть.