Сторан

— Стахи — священные создания! — возмущенно поддержал соплеменника Куна эль. — Они существовали еще до того, как юные Создатели вышли из Капли.

— Когда умирает марык, его душа переселяется в новорожденного стаха, — продолжил Пана эль.

— Так значит марыки тоже древнее Создателей? — я постарался изобразить восхищенное удивление.

— Ты действительно... вождь, — сокрушенно покачал головой Куна эль, будто бы сознаваясь в бессилии перед моей непроходимой тупостью. — Марыки не могут быть древнее Создателей хотя бы потому, что сами являются их созданиями. Мы первые кого породили Семеро, дабы Мир не был пустынным.

— Да? — на моем лице снова появилось удивление. — Но если в стахах возрождаются умершие марыки, то чьи души наполняли их до того, как Создатели породили ваше племя?

— Этот вопрос только подтверждает, твое невежество, сартук.

— Хорошо, — пришлось согласиться со своей некомпетентностью. — Но, если вы считаете стахов священными животными, то почему скупаете их мертвые тела?

— Мертвое тело и есть мертвое тело, — пожал плечами Пана эль. — В нем нет души, а значит, нет ничего священного.

— Логично, — на этот раз я кивнул совершенно искренне. — Значит, если у вас найдется устраивающий меня товар для обмена, я могу поставлять мертвые тела стахов в любых количествах?

Леег. Лесными тропами

Оставив Мизгиря играть с детишками на улице, я поднялся по порожкам родительского дома. Отец точил лезвие топора бруском каменного дерева. При моем появлении прекратил работу и, отпив воды прямо из кувшина, спросил:

— Ты сегодня опять занимался своими выдумками? Сторы уже посматривают на тебя, как на блаженного.

— Однако это не мешает им пользоваться пилами и рыскать по окрестным лесам в поисках летунов, — не сдержался я от пререкания, вспоминая Трома с Роамом, которые весь последний месяц почти не показывались в селении, одержимые желанием заиметь ручного стаха.

— Почему ты прекратил совершенствовать владение оружием? Ты по-прежнему желаешь стать воином? Или, как и охоту, хочешь и это дело поручить своему зверю? Говорят, ты учишь его метать камни и сражаться булавой — оружием степных дикарей?

— Но, отец, я восстановил свои былые навыки. И, поверь, продолжаю их совершенствовать, но во взаимодействии с Мизгирем. Не вижу ничего плохого в том, что тот, кого всегда считали врагом, станет не только другом, но и боевым товарищем стора.

— Боевым товарищем? Ты говоришь о стахе, как о разумном, как о сторе. Может, ты и доверяешь ему больше, чем своим товарищам?

— Нет, конечно, отец. Я не знаю, как тебе это объяснить. Прошу тебя пока просто поверить.

Я действительно не знал, как объяснить свое отношение к восьмилапому другу тому, кто вырос в мире, не знающем таких понятий, как верный пес и боевой конь? Как передать ему те чувства, которые испытывает хозяин к своему верному питомцу? Ведь даже на Земле далеко не каждый человек смог бы понять, как можно доверять псу больше, чем большинству из окружающих людей, как можно плакать над трупом умершей лошади, выросшей на твоих глазах из забавного жеребенка.

— Возможно дело и правда в том, что ты избран создателями, — вздохнул отец. — Видел, утром в твой дом заходил Гоат. Что-то слишком часто вокруг тебя крутится этот толстый прохиндей.

— Как раз по этому поводу я и зашел посоветоваться, — обрадовался я смене разговора.

— Что нужно лавочнику?

— Он предложил сопровождать его в походе за товаром. Предлагает оплату в полтора раза больше против обычного. Правда, я не знаю размер обычной оплаты. Вот, пришел за советом.

— Сопровождать в походе торговца — неплохая практика для молодого стора, готовящегося избрать Путь Воина, — одобрительно кивнул Стик с таким выражением, будто мне предложили сходить в ближний лесок поохотиться на древов. — Но что-то не пойму, отчего вдруг этот сквалыга решил заплатить тебе больше? Может, ты не так его понял?

— Нет, отец. Я-то как раз прекрасно его понимаю. В поход я пойду с Мизгирем, который увезет в повозке груза ровно столько, сколько сможет вместить повозка, и вес, который в состоянии выдержать колеса. Конечно, придется выбирать более проходимую дорогу, но от этого и другим будет легче. В любом случае, благодаря стаху Гоат может взять в два раза больше товара, против обычного. К тому же, и как воин, в случае нападения, стах чего-то стоит. Правда он весь месяц своей сознательной жизни провел среди сторов, воюя лишь со змеями во время охоты, поэтому может статься, что не решится нападать на других сторов, даже если те окажутся врагами. Но уверен, что один вид сопровождающего нас стаха, пусть и совсем молодого, заставит призадуматься каждого любителя легкой поживы.

— Да-а, — протянул отец. — Гоат нигде не прогадает. Если твой зверь не сбежит по дороге, то выгода очевидна. Получается, не так-то много он тебе и предложил.

— А я думаю согласиться за обычную плату. Не нужна мне лишняя половина, — я решительно хлопнул по коленкам правыми ладошками и, заметив взметнувшиеся брови на лице стора, добавил: — А вот за Мизгиря возьму с Гоата еще полторы платы. Я, конечно, понимаю, что по справедливости надо бы взять пять долей, но надеюсь, что лавочник в свою очередь скинет цены на привезенный товар для всех селян. Так вот я и зашел к тебе, отец, чтобы узнать — сколько обычно платят за такой поход?

Какое-то время Стик смотрел на меня, задумчиво вертя в пальцах брусок каменного дерева, и, наконец, произнес:

— Ты мыслишь не как будущий воин, а как торговец...

* * *

За прошедший месяц Мизгирь заметно подрос. Хитиновое покрытие утратило первоначальный блеск. На одной из лап осталась заметная вмятина после сомкнувшихся в предсмертной хватке челюстей полутораметрового змея.

К панцирю молодого стаха теперь приторочена сумка с шипастой булавой. Это была идея Боата. Когда я рассказал о неудачном эксперименте с гирей, он тут же заявил, что знает какое оружие подойдет летуну.

— Ваал, покажи-ка, как ты с Мизгирем перетягиваешь палку, — обратился Боат к здоровяку.

Вообще-то я и сам не раз наблюдал за этой забавой. Ваал брался за конец метровой палки, Мизгирь обвивал хвостом другой конец, и они изо всех сил пытались перетянуть друг друга.

— Ну и что? — спросил я тогда Боата, глядя на упирающихся соперников.

— Видишь, как крепко держит хвостом палку?

— Ну?

— К шару нужно приделывать не петлю, а рукоять. Понял? Мизгирю нужно нечто вроде булавы, которыми орудуют степняки.

Через час я вырубил деревянную колотушку, а на следующий день летун уже колотил ею пойманную дичь. Того древа все же пришлось добить Ваалу, так как удары деревянной дубинки лишь слегка оглушали живучую пиявку, но к вечеру я уже подробно обсудил с кузнецом размер и вес будущей булавы.

Влепив первый раз булавой точно в челюсти крупного древа с такой силой, что те просто вылетели с обратной стороны, прорвав крепкую зеленую шкуру, Мизгирь буквально влюбился в новое оружие. Он несколько суток не выпускал булаву из хвоста, пока тот же Боат не посоветовал приторочить к панцирю стаха сумку.

Чехол изготовили из старого сапога и привязали нитью к боку летуна так, чтобы тому удобно было вкладывать и доставать булаву. Смекнув в чем дело, тот сместил сумку слегка выше, чтобы не мешала ногам, и подклеил для надежности клейким веществом.

Меж тем, помня о том, как лихо питомец зашвырнул в чащу груз, я временами задумывался о возможности научить его метать подобные гири в цель. Главным аргументом против была дороговизна самих снарядов. Решение пришло, как водится, случайно. Во время очередной охоты взбираясь по склону каменистой сопки пнул подвернувшийся под ноги небольшой осколок породы. Тот отлетел в густой куст, спугнув прятавшегося хита. Заставившее меня вздрогнуть мелькнувшее в воздухе серое тело сыграло роль ньютоновского яблока, породив идею.

Подобрал несколько булыжников, нагрузил ими стаха, а по возвращении домой, обвязал один из них нитью, оставив свободной небольшую петлю. Как и следовало ожидать, добиться от Мизгиря, чтобы он согласился метать хвостом камни, оказалось делом нелегким. И когда первый снаряд взвился в воздух и поднял фонтан пыли почти в трехстах шагах, я разразился непонятным для друзей криком "ура". Однако, восхищенные неожиданным результатом, они искренне радовались вместе со мной, громко нахваливая восьминогого друга.

Летун, в свою очередь, возбудившись от общего веселья, некоторое время радостно мигал короной глаз, попискивая и даже трубя в хобот. Затем, догадавшись о причине нашего восторга, стремглав сбегал и принес заброшенный снаряд.

Во второй раз камень улетел не так далеко, зато взлетел гораздо выше.

Дальнейшие испытания показали, что до попадания в цель Мизгирю еще далеко. Разве что в такую крупную, как созревший плод зуха. Да и то, существовала большая вероятность промаха. Зато заготовленные восемь булыжников он метал с такой скоростью, с какой мы успевали навешивать их на хвост.

* * *

В путь отправились через четыре дня.

Гоат хлопотливо бегал вокруг повозки, проверяя надежность узлов на нитях, стягивающих целую гору груза. Мизгирь, привыкший за последнее время галопом носиться по деревенским улицам, катая в колеснице детвору, порывался и тут припустить с ветерком. Поэтому мне приходилось постоянно сдерживать восьмилапого скакуна, иначе тот, не привыкнув к габаритам прицепа, непременно застрял бы в густых зарослях.

Самый тяжелый груз — челюсти змеев, запечатанные кувшины с какой-то жидкостью и кое-какие изделия из металла и каменного дерева — сложили на дно повозки. Потому, нанятые в поход парни несли на плечах самый легкий товар. Толстяк даже хотел в связи с этим фактом урезать оплату, но я намекнул, что могу подумать об увеличении аренды повозки.

Мне, как погонщику стаха, достался самый маленький заплечный мешок, размером с туристический рюкзак. Зато у товарищей тюки в диаметре не менее полутора метров. Гоат наверняка нагрузил бы и больше, ссылаясь на легкий вес, но все же путешествие большей частью должно проходить по лесным тропинкам, довольно плотно зажатым деревьями, а лавочник отправился далеко не в первый поход.

Непривычным было осознавать недоступность дротиков. На охоте вся поклажа умещалась в перекинутой через плечо сумке. Крупная добыча взваливалась на плечо, а то и просто волочилась по земле. Теперь же пришлось открутить наконечники от дротиков, чтобы не проткнуть поклажу. Впрочем, дротик и без наконечника довольно эффективное оружие. Особенно если не хочешь попортить шкуру древа. Однако, когда Мизгирь сделал попытку рвануться с тропы, неистово сигналя об обнаруженной дичи и указывая хоботом в направлении кувшинного дерева, я, удерживая его, привычно вскинул правые руки за плечо и наткнулся на широкий ремень от мешка с поклажей, прикрывающий дротики.

Позже пришлось слегка приспустить ношу и сдвинуть ремни так, чтобы хотя бы половина дротиков была доступна. Но товарищам с их гигантскими мешками приходилось рассчитывать только на топоры.

Кроме меня и Мизгиря с Гоатом отправились еще четверо. Рядом шли Боат и Ваал — куда же я без них?

Впереди выслушивал поучения отца Поут. Он в отличие от папаши не только не имел на теле ни грамма жира, но даже казался излишне худым. Несмотря на это лавочник нагрузил его не менее других.

Поут старше нас. Его День Выбора Пути прошел два года назад. Выбрав, естественно, путь торговца, он прилежно перенимал отцовскую науку.

Позади всех плелся Роам. В последние дни он со своим отцом Тромом стал предметом деревенских пересудов и насмешек. Безусловно постоянно первое место в городских сплетнях занимали мы с Мизгирем, но эти двое по популярности следовали сразу за нами. На следующий день после того, как я привел в селение лишенного ядовитого шипа летуна, Тром с сыном отправились в лес, с намерением поймать такого же. Целью не было его приручение. Просто раззадоренные подначками Боата, они возжелали вырастить стаха и единолично завладеть панцирем и всеми остальными ценностями. А когда увидели полотно, которым летун запечатал дверь в моем доме в первую ночь, то желание увеличилось многократно. И, надо сказать, удача почти улыбнулась им в первый же день. Охотники встретили-таки того второго летуна, который оставил найденный ими обрывок кокона. Однако вместо того, чтобы закидать зверя топорами и дротиками, естественно, решили поймать живьем. Обладающий великолепным обонянием летун заметил подкрадывающихся сторов и попросту сбежал в неизвестном направлении. Возможно и к лучшему, ибо каким бы молодым он не был, но удар шипа мог оказаться смертельным. Это во время охоты стахи не впрыскивают яд, чтобы парализовать жертву хватает и того, что выступает мелкими росинками из шипа. Но во время схватки с серьезным противником монстр может впрыснуть всю дозу, выработанную железой, находящейся внутри шипа.

Потеряв след сбежавшего летуна, охотники в азарте продолжали искать его еще двое суток, после чего вернулись в деревню с пустыми руками, забыв от расстройства попутно добыть хотя бы парочку древов. На этом бы все могло и закончиться, не отправься они на следующий день на обычную охоту.

Надо сказать, что Тром славился в деревне как добытчик самых больших змеев. Самый крупный экземпляр, который видел я, был длиной около трех с половиной метров. Но рассказывали, будто Тром однажды убил монстра длиною в десять шагов. Не могу представить себе ни пиявку такой длины, ни то, каким образом ее можно убить. А размеры челюстей и представлять не хочу.

Так вот, в поисках подобных экземпляров Тром обычно забредал дальше, чем остальные охотники, довольствующиеся древами, и залазил в самые непролазные чащи. Именно в таком глухом месте в тот раз они с сыном наткнулись на еще один обрывок кокона. Кто знает, сколько времени он болтался на дереве? Возможно даже не первый год. Но впечатление от находки, упав, как говорится, на старые дрожжи, возродило схлынувший было азарт. В итоге в деревню охотники вернулись через седмицу изрядно похудевшие. Правда, на этот раз Роам нес связку небольших древов .

Если первая неудача особых пересудов среди односельчан не вызвала, то теперь над охотниками начали посмеиваться. К тому же, Тром вернулся без сумки, и злые языки поговаривали, что ее стянул ночью подкравшийся змей, когда у сторов кончился порошок из плодов плима. Привыкший, что в деревне всегда восхищались его трофеями, и не выдержав насмешек, охотник через сутки снова отправился в лес, взяв с собой, естественно, и сына.

На этот раз они вернулись с хорошей добычей, но каждый второй встречный считал своим долгом ехидно поинтересоваться — скольких летунов они наловили на этот раз и когда уже отправятся на охоту за взрослыми стахами? Возможно, таким образом завистники удачливого охотника пытались его принизить, а остальные бездумно подхватывали обидные шутки, но в итоге Тром стал раздражительным и избегал встречаться с соседями. Естественно и Роам не избежал своей доли "славы". Волей-неволей им приходилось проводить больше времени на охоте, надеясь, что, не видя их, односельчане переключат интерес на какое-нибудь другое событие. Те же, наоборот, истолковывали постоянное отсутствие Трома и Роама маниакальным желанием непременно поймать молодого стаха. Хотя, я почему-то уверен, что случись кому-нибудь снова увидеть в окрестном небе летуна, в деревне мало кто остался бы. Еще никогда сторы так не жаждали встречи с этими монстрами.